Петр и Петр
Шрифт:
— А вы, Груздев, имели дело с настоящими пистолетами?
— Да так особенно не имел, но случалось видеть.
— Где же вы все эти разговоры с Клятовым вели?
— Да, знаете, пол-литра купим — и к нам в Яму, а у нас почти все дома пустые стоят. В любой двор заходи и садись на скамеечку.
— Что же вы ему ответили в тот раз, когда он спросил, пойдете ли вы с ним?
— Я выпивши был и сказал, конечно, что пойду. Мне тогда надо было у него еще денег попросить, так я боялся, что он не даст, если откажусь.
— Значит,
— Да, согласился.
— А день, когда вы пойдете грабить, он не называл?
— В тот раз не называл.
— А когда же он сказал, что грабить пойдете седьмого сентября?
— Накануне сказал.
— То есть шестого сентября. В котором часу? Где?
— Вечером. Пришел ко мне в Яму часов, наверное, в девять. Старуха Анохина дома была, так он меня из дома вызвал. Пошли во двор, сели. Клятов и говорит: «Ну, Петька, наше время пришло. Никитушкин из сберкассы деньги взял. Завтра часиков в одиннадцать пойдем с тобой».
— Откуда Клятов знал, что Никитушкин взял из сберкассы деньги?
— Он про это ничего не говорил.
— Так. Значит, предложил он вам седьмого сентября идти грабить Никитушкиных. Вы согласились?
— Мне сперва страшно стало. Я хоть глупостей и много наделал, а преступлений пока еще не совершал.
Ну, Клятов бутылочку выставил. Мы с ним выпили. Потом он еще за бутылочкой сбегал. Словом, обо всем договорились. Условились, что он за мной часиков в одиннадцать зайдет и мы поедем к Никитушкиным.
Я все время очень внимательно следил за Груздевым. Он говорил охотно. Мне казалось, что он не только ничего не скрывает, но даже не хочет скрыть. Он очень многословно, с подробностями, часто лишними, рассказал, как на следующий день, то есть седьмого сентября утром, ему принесли телеграмму о том, что приезжают его друзья, припомнил точный текст, хотя никто его об этом не спрашивал. Телеграмма была в деле. Ее нашли при обыске в квартире Анохиных. Рассказал, как он решил скрыться от друзей и ушел из дома. Как он ходил по городу, зашел в кино, чтоб время протянуть. Какую картину смотрел, не помнит. Потом распил с кем-то у магазина бутылочку на троих. И обратно в тот же кинотеатр, успел на следующий сеанс.
— А деньги у вас откуда были? — спросил я.
Он тогда вспомнил про двести рублей, которые ему дал накануне Клятов с тем, что Груздев отдаст из своей доли. Об этих двухстах рублях мы уже знали из показаний Анохиных. Словом, рассказ Груздева полностью подтверждался. Потом будто бы еще раз выпил у другого магазина и еще раз пошел в кино. И опять не помнит, какую картину смотрел. Потом подстерег Клятова, когда тот зашел к нему, в дом Анохиных. Когда Клятов туда шел, так он его пропустил, а на обратном пути перехватил все-таки.
Все это он рассказывал охотно, обстоятельно, я бы даже сказал — с каким-то
Дело было так: он перехватил Клятова, когда тот возвращался из Ямы и время было отправляться к Никитушкиным.
— Как вы добрались до Колодезей? — спросил я. И вдруг Груздев ответил:
— Не помню.
— То есть как не помните? Шли вы пешком или ехали на автобусе?
— Не помню,— упрямо повторил Груздев.
— Груздев,— сказал я,— вы так подробно и ясно нам все рассказали, вы так точно помнили каждую мелочь — и вдруг вы перестали все помнить? Согласитесь сами, что это странно.
— Вы поймите, гражданин следователь,— сказал Груздев,— все дело готовил Клятов, а меня взял помогать себе. Я для храбрости крепко выпил. На такое дело в первый раз боязно идти. И, конечно, ничего не помню.
— Значит, вы не помните, как добрались до Никитушкиных?
— Нет, не помню.
— А как вошли к Никитушкиным?
— Не помню.
— Ну что, вы постучали в дверь или позвонили?
— Не помню.
— Кто вам открыл дверь?
— Не помню.
Передо мной сидел другой человек, хмурый, замкнутый. Будто подменили его.
— Где живут Никитушкины?
— Не помню.
— Где лежали деньги?
— Не помню.
— Куда вы дели деньги?
— Не помню.
— Слушайте, Груздев,— сказал я,— вы рассказываете, что выпили два раза по полтораста грамм с большими перерывами в течение целого дня. Вы человек много пьющий. Неужели вы были так пьяны, что ничего не помните?
— Клятов еще дал мне для храбрости выпить,— хмуро говорит Груздев.— Ну, я ничего и не помню.
Я вынимаю из ящика зажигалку и показываю Груздеву.
— Скажите,— спрашиваю,— это ваша зажигалка?
На зажигалке изображен человек, целящийся из пистолета. Я держу ее то вертикально, то горизонтально, и на лице у человека то появляется, то исчезает маска.
— Как вам сказать,— пожимает плечами Груздев,— вообще-то моя, мне ее когда-то друзья подарили. Но теперь я уж не знаю, моя или не моя.
— Как это понять? — спрашиваю я.
— Видите ли,— объясняет Груздев,— перед тем… Словом, перед тем, как пришла телеграмма, что мои друзья едут, я у Клятова взял в долг двести рублей. А он много раз мне предлагал продать зажигалку. Очень она ему нравилась. Десять рублей даже давал. А я не соглашался. Все-таки у меня только она от друзей и осталась. А тут он уперся. Дашь, говорит, в залог зажигалку — получишь две сотни. А мне деньги очень были нужны.
— Зачем? — спрашиваю я.
— И за квартиру я задолжал, и жене давно не давал денег. Да и потом, на такое дело шли. Всяко могло получиться.