Петербургский рубеж. Внутренний фронт
Шрифт:
От всего этого разговора у меня осталось впечатление, что мы еще слишком мало знаем о нашем будущем, чтобы принимать какие-то конкретные решения. Конечно, понятно, что так жить дальше нельзя. Но ведь разве ж не это понимание потом толкнуло многих уважаемых людей в заговор против Государя? Разве не с самыми лучшими намерениями предъявляли они Ники свой ультиматум в феврале семнадцатого? А потом получили то, что заслужили, ибо хотели они сделать как лучше, а вышло черт-те что… Поэтому нам надо учиться, учиться, и еще раз учиться, чтобы вместо старых ошибок не наделать новых…
21 (8) февраля 1904 года, Вечер, где-то между Новосибирском и Омском, поезд литера А.
Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.
Бесконечные таежные леса,
Видимо, те же настроения обуревали и наших спутников. Смотрит задумчиво в окно Андрей Августович Эбергард. Быть может эти бесконечные леса напоминают ему седую штормовую Атлантику. Пригорюнился у вагонного окна читающий электронную книгу ротмистр Познанский. Да, правы были древние: от многих знаний – многие печали.
«Мокрый прапор» Морозов тихонько терзает в углу расстроенную древнюю гитару, и выходит у него нечто длинное и заунывное, как песня казахского акына. Радости столько, что с ума сойти можно. Старлей Бесоев не выдерживает, отбирает у прапора гитару и забирает того на внеплановый обход постов. И снова тишина…
Я знаю, какую книгу читает сейчас жандармский ротмистр, ибо сам ее ему и дал – Елена Прудникова, «Битва за хлеб». Ужасное и леденящее душу повествование о бедственном существовании российского крестьянства и о методах, какими в нашей истории Красный Император Сталин решал эту проблему. И решил, по моему мнению, ровно на сорок лет, до левацко-идиотских экспериментов Хрущева, когда все пошло вразнос. Мне было любопытно наблюдать за сменой эмоций на лице нашего милейшего жандарма. Не каждому дано узнать (слава Богу!), в какую выгребную яму может провалиться Россия так называемого «Серебряного века», если не принять экстренных мер. Правда, экстренные меры превратят «Серебряный Век» в «Век Стали и Электричества». При этом, возможно, удастся обойтись без стольких жертв, сколько их было в нашей реальности.
Жандарм осторожно отложил в сторону «читалку» и произнес:
– Господь Всемогущий, спаси и помилуй нас, грешных! – ротмистр перекрестился, и посмотрел на меня. – А вы то, Александр Васильевич, что скажете?
– А что вам сказать, Михаил Игнатьевич? – ответил я. – Вы не совсем корректно вопрос ставите.
Ротмистр вздохнул.
– Крамольная же эта книжка, Александр Васильевич, устои Империи подрывает…
– Ну да, устои подрывает… – кивнул я, притворно соглашаясь, – только учтите, что эти устои были давно уже подточены. Началось все «Указом о вольности дворянства» 1762 года, а окончательно подкосила их проведенная через сто лет Крестьянская реформа 1861 года. Теперь эти самые устои прогнили настолько, что при малейшем толчке они рухнут, вместе со стоящим на них зданием Российской Государственности. Конечно, кое-кто это понимает, и пытается что-то сделать. К примеру, тот же Столыпин, нынешний Саратовский губернатор, кстати, выдвиженец фон Плеве. Став премьер-министром России, он попытается подвести подпорки под покосившееся здание, но безуспешно. Точнее, кое-какие положительные результаты его реформа даст, но основного вопроса не решит. А основной вопрос для нынешнего крестьянства – это выкупные платежи и безземелье. И как следствие – миллионы крестьян, которые из года в год не могут выплатить эти проклятые платежи, и из-за этого живут буквально натуральным хозяйством, как в Средневековье. Какая уж тут механизация, какие удобрения? Все мало-мальски накопленное уходит на оплату недоимок по выкупному платежу. Общинные земли делятся на все возрастающее количество хозяев, что привело к тому, что крестьянский надел, в среднем составлявший в 60-х годах прошлого века 4,8 десятин на мужскую душу, нынче едва дотягивает до 2,8 десятин. А те, кто бросил свои наделы и подался в город на заработки, пополнил армию так называемых фабричных рабочих, которых нещадно эксплуатируют хозяева, а потом, когда выжмут из них все соки, выкидывают на улицу.
