Петр Аркадьевич Столыпин. Воспоминания о моем отце, 1884—1911
Шрифт:
Дом был в три этажа, и занимали его дедушка, бабушка, дядя Саша и тетя Анна со своей бывшей гувернанткой, оставшейся в доме в качестве друга. У {98} каждого члена семьи было по несколько своих комнат. Прислуги было очень много, все жили по многу лет в доме и совсем сроднились с семьей.
Бабушка очень полная, всегда спокойная и неизменно ласковая ко всем, часто звала меня к себе, рассказывала про детство своих детей, разговаривала со мной, расспрашивала про мои вкусы.
Дядя Саша шалил с нами так, что гувернанткам много труда стоило после игр с ним успокоить нас, а молодая нарядная тетя Анна брала нас гулять, дарила красивые подарки и занималась нашими туалетами.
Когда мы бывали в Москве, папa и мамa тоже принимали участие в этих приемах, что я очень любила из-за красивых безделушек, которые мамa получала во время "котильонов" и привозила всегда мне.
А как я любила, когда бабушка и дедушка приезжали на летние месяцы в Колноберже. С ними приезжали: тетя Анна, домашний доктор дедушки, Зеренин, камердинер Семен и девушка Варвара. Дом наполнялся, оживлялся и вся жизнь менялась. Для меня самым {99} удивительным было то, какими вдруг молодыми становились мамa и папa: родители, высшая инстанция во всех спорных вопросах, высшее начальство и неоспоримый авторитет - вдруг имеют высшего над собой! Почтительны, предупредительны и внимательны. Папa, всегда занимающий с мамa самое важное место в глубине коляски, садится на козлы, рядом с кучером, предварительно усадив и удобно устроив дедушку и бабушку. А когда с ним заговаривают "старшие", папa, от природы очень застенчивый, даже краснеет.
Приезжали бабушка и дедушка из Москвы в своем вагоне, который всё время их пребывания у нас стоял в Кейданах. Когда мы ездили в церковь или к Тотлебенам, бабушка говорила:
– Будете проезжать мимо вагона, посмотрите, что проводник Гвоздев поделывает.
И всегда в хорошую погоду можно было видеть Гвоздева прогуливающимся около вверенного ему вагона.
После завтрака и обеда дедушка всегда играл в безик. В Москве ему составляли партию разные родные и знакомые, а в Колноберже эта обязанность лежала на докторе Зеренине.
Отец дедушки Бориса Александровича был главнокомандующим на Кавказе, и когда я, уже взрослой, иногда давала волю своим нервам, всегда рассказывалось мне о том, как этот мой прадед представлялся как-то императору Николаю Павловичу, который его спросил:
– Как здоровье твоей жены?
– Ничего, ваше величество, благодарю, только вот нервы всё мучают.
– Нервы?
– возразил император.
– У императрицы тоже были нервы, но я сказал, чтобы не было нервов - и их нет.
{100} А когда мы были детьми, ставился нам в пример Суворов внучкой которого была моя бабка M А Нейдгарт. Ее мать, рожденная графиня Зубова, была дочерью "Суворочки", единственной дочери генералиссимуса. И с детства мне внушали один из его заветов потомству: "Не кончить дела - ничего не сделать".
{101}
Глава XVII
Когда мне было 15 лет, я первый раз попала за границу вдвоем с моим
Той осенью я плохо себя чувствовала: вечные головокружения, изводящие и меня и близких, беспричинные слезы, бледность, быстрое утомление - всё это не в шутку встревожило моих родителей.
Вообще папa терпеть не мог нытья и никаких истерик не допускал, но тут он увидел, что дело серьезно и надо меня лечить.
И вот вечером - это было в октябре - зовут меня к себе мои родители и объявляют, что на следующий день я еду с папa в Берлин на целую неделю, что я теперь большая девочка и пора мне посмотреть и заграничные города. Легко себе представить и удивление мое и радость! До тех пор, кроме переездов в Ковну и поездок в Москву, единственным моим путешествием была поездка в Либаву, когда мне было лет семь. Папa туда ехал по делам Сельскохозяйственного общества и взял мамa и меня с собой. Из этой поездки я помню лишь, что мы с вокзала ехали в карете с зеркалами, вместо стекол, так что кучера не было видно. Я спросила, как этот экипаж движется без лошадей. После этого меня дразнили моей наивностью, не предвидя, что в близком будущем все мы будем кататься без лошадей на автомобилях.
{102} Путешествие наше в Берлин удалось на славу. С того момента, что мы сели с папa в коляску, чтобы ехать на станцию, и до момента возвращения - мне было весело и легко, как в сказке, и, конечно, лучшего способа развлечься и отдохнуть родители мои придумать не могли. Кажется, впрочем, что на эту мысль навел их Иван Иванович, всё лето безрезультатно боровшийся с моим недомоганием.
Только что мы переехали границу, и поезд, швыряя вагоны из стороны в сторону, с непривычной быстротой помчал нас по новым незнакомым местам, я почувствовала себя на другой планете.
Какая разница с тихо и плавно идущими широкими русскими вагонами. И какая разница между нашими деревнями и беленькими немецкими домиками; между нашими русскими раскинувшимися на необозримые пространства полями и аккуратненькими четырехугольниками полей немецких. Всё иначе, чем у нас, и всё интересно. А когда мы приехали в Берлин, то я в начале совсем растерялась после Колнобержской тиши в шуме и сутолоке Фридрихштрассе и, как маленькая, держалась за руку папa.
Каждый день приносил новые впечатления, и осмотр такого города, как Берлин, с таким культурным и умным руководителем, конечно, не мог не дать и очень любили его.
Папa водил меня в разные кварталы города и старался осветить мне жизнь чужого народа со всех сторон, знакомил с германским искусством и историей страны, водил и в большие рестораны и в типичные "бирхалле" (пивные). Сам живо всем интересуясь, он увлекал и меня, еще ничего не видавшую маленькую провинциалку.
Рассказывал папa и о своих путешествиях, которых {103} много совершил в детстве, когда его мать подолгу живала в Швейцарии со своей дочерью, а мой отец с братьями жили с дедушкой в Вильне и Орле, где учились. На лето они ездили к бабушке и совершали по Швейцарии много экскурсий, причем непременно в третьем классе, "чтобы мальчики не баловались".
Во время одной из таких экскурсий мой отец спас жизнь одному молодому человеку, поскользнувшемуся в горах и повисшему над пропастью. Папa с опасностью для жизни, спас незнакомца и рассказ об этом приводил меня в восторг, заставляя мечтать о геройских подвигах, о спасении ближнего, о благодарных слезах спасенных...
Прошло после инцидента в Швейцарии много лет, и вот к моему отцу, уже председателю Совета Министров, является во время приема какая-то дама, оказавшаяся матерью спасенного юноши.