Петербургский рубеж
Шрифт:
Знаете, господа, я смелый человек, но вот по прибытии на огромный русский корабль меня ожидало самое серьезное в моей жизни испытание. Палуба этого корабля оказалась плоской, подобно полю для игры в бейсбол. Тут и там на ней были расставлены странные аппараты, назначения которых я не понимал. Меня и двух сопровождающих посадили внутрь одного такого аппарата и заставили пристегнуться ремнем к сиденью. Неожиданно всё вокруг завыло, а тонкие лопасти наверху слились в прозрачные круги. Аппарат подпрыгнул, на мгновение завис в воздухе и полетел.
Эти русские — очень жестокие люди: предупреждать же надо! А я и не знал, что
Наш полет на встречу с адмиралом продолжался примерно полтора часа. Внизу я увидел еще один корабль этой странной эскадры. Несмотря на странность форм, он был хотя бы нормальных размеров. Площадка, на которую должен был сесть наш аппарат, с высоты казалась меньше спичечного коробка. Но человек, который управлял этим аппаратом, мастерски опустился прямо в центре буквы «Н». Как ни странно, штаны мои остались сухими — видимо, я уже начал привыкать к русскому образу жизни. А то было бы как-то неудобно появляться перед адмиралом с подмоченной репутацией.
Контр-адмирал Виктор Ларионофф оказался подтянутым мужчиной, чуть старше меня. Преждевременная седина и загорелая кожа лица показывали, что свой чин он заработал не за канцелярским столом. Английский язык адмирала был вполне понятным для восприятия, и я почти не напрягался, пытаясь разобрать то, что он мне хотел сказать. Поскольку наша беседа была неофициальной, то тут же на столе появилось неизменное русское орудие пытки — самовар с чаем. Нам, американцам, помешанным на кофе, трудно понять склонность русских к чаю. Наверное, тут сказываются их азиатские корни — не знаю.
За те два часа, пока мы вместе с адмиралом и с еще одним сухопутным офицером, назвавшимся полковником Бережным, пытались выпить чай из этого чудовища, вмещавшего не меньше ведра, я узнал, какие именно события пропустил, пока тащился на джонке из Кокуры в Чемульпо. Это был полный крах, профессиональный позор и катастрофическая неудача. Если бы те японские придурки не арестовали меня тогда в Кокуре и я сел бы на пароход до Фузана, то…
Черт с ними, с теми пятью иенами и фотоаппаратом! Я имел все шансы девятого февраля быть в Чемульпо и лично наблюдать исторические события.
А в конце нашего разговора адмирал Ларионов поднял меня из глубин отчаяния к вершинам надежды. Русские не стали меня арестовывать за попытку проникнуть на фронт, как сделали бы японцы. Они даже пообещали, что если я соглашусь работать на их эскадре, дать мне возможность побывать в самых горячих местах. И все для того, чтобы я мог честно и правдиво информировать читателей моей газеты и весь мир о тех событиях, что происходят на этой войне. Мне была предоставлена возможность отсылать свои статьи и заметки посредством радио в Фузан, откуда их передавали по телеграфу в мою газету.
Но, к моему несчастью, Япония была уже блокирована, и у нас наступили дни затишья. Когда же я увидел прибытие русских броненосцев, то понял, что скоро предстоят большие дела — ведь просто так эти большие парни из базы не выходят. И точно, вчера вечером адмирал Ларионов пригласил меня к себе и предложил присутствовать при одной очень интересной операции русского флота. Корабль, который в ней задействован, не самый большой, но на нем находятся сразу два члена российской императорской фамилии. Британцы затевают против русских грязную провокацию. С провокаторами парни адмирала Ларионова справятся, но нужен честный и авторитетный журналист, который всем расскажет, как всё было на самом деле. Недолго думая, я согласился, потому что совсем отупел от безделья.
— Иес, мистер Ларионов. Нет проблем. Когда отбываем?
И вот я здесь, на этом корабле, среди людей, о которых мне предстоит писать. Крепкие парни — наверное, мы с ними сработаемся…
2 МАРТА (16 ФЕВРАЛЯ) 1904 ГОДА, ПОЛДЕНЬ.
ДВОРЕЦ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА, НАБЕРЕЖНАЯ РЕКИ МОЙКИ, 106.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.
Время идет, и мы потихоньку обрастаем нужными знакомствами в питерском высшем свете. Сегодня дворец великого князя Александра Михайловича посетил наш старый знакомый, министр иностранных дел Петр Николаевич Дурново, вместе с министром императорского двора бароном Владимиром Борисовичем Фредериксом.
Я много читал об этом почтенном и честном человеке, обладавшем огромным авторитетом у членов императорской фамилии. Если удастся с ним сработаться, то многие вопросы нам можно будет решать легко и безболезненно. Николай II и Александра Федоровна, а также вдовствующая императрица Мария Федоровна с уважением относились к барону Фредериксу, называя его Old gentleman.
Владимир Борисович, статный и высокий семидесятилетний мужчина с роскошными седыми усами, поздоровался со мной и первым делом попросил разрешения закурить. Я не стал возражать, и барон достал из кожаного футляра коричневую гаванскую сигару, которую он с удовольствием стал раскуривать.
А Петр Николаевич Дурново, на правах старого знакомого, стал излагать причину, по которой они с министром императорского двора решили нанести нам визит.
Дело заключалось в следующем. По дипломатическим каналам из Берлина пришла информация о том, что кайзер Вильгельм II и морской министр адмирал фон Тирпиц хотели бы посетить Петербург для переговоров с царем.
С одной стороны, учитывая родственные связи Гогенцоллернов и Романовых, в этом визите не было ничего необычного. Встретились кузены, поговорили о делах семейных и немного — о делах государственных, покрасовались на парадах, сфотографировались на память, да и разъехались по домам.
Но, учитывая то, что во внешней политике России произошли сильные изменения, такая встреча, несомненно, вызовет весьма бурную реакцию во Франции и Англии. И так уж подконтрольные британскому и французскому капиталу газеты словно с цепи сорвались. Они извергают потоки грязи на Россию, которая в их материалах выглядит настоящим исчадием ада.
По этой причине оба министра хотели бы обсудить со мной возможные меры противодействия той информационной войне, которую начали против России и Германии европейские СМИ. И не только европейские. Многие российские «прогрессивные» издания старались исподтишка лягнуть царя и его министров. А это уже касалось непосредственно барона Фредерикса, так как в его обязанности входила цензура всех публикаций, связанных с императорской фамилией.