Пётр Романов. Veni Vidi Vici
Шрифт:
На дорожке к общежитию, которое стояло чуть в стороне от учебных корпусов, есть место, которое вечером и ночью находится в полумраке, слишком большое расстояние меду фонарями, тут бы по-хорошему еще один поставить. То ли так и задумано было, то ли фонарь был, но его кто-то свалил, или вообще унес, мало ли какие нужды у людей возникают, а администрация школы решила его не восстанавливать.
И вот когда я зашел на этот участок, меня из темноты окликнули. Вот же черт, неужто сглазил, и моему спокойствию конец настал?
– Эй, Романов, куда бежишь? – я остановился и не спеша повернулся на голос. Давненько мы с тобой не пересекались. Сейчас же, похоже Агушин сам искал этой встречи. Неужели Наташка снова его послала, да еще
Агушин был как обычно не один, а в сопровождении свиты. Ну, это понятно, его отец – личный секретарь императора, а это как ни крути птица высокого полета, вот вокруг него и крутились разные типы, которые стремились подняться повыше за счет кумовства. Обычное дело, вспомни, Петруша, сколько вокруг тебя лизоблюдов ошивалось, особенно, когда ты императором стал. Вот только никто не обещал, что сыночек тоже займет высокое положение, все-таки секретарь государя – это не наследная должность, так что многие из тех, кто пытается завоевать сейчас расположение этого кретина, могут в будущем серьезно просчитаться.
– И что тебе на этот раз от меня надобно? – я не сумел сдержать презрения, когда с него перевел взгляд на как обычно торчащего у Андрюши за спиной Щедрова. – Что, опять Наташа послала, а родители так и не сумели деда Петра Алексеевича уломать на ваш брак?
– Неужели, Романов, ты хочешь сказать, что не знаешь о том, что происходит между мной и Наталией? – Агушин скривился. Ну точно получил от ворот поворот, да еще и по роже получил, вон как за щеку непроизвольно схватился.
– Представь себе не знаю, я к сестре в душу лезть не привык. Я написал письмо деду, в котором прямо спросил насчет Наталии и тебя, а то вдруг надо уже пытаться родственные отношения налаживать, а я все в морду тебя да в морду. В ответ получил письмо от деда, в котором он весьма красочно отвечает, что тебе не светит с Романовыми породниться, потому что на Наталию у него совсем