Петербургский рубеж
Шрифт:
Последний час пути — он самый тяжкий. Я, Михаил, Ольга — все приготовились к концу путешествия и немного взволнованы. Михаил, чисто выбритый, затянутый в мундир поручика кирасирского полка и трезвый как стеклышко, одну за другой нервно курит папиросы. Хрустальная пепельница в салон-вагоне вся заполнена окурками. Что у него сейчас перед глазами? Какие уроки он извлек из прочитанного и увиденного? Какие клятвы он дал себе?
Ольга, с простой прической и одетая в дорожное платье, невидящим взглядом смотрит в окно. Что она там видит — никто не знает. Не очень-то приятная судьба ожидала ее в том будущем. А самое главное, каково ей было быть последней из настоящих
Может, она погибнет от бомбы террориста в самом расцвете сил, а может, сумеет внести свой вклад в историю Российской империи. Впрочем, сие известно лишь Господу Богу. Сейчас главный для нее вопрос — сумеет ли она, как и все мы, да как и вся Россия, перебороть свой рок. Не знаю. Перед каждым из нас стараниями потомков выставлены все наши скелеты, извлеченные из шкафов истории. Почему-то мысли об этом лезут в голову именно сейчас.
Отец Иоанн молится за Россию, чтобы расцвела и воссияла могучая держава, за которой будущее в веках и тысячелетиях. Молится за всех нас, чтобы выполнили мы всё предначертанное, уклонились от сетей дьяволовых и чтобы мы не расточили данный нам Господом шанс устроить всё наилучшим способом. Молится за Ники, чтобы у него хватило твердости и мудрости избежать искушений, не сорваться в грех отчаяния и неверия. Чтобы каждый свой шаг он сверял с внутренним чувством православного христианина, который должен прожить свою жизнь по совести. Нет ничего хуже для государя, чем наказание невиновных и награждение непричастных. А такое в нынешнее царствование, к сожалению, не редкость.
Вот под паровозный гудок поезд огибает Скалистый кряж. По левую сторону от нас на горе под дождем лениво ковыряются саперы, неспешно достраивая уже никому, наверное, не нужные сухопутные укрепления. Слишком близко от города они, опасно и бесполезно близко — из-за всё увеличивающейся дальнобойности осадных и полевых орудий. И особенно из-за стреляющих навесным огнем гаубиц. Прав был генерал Кондратенко, когда говорил, что Артур надобно оборонять еще на перешейках. Приедем, надо будет разобраться, почему работы не были прекращены ввиду бесполезности, да и ненужности сей затеи.
Железнодорожные пути снова повернули, и дорога пошла вдоль русла реки Луньхэ. Впереди, за завесой дождя, показались купола строящейся гарнизонной церкви, которую здесь громко называют городским собором. А прямо за ними серая гладь Западного бассейна. Оставляя собор по правую сторону, огибаем громаду Перепелочной горы, которая уступами возвышается слева над дорогой. Всё, почти приехали. Справа за Западным бассейном виден Новый город, частично построенный, частично только подготовленный к закладке фундаментов домов.
Прямо перед нами городской вокзал. Перрон застелен красной дорожкой, выстроен почетный караул, под дождем блестят начищенные до блеска медные трубы гарнизонного оркестра. Если бы выглянуло солнце, от бликов духовых инструментов можно было бы ослепнуть.
Приехали. Денщик подает адмиральскую шинель. Поезд снижает ход. Для машиниста сейчас главная задача — остановить наш вагон у специальной метки так, чтобы дорожка оказалась прямо напротив выхода. Не представляю, как можно добиться такой точности?! Только вот машинисты, которым доверяют водить поезда императорской фамилии, как правило, делают это легко, не задумываясь.
Поезд, лязгнув буферами, встал. Ковровая дорожка точно у двери салон-вагона. Напротив — встречающие.
Наместник Алексеев — борода лопатой, мундир полного адмирала. Среди встречающих он как Исаакиевский собор среди обывательских домишек. Оркестр играет «Боже, царя храни». Почетный караул. Солдаты пехотного полка, матросы, десяток спешенных забайкальских казаков, держащих в поводу низеньких мохнатых маньчжурских лошаденок. Коньки неказистые, но неприхотливые и очень выносливые, буквально двужильные. Есть мнение, что именно с этой породы сказочник Ершов списал своего Конька-Горбунка.
На противоположном конце строя знакомые лица. Темно-зеленая пятнистая униформа, черные береты. Под распахнутыми на груди кителями полосатые тельняшки. На руках белые перчатки. Поперек груди висят короткоствольные многозарядные карабины. Почти так же были экипированы и вооружены бойцы поручика Бесоева. Как я понимаю, мы имеем честь лицезреть морскую пехоту Российской Федерации при полном параде.
Выходим. Мы идем втроем рядом, можно сказать плечом к плечу. Ольга, только что ужасно смущавшаяся и кусавшая губы, сейчас движется с каменным лицом, выпрямив спину, будто аршин проглотила. Михаил, напротив, немножко расслабился. Только кирасирский палаш, обязательный по форме одежды, всё время хлопает по сапогу, сбивая с такта. Я знаю, что чуть сзади служка поддерживает под руку отца Иоанна. А над нами плывут звуки гимна: «Боже, царя храни…»
Наместник жмет мне руку:
— Ну, Александр Михайлович, с приездом. А мы вас заждались. Как доехали? Надеюсь, без приключений? А то у нас тут хунхузы пошаливают…
— Не извольте беспокоиться, Евгений Иванович, — отвечаю я. — Доехали нормально. Кое-что приключилось на Байкале, так то только на пользу дела. Нам с вами надо серьезно поговорить, так что давайте заканчивать с церемониями. Время не ждет.
Наместник нахмурил брови.
— Понимаю, Александр Михайлович, понимаю. Порт-Артур — городишко захолустный, скучный, одна церковь, и та не достроена, один приличный ресторан, театра нет, зато кишит китайцами и японскими шпионами. Так что поговорить нам лучше будет на борту вспомогательного крейсера «Ангара», который я оборудовал для своего скромного походного быта. Не откажите, воспользуйтесь гостеприимством. Всё равно в городе размещаться бессмысленно, послезавтра выходим в поход, будем сопровождать генерала Кондратенко с дивизией, выдирать у микадо последние перья из хвоста.
Вы ведь собирались идти с нами? Не беспокойтесь, вещи ваши на «Ангару» доставят попозже, — наместник посмотрел на отца Иоанна: — Отче, благословите наши начинания. С Божьей помощью началось всё удачно, так что надо попросить у Всевышнего, чтобы так же удачно всё и закончилось.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа… — Иоанн Кронштадтский троекратно перекрестил сначала наместника, потом нас, потом офицеров свиты, потом солдат и матросов почетного караула, — …и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
— А куда поход-то, — проявил интерес Михаил, как только отец Иоанн закончил благословение, — надеюсь, в Токио?
Наместник Дальнего Востока бросил на наследника престола острый взгляд.
— А я, дорогой Михаил Александрович, и сам не знаю. Не доверяют мне союзнички, мудрят. Говорят, что в моем штабе завелся нехороший человек, который все наши планы японцам докладывает. Поймают, прикажу судить мерзавца и вздернуть его на виселице. Но не об этом сейчас разговор.