Петля
Шрифт:
— Разумеется, это был выдающийся эксперимент. Мы собирались воссоздать виртуального человека — можно представить, как мы волновались. Правда, все происходило в обстановке абсолютной секретности. Это естественно. Если бы журналисты что-нибудь пронюхали, они подняли бы страшный крик, нас могли объявить изуверами. В конце прошлого века было много шума вокруг клонирования человека, и нам ничуть не хотелось во все это ввязываться. Ты, наверное, ничего и не помнишь о том времени, хотя... И проект осуществлялся строго только исследователями, имевшими
— А отец тоже не знал?
Эллиот кивнул:
— Да-а, не знал... Да и обстоятельства...
— Отец просто пострадал, как москит, застрявший в сетке?
— Нет. Вовсе нет... Ну, в общем, если уж так... — Эллиот, похоже, с трудом подбирал слова.
— Если так, то что?
Каору уже знал, что будет дальше.
— Ну, как ты догадался, мы взяли информацию о генах Такаямы незадолго до его смерти. А в это время он уже был поражен RING-вирусом. Вместе с генами Такаямы мы перетащили в этот мир и гены вируса.
— Иначе говоря, возникший в «Петле» RING-вирус — это прародитель бушующего сейчас на Земле вируса метастазного рака.
— Мы это так и поняли. Анализ геномов обоих вирусов выявил определенные сходства, которые не могли быть случайными. По нашей оплошности в процессе оживления Рюдзи Такаямы в наш мир незаметно пробрался RING-вирус. Возможно, его РНК было примешано к кишечной флоре и по неудачному стечению обстоятельств вышло наружу. По примеру других вирусов RING начал со страшной скоростью мутировать. Вот и получился вирус метастазного рака.
Все произошло так, как и предполагал Каору. Неясным оставалось только одно: как бороться с вирусом.
Каору пристально посмотрел на Эллиота:
— Так что в результате? Вы нашли способ лечения или нет?
— Хочу напомнить тебе твои слова: ты сам говорил, что ключ к разгадке у Такаямы.
— И где он сейчас?
Подперев кулаком подбородок, Эллиот с сочувствием посмотрел на Каору и щелкнул пальцами.
— Вот как? Значит, ты не разглядел? Человеческая впечатлительность в критический момент мешает принимать верные решения.
Каору затряс головой, выпрямился и откинулся на спинку кресла. Мучивший его вопрос опять был обойден. Он не понимал, к чему клонит Эллиот, его недоверие к этому человеку росло.
Эллиот что-то быстро нажал на пульте дистанционного управления, и на стену рядом с Каору опустился экран.
— Ты видел это в шлеме, но не обратил внимания. Твоя предубежденность мешает тебе ясно мыслить. Ну что же, это поправимо.
Каору казалось, что старик разговаривает сам с собой: пищит что-то там, словно птичка, залетевшая в сад.
Каору оставалось только молча ждать. Стараясь не злиться, сдерживая раздраженные реплики, Каору уставился на Эллиота.
Наконец тот вывел на экран сцену, происходившую незадолго до смерти Такаямы. Он заранее приготовился показать ее. Эллиот лишь чуть-чуть провозился с пультом, и вот она уже на экране, ее можно смотреть.
— Ты уже пережил это однажды, давай еще раз подключимся к зрению
Эту сцену Каору видел в Уинсроке.
Через неделю после просмотра кассеты Такаяма, почувствовавший приближение смерти, вставил кассету в деку и... начал процесс своего возрождения. Бессмысленные картины сменяли друг друга. В металлической плошке начали перекатываться игральные кости... Увидев, что они каждый раз выстраиваются в определенном порядке, Такаяма, звонивший в это время по телефону, завопил диким голосом.
Как раз этот момент в зеркале, стоявшем сбоку, появилось отражение человека. Трубка, поднесенная к уху, на лице страшное возбуждение... Это и был Такаяма. Придерживая трубку возле уха, Такаяма на секунду повернулся и взглянул на свое отражение в зеркале.
В этом месте Эллиот остановил изображение и увеличил отраженное в зеркале лицо Такаямы.
— Когда ты смотрел глазами Такаямы, ты угодил в ловушку. Твое предубеждение, твоя уверенность, что этого не может быть, затуманили твой взгляд. Так часто бывает. Ну, погляди внимательно. Узнаешь?
Эллиот сделал изображение ярче.
Каору, приоткрыв рот, уставился на Такаяму в зеркале. Ему стало не по себе, сознание отказывалось принять увиденное.
На экране было перекошенное от возбуждения лицо Такаямы. Под гнетом надвигавшейся смерти оно выглядело постаревшим. Однако черты лица, острый подбородок — во всем этом было что-то особенное. Каору уже где-то видел это лицо. Он мог бы сказать, что привык к нему с рождения.
— Человек, у которого есть ключ к победе над вирусом метастазного рака, Рюдзи Такаяма, — это ты сам! — Сказав это, Эллиот ткнул своим огромным пальцем прямо в грудь Каору.
Каору отказывался верить услышанному, но безжалостная действительность все равно настигала его. Казалось, весь мир рушится, Каору чувствовал, что предан самим собой.
— Какой я дурак!
Зажмурившись, он все сильнее запрокидывал голову.
— Я хочу поддержать тебя. Поэтому давай будем сотрудничать.
Каору ничего не видел перед собой. Слова Эллиота он слышал, но смысл ухватить никак не мог. На глазах рушился его мир.
5
Каору сидел на скале, обняв колени. За ровной грядой скал простиралась долина. На красной земле повсюду виднелись белые пятна. Возвышавшиеся на горизонте скалы казались рукотворными.
Идя по гряде, Каору попал под жуткий ливень, потом все было словно во сне, и он не очень хорошо помнил, что с ним происходило. Он не знал, здесь ли, в этом ли самом месте, он спрятался в темноте, и сейчас оглядывался вокруг, словно в первый раз, всматриваясь в каждую неровность. Вполне естественно, что они ассоциировались с извилинами в мозгу. Извилины — это память, врезанная в мозг, но история его собственного мозга оставалась неясна. Каору был рожден совсем не так, как все. Он появился не как продолжатель рода, но как инкарнация цифровой информации.