Петербургский сыск. 1874 – 1883

Москвин Игорь Владимирович

К семи часам околоточные стояли в коридоре, опасаясь войти в кабинет пристава. Гадали, что могло стрястись, по какой такой надобности собраны в участке в ранний час, ведь часом позже всё равно приходили с докладами о состоянии дел в околотке, а здесь, в особенных случаях в обычае капитана Волгина отправлять посыльных с указаниями.

– Наверное, убийство – хмурился один.

– Точно, – говорил другой, – не без этого.

С хмурыми лицами входили в кабинет, украдкой бросая взгляды на озабоченное лицо Фёдора Осиповича.

– Я вас вызвал по важному делу, – начал пристав, не поприветствовав собравшихся, такое случалось не часто, видимо, слишком озабочен участковый начальник, – видимо, вы слышали, что на пустыре Языкова переулка найден убитый.

Исходя из того, что он раздет, это разбойное нападение с целью грабежа. Труп этот, по всей видимости, чухонец, приехавший в столицу подработать извозом и, скорее всего, он остановился на постоялом дворе, так как Сырная неделя началась, то заплатил за неделю вперёд, но может быть, он остановился у знакомых, поэтому расспросить надо всех, а так как вы знаете участок хорошо и вам знаком каждый житель и приезжий на доверенной вашему вниманию территории и ко всему прочему, в состоянии проверить подопечные вам околотки, то через два часа жду со сведениями о чухонце, то есть фамилией убитого, приметами лошади или саней, на которых он приехал сюда. Вас более не держу, можете быть свободными.

Фёдор Осипович поначалу сам хотел проверить все постоялые дворы. Но потом отказался от такой затеи, участок хоть и невелик, но вдруг и правда, чухонец остановился у знакомых, тогда надо проверить чуть ли не каждый дом на участке, а это, мягко говоря, задача для него непосильная, околоточные каждого жителя знают, вот задача по ним.

Путилин, усевшись в кресло, откинулся на спинку и предался размышлениям. Стоит ли послать сыскных агентов на поиски ночлежного места чухонца или довериться приставу. Штабс—капитан Евграфов толков, сметлив и служит по чести, по крайней мере о мздоимстве никто не упоминал, хотя здесь ничему верить нельзя, вот действительный статский советник Мстиславский из Вологды ставился в пример, как образец добродетели, одной рукой нуждающимся помогал, человеколюбивое общество организовал на собственные деньги, а второй мошну набивал не только деньгами купцов и деловых людей, но и в государственную казну вторую запустил, да так глубоко, что до сих пор комиссия разбирается. Но если о каждом такие мысли держать, то и доверять никому нельзя будет. Иван Дмитриевич покачал головой и взялся за чтение «Иллюстрированной недели» за 10 февраля, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

На первой странице рассказ Шкляревского «Через преграды», начало напечатано в прошлом номере, но тогда Иван Дмитриевич начал чтение и перелистнул далее, казалось в повествовании всё фальшивым и описания, и диалоги, сейчас Путилин поморщился и перелистнул дальше. Очерк о Самозванце не привлёк темой. «Сколько их ныне развелось?», – ненавязчиво мелькнуло и пропало.

В прошлом номере без указания имени автора под повестью с непритязательным названием «Золотое сердце» Путилина привлекла надпись «Из уголовной хроники», но после одной страницы не просветного бреда о графьях, подменённых детях, потайных комнатах и лживых размышлениях Иван Дмитриевич вскинул брови к верху и с досады покачал головой: «Не уж—то кто—то это читает?

Хотя бы обзор «Внутреннее обозрение»: «Защита государства безусловно требует вполне надёжной боевой армии: вопрос о сроке наличной службы новобранцев в войсках вопрос для нее вопрос жизненный; и вся военная повинность была бы бесплодна, если бы при недостаточном сроке, ограничивались лишь производством недоученных масс, которых, в стром смысле, нельзя было бы назвать войском».

Статья была продолжением споров о сроке воинской повинности на действительной службе, который ранее сократился с двадцати пятилетнего срока до двенадцати, н и этот срок был велик. Крестьянин отрывался от земли, рабочий – от заводского или фабричного места, таким образом выпадал из жизни, вот и возник вопрос о преобразовании армии, но года шли и даже Крымская кампания ничему не научила, надо двигаться вперёд, иначе, как считающаяся самой сильной армией французская почивала на лаврах, пока германские войска на начали маршировать

по улицам Парижа. Здесь давать слабину нельзя ни в оружии, ни в людях, которые обучаются владению порученным им оружием.

«По мнению воинских начальников, наиболее ответственных в образовании солдат, при наших неблагоприятных условиях необходимо, по крайней мере, прохождение каждым солдатом не менее пяти периодов летних занятий и должно ныне считаться лишь наименьшим сроком наличной службы.»

Далее в статье говорилось, что оптимальным сроком для службы остаются семь лет, тем более, что империя тянется не на одну тысячу вёрст с востока на запад и учения необходимо проводить в разных условиях.

Путилин отложил в сторону газету.

Далее целая страница отведена визиту австрийского императора Франца—Иосифа II, не обошедшего наградой в честь приезда и действительного статского советника Ивана Дмитриевича Путилина Командорским крестом 3 степени, памятуя быстрое расследование убийства военного аташе графа Аренсберга, происшедшего в столице пять лет тому и едва не поссорившего двух императоров.

Штабс—капитан Евграфов два час не выходил из кабинета, переживая за порученное околоточным задание. Казалось, что они не справятся, а в следующую минуту возрастала уверенность – ещё миг и придёт с радостным известием один из подчинённых.

Волнение не давало покоя, хотелось что—то делать, бумаги, присланные из канцелярии градоначальника, прочитаны не один раз, рапорта околоточных более не вызывали улыбок, хотелось побыстрее получить известия либо дающие повод к радости, либо к огорчению.

Путилин доверился приставу, не всё перекладывать на плечи сыскного отделения, пусть и пристава с околоточными, тем более они знают свои участки лучше, кого бы то ни было. Надо доверять, хотя и в то же время проверять, не все служат Царю и Отечеству верой и правдой, сколько раз сведения утекали к преступникам. Верно сказано: доверяй, но проверяй. Не всё в руцах Божьих, в большинстве случаев в руках человеческих, иной раз продажных и не внушающих доверия. В последнее время Иван Дмитриевич всё более и более склонялся к тому, чтобы уйти на покой. Здоровье подорвано, ноги порой перестают слушаться хозяина, внутри, словно песком засыпано. Дышать и то больно, пора в отставку. Двадцать пять лет службы, часть проведённых в засадах, переодеваниях, ножевых ран не пересчитать, несколько пуль извлечено хирургами, а он, действительный статский советник, ещё ходит, дышит и главное ловит злоумышленников. На самом деле устал, начнёт читать газету, книгу или реляцию из министерства и ловит себя на мысли, что вроде бы половину документа или рассказа прочитал, а в голове ничего не осталось, вот и приходится возвращаться к началу. Нет, пора на покой, пора, хотя грех признаться, что скоро всего лишь сорок пятый год.

Через час явился один из околоточных.

– Да, Фёдор Осипович, вы правы, сегодня на постоялый двор по Муринской старой дороге не явился ночевать постоялец.

– Так, так, – заинтересованно произнёс пристав, а у самого и глаза заблестели.

– Крестьянин Выборгской губернии Андерс Паксу, – заглянул в бумажку околоточный.

– А приметы? – Штабс—капитан Евграфов вскочил со стула, снял висевшую на крючке шинель и на ходу начал ее надевать, – что—нибудь приметное есть? Не может же не быть? – с потаённой радостью в голосе нетерпеливо сказал он.

– А как же, – околоточный приободрился, предвосхищая грядущее поощрение, – лошадь подковки имеет приметные, на каждой инициалы хозяина «А» и «П» латинскими буквами и на санях полозья железные, с правой стороны задняя часть скручена, а со второй отломан кусок завитка, потом те же полозья прибиты к деревянным направляющим и эти направляющие покрашены в красный цвет.

– Понятно, более ничего примечательного?

– Разговаривает чухонец, растягивая слова и слегка заикаясь.

– Ну, это навряд ли пригодится, я – в сыскное, – и вышел на улицу.