Петербургские тайны. Занимательный исторический путеводитель

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

Петербург – самый необыкновенный город на земле. Гении русской литературы – все, как один, изображали его полным тайн и загадок. «Мне сто раз среди этого тумана, – признавался Федор

Достоевский, – задавалась странная и навязчивая греза: «А что как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизкий город, поднимется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото». А некоторые писали о нем прямо-таки жуткие вещи.

«Петербург, – заявлял, например, известный своим мистицизмом Дмитрий Мережковский, – исполинская могила, наполненная человеческими костями. И кажется иногда в желтом тумане, что мертвецы встают и говорят нам, живым: «Вы нынче умрете!» Не лучшего мнения был о столице Петра и великий польский поэт Адам Мицкевич, долгое время живший в Петербурге:

Вогнать велел он в недра плавуновСто тысяч бревен – целый лес дубовый, —Втоптал тела ста тысяч мужиков,И стала кровь столицы той основой.

А Николай Гумилев? И он туда же: словно предсказывая свое такое же печальное будущее – его потом расстреляли большевики, мрачно писал:

Вывеска… кровью налитые буквыГласят: «Зеленная», – знаю, тутВместо капусты и вместо брюквыМертвые головы продают.

Желчная Зинаида Гиппиус зловеще предрекала:

Нет, ты утонешь в тине черной,Проклятый город, Божий враг.И червь болотный, червь упорныйИзъест твой каменный костяк.

Даже юморист и остряк Саша Черный в Петербурге тосковал, поднимал воротник и ежился от холода и сырости:

Время года неизвестно.Мгла клубится пеленой.С неба падает отвесноМелкий бисер водяной.Фонари горят как бельма,Липкий смрад навис кругом,За рубашку ветер-шельмаЛезет острым холодком…

Даже солнечный оптимист Пушкин, с изумлением глядя на бронзовый памятник основателю города, прозванный с его легкой руки почему-то «медным», поражался: «Какая дума на челе? Какая сила в нем сокрыта?»

Конечно, есть на земле и другие таинственные и загадочные города. В Риме, например, всяческих тайн тоже – хоть отбавляй. Всякие там Калигулы, Нероны и Юлии Цезари, натворили делов. Однако климат в Италии другой – под ярким солнцем и на фоне вечнозеленых пиний все выглядит куда как веселее и бодрее. Какая там мистика, когда прямо на улицах зреют апельсины, а рядом – теплое море! А вот, если над городом непроницаемой пеленой нависли свинцовые тучи, когда в узких переулках и днем сумрачно, когда сырой туман клубится над черными каналами, а ледяной холод пронизывает до костей, да еще если вдруг подует свирепый ветер с залива, а Нева вдруг вспучится и хлынет на гранитные набережные, – то вот тогда и раздолье для тоски и мистических настроений! Б-р-р-р! Холодно и страшно!

Впрочем, о «мистике» Петербурга стали повально рассуждать только в конце 19-го начале 20 веков, когда особо проницательные уже предчувствовали грядущие грозные потрясения. А до этого местные поэты сочиняли о нем вполне бодрые, жизнеутверждающие, как сказали бы в советские времена, стихи. Придворный пиит Василий Тредиаковский, например, описывал новую столицу так:

Приятный брег! Любезная страна!Где свой Нева поток стремит к пучине.О! прежде дебрь, се коль населена!Мы град в тебе престольный видим ныне. Немало зрю в округе я доброт: Реки твоей струи легки и чисты; Студен воздух, но здрав его есть род: Осушены почти уж блата мшисты.Не отставал от него и Петр Вяземский:Блещут свежестью сапфирнойНебо, воздух и Нева,И, купаясь в влаге мирной,Зеленеют острова.

Некоторые исследователи вообще считают, что плохой климат, его вредность для человека и бедность местных почв – один из мифов Петербурга. «Достаточно посмотреть на огромные дубы и липы в этом городе, чтобы удостовериться в обратном», – пишет, например, Андрей Буровский в своей книге-исследовании «Санкт-Петербург как географический феномен». «Всем, склонным рассуждать о плохом климате в Петербурге, – продолжает он, – душевно советую, – пойдите, посмотрите на деревья в 30 метров высоты, шумящие сейчас в Ботаническом саду, на его роскошную растительность. А потом рассуждайте о бедных почвах и скверном климате».

Но дело, конечно, как мы понимаем, не только в рассуждениях о климате. Все у нас было не так, как у людей. Построили Петербург не там, где положено строить города, – а на болоте. Не сами жители выбрали для себя это место для обитания, а, повинуясь непреклонной воле лишь одного человека. Именно в нашем городе вспыхнул самый страшный в истории человечества бунт, заливший кровью всю Россию, и изменивший облик планеты. Ни один город на земле, никогда не переживал такой жестокой осады, и нигде при этом не погибло так много людей. Даже имя свое наш город менял четыре раза: сначала Санкт-Петербург, потом – Петроград, затем – Ленинград, и, наконец, снова – Петербург. Такого тоже нигде и никогда не было. Кстати, называли наш город еще и по-другому. Николай Тургенев, например, в своих дневника именовал его «Финополис», намекая на финские болота. А уже упомянутая Гиппиус вообще прозвала Петербург «Чертоградом».

Имелись ученые, которые под этот поэтический мрак подводили научную базу. Так академик Виктор Топоров считал, что «метафизичность Петербурга может быть обозначена как фабрика смерти». Он не поленился и подсчитал, что оказывается не только в наши дни, а и раньше смертность в городе превышала рождаемость. Так, в 1872, вполне благополучном году в Петербурге родилось 20 тысяч человек, а умерло – 29 тысяч. А прирост населения обеспечивался, как, впрочем, и сегодня, за счет приезжих. При этом Петербург всегда был страшно перенаселен – еще до появления советских коммунальных квартир. Так, в 1910 году на один дом в Петербурге приходилось, в среднем, 70 человек, а в Лондоне – 8, в Париже – 35. Мало было в Петербурге женщин – всего 30 проц, от общей численности населения. При царях он был на первом месте в России по алкоголизму, заболеваниям чахоткой и самоубийствам. Даже, по сведениям все того же Топорова, первые хулиганы в России появились тоже именно в Петербурге. А в простом народе, «за фабричной заставой» ценились вовсе не изящные Блок или Жуковский, а рифмоплеты сочинявшие вроде:

И – распрекрасная столица,Славный город Питинбрюх!Шел по Невскому першпекту.Сам с перчаткой рассуждал…

Впрочем, многое другое, что принято говорить о Петербурге, – тоже не более чем миф. Целый рой историков, особенно в советские времена, назойливо твердил: «Петербург построен на костях! При его строительстве погибли десятки тысяч рабочих!» А другие говорили, чуть ли не о «сотнях тысяч». На самом же деле ничего подобного не было. Современные исследователи проанализировали документы и пришли к выводу, что смертность в период с 1703 по 1717 гг. не превышала средние данные по России и ни о каких десятках, и тем более сотнях тысяч умерших во время строительства петровского «парадиза» и речи быть не может.