Петля, Кадетский корпус. Книга пятнадцатая
Шрифт:
— Так, а где все, где Сокол? — оживленно жестикулируя задал вопрос Петр Пастухов.
— Он вроде говорил, что зарезервировал нам террасу наверху, — припомнил Сергей Бражников.
В это время принц Гессен невольно подался вперед, чтобы разглядеть моих первых гостей. К тому времени давно подметил горошки с цветами, которые Марина в качестве декора закрепила на перила, ограждавшие террасу. В общем вроде как импульсивно двигаюсь вперед, показываюсь друзьям и машу им рукой. Однако все не так просто, параллельно работаю с духами, Проныра внушает Фредерику Гессену простую мысль, Борзый и Дикий немного
— Парни, я здесь, поднимайтесь! — мой призыв привел сразу к нескольким хорошо рассчитанным последствиям.
Первое, шведский принц под мороком делает шаг в сторону, ему привиделось падающий сверху облако пыли, что могло иметь место, учитывая мое появления, хотя у Марины везде идеальная чистота. Однако иллюзия от моего питомца, плюс побудительные атаки эфирных монстров делают свое дело. Далее неосторожным движением, якобы пытаясь привлечь внимание друзей неловко смахиваю вниз довольно увесистый глиняный горшок с приличным комом земли и роскошным цветком.
— БАХ! — искусственная клуба падает в аккурат на голову несчастному Фредерику.
— Аххх!!! — защита принца сработала бы на выстрел или магическую атаку, однако упавший сверху горшок в перечень опасных физических воздействий видимо не входил, а один из артефактов, который мог уберечь шведа, Гессен деактивировал немного ранее не без помощи Проныры.
— Ой, простите, — делаю вид, что все произошло чисто случайно и спешу вниз по лестнице, чтобы оказать пострадавшему первую помощь.
Естественно, первыми к месту событий успели вассалы принца Фредерика. Узнаю графа Адама Левенгаупта, барона Георга фон Герца, ну и в хвосте показывается герцог фон Вангерсхайм, парень замешкался, ведь он получил четкие инструкции от сюзерена, спрятаться и до поры не отсвечивать, однако ситуация изменилась довольно неожиданным образом, свита растерялась, позабыв о планируемом конфликте. Кажется, они пока даже не поняли, что в травме Фредерика виновна их сегодняшняя мишень…
— Ваше Высочество, как вы? — граф Левенгаупт заботливо приподнял голову сюзерена.
— Господа, чем я могу помочь? — продолжаю отыгрывать свою роль, если бы не стресс шведы давно бы сопоставили разговор Бранжника с Пастухом о пригласившем их Соколе, но пока адреналин не дает мозгам работать, ну и Проныра изрядно туманит разум…
По пути вниз подготовил простую маскировку, первым делом сбросил форменный камзол, оставшись в белой сорочке и темных брюках. Потом схватил одну из скатертей, немного скомкал ее и вроде как несу дабы подложить ткань под голову пострадавшего. На самом деле клетчатая материя закрывает некоторые детали, но самое главное служит маркером местных официантов, у них примерно такая же расцветка фартуков. Немного иллюзий и для, находящихся в стрессе, аристократов я — это спустившийся сверху половой, который стад виновником инцидента.
— В сторону, неуклюжий болван! — орет барон фон Герц.
— Брысь на кухню, ротозей, и позови свою хозяйку, — не глядя на меня дополняет Адам Левенгаупт, этот вроде сдержанный и продуманный, но кто в такую минуту будет задумываться о вежливости в отношении провинившегося простолюдина? Раньше и за меньшее укорачивали на голову.
— Михаил Соколов, вы подлец,
— Господа, вам придется объясниться, — меняю тональность, добавляю в голос властные нотки, одновременно роняю скатерть на пол, для двух шведов, происходит удивительная метаморфоза, официант превращается в графа Соколова, — Вы трое, заведомо зная кто я, нанесли мне серьезное оскорбление!
— Это ошибка, я думал что вы официант! — праведно возмутился барон фон Герц.
— То есть вы назвали меня неуклюжим болваном, а теперь еще и официантом? — специально вывожу увальня из себя.
— Да ты… вы… — задохнулся от эмоций Георг, — Провоцируете нас?
— Меня публично оскорбляют, да еще и обвиняют в провокации? — делаю намек на то, что сам барон жаждет получить вызов и оказаться в выигрышном положении, а это весьма тонкая материя. Лицо шведа багровеет от гнева!
— Граф Соколов, вызываю вас на дуэль! — фон Герц мечет громы и молнии, ноздри широко раздуты, а пальцы, сжатые в кулаки, хрустят от напряжения, вспыльчивый какой-то.
— Вы допускаете ошибку, мы и в самом деле приняли вас за персонал, — пытается хоть как-то смягчить ситуацию граф Левенгаупт.
— По крайней мере один из вас признал во мне графа Соколова и вызвал на дуэль, — киваю в сторону герцога Вангерсхайма, — К тому же находящиеся здесь аристократы слышали, что я обратился к своим друзьям, которые до того искали человека по имени Михаил.
Если шляхта и прибалты решат сыграть на стороне шведов, то еще больше усугубят ситуацию, у меня в Таверне камеры по кругу и официальный регистратор от СИБ, обязательный во всех общественных местах Первого Кадетского Корпуса, так что любой суд чести подтвердит мою правоту, а за клевету в Российской Империи спрос особый. Но думаю осторожные аристократы так рьяно поддерживать Гессена не станут, тем более я им весь заранее подготовленный сценарий сломал, да и вроде как своих целей они достигли, вызов графу Соколову брошен, и не один, зачем лишние телодвижения?
— Верно!
— Слышали!
— Так и было! — со всех сторон раздался недружный хор голосов, промолчать на призыв благородного нельзя.
— Ммм… и все же… — заколебался граф Левенгаупт.
— Вы назвали меня ротозеем и грубо прогнали прочь в ответ на мое искренне желание исправить случайную оплошность, — чеканю каждое слово, давлю ментальной силой, а Проныра ищет очередной триггер. Есть!
— Вызываю вас на дуэль, — явно жалея о содеянном произносит Адам, но сопротивляться смеси объективных обстоятельств, морального давления и иллюзий не может.
Тут вопрос такой, внушаю шведам, что со стороны все выглядит как их подлая попытка спровоцировать первокурсника, чтобы несчастный, забыв об осторожности, в гневе вызвал их на дуэль двух старших соперников, что автоматически снимало с сильнейшей из сторон артефакты-ограничители. Тогда кто-то из тройки старшекурсников обязательно должен размазать младшего по возрасту. Благородные молодые люди не хотели получить славу бретеров, не чурающихся грязными приемами, а потому сами были вынуждены потребовать сатисфакции.