– Господин ротмистр, – обратился я к Познанскому, – вы хорошо знакомы с ситуацией, сложившейся в Империи? Скажите мне, кто первый заводила при массовых беспорядках? Не те ли самые бывшие крестьяне, которые в городах растеряли все положительные качества, присущие российским крестьянам, но вобрали в себя все пороки городских босяков?
– Именно так, Александр Владимирович, – угрюмо ответил тот, – из этой категории так называемого пролетариата и выходят те, кто всегда готов участвовать и в погромах, и в бесчинствах, и в сопротивлении властям. А вы что предлагаете?
Андрей Августович Эбергард, заинтересовавшись нашей беседой, подсел к нам поближе.
– Господа, – я обвел взглядом своих собеседников, – согласитесь, что при огромности фактически незаселенных просторов России слова о лишних людях звучат, по меньшей мере, издевательски. Вот Дмитрий Иванович Менделеев пророчил Российской империи к пятидесятому году миллиард населения, из которого ровно половину должны составлять великорусы, белорусы, малороссы. А вышло… Вышло так, что Сибирь и Дальний Восток так и остались малонаселенными. Не до того было людям, говорящим по-русски: все это время они отражали вражеские нашествия или истребляли друг друга.
– Так все же, – Познанский подпер щеку рукой, – есть ли выход из создавшейся ситуации? А если есть, то какой?
– Нет безвыходных положений, есть положения, в которых нет входа, – попробовал пошутить я, и кивнул за окно. – Из Европейской России надо оперативно изъять те самые сорок миллионов «лишних» мужиков и переселить их за Урал вдоль Транссиба и КВЖД. Убрать всех голодных безлошадных, кому нечего терять, но кто еще готов впрячься в работу. Это даст облегчение ныне существующему в европейской части России сельскому хозяйству и подстегнет развитие промышленности.
Жандарм покачал головой.
– Позвольте вопрос, Александр Васильевич – а где же тут связь? Как уменьшение количества населения может улучшить хозяйство, да еще поднять промышленность?
– Господа, вы можете сами сделать выводы, – ответил я. – Сокращение крестьянских хозяйств в Европейской части России увеличит наделы оставшихся. Отмена выкупных платежей и недоимок по ним стимулирует механизацию сельского хозяйства и применение минеральных удобрений (вот вам и стимул для развития соответствующих производств). Ну, а государство должно бдительно следить, чтобы этот спрос покрывался в основном за счет внутреннего российского производства, а не за счет импорта. Своего рода протекционизм, который постигнет развитие отечественного производителя.
Я слегка прокашлялся и продолжил:
– Насчет помещичьих имений. Большинство из них давно уже заложены и перезаложены, и являются таковыми лишь по названию. Государство должно выкупить их, и на базе этих имений основать то, что в нашем времени называлось совхозами. То есть – государственное сельхозпредприятие, где работники получают твердую зарплату плюс премии за хорошую работу. Это не батрак, который отрабатывает взятое в долг… Ну а теперь, господа, вернемся на минутку на землю – то есть в деревню. Урожай сам-три, сам-четыре в крестьянских хозяйствах – это просто позор. Для сравнения: в той же Германии с применением удобрений и передовых агротехнологий урожаи выше на порядок. Но если даже направить в село достаточное количество агрономов и начать продажу удобрений, то вряд ли с ходу удастся переломить вековой консерватизм крестьянской общины. В то же время община может быть и полезна. Например, как база для создания коллективных крестьянских хозяйств или кооперативов, тут важно не название. Эффективность подобных форм ведения сельского хозяйства доказали израильские кибуцы, признанные одними из самых удачных сельхозпредприятий. Ну, и общины, ставшие колхозами, могут противостоять деревенскому кулаку-мироеду. Своего рода крестьянскому Шейлоку, который нещадно эксплуатирует своих же односельчан, давая им деньги в рост под большие проценты. Он же, кулак-мироед держит единственную в деревне лавочку, в которой продает односельчанам товары с большой наценкой и он же скупает по дешевке выращенную другими сельхозпродукцию, перепродавая ее потом втридорога в городе. В этом отношении кулаку не дадут развернуться сельские потребкооперативы, крестьянский банк, который может ссудить крестьян деньгами под нормальные, не грабительские проценты, а также заготовительные конторы и прочие структуры, закупающие продукцию напрямую у производителей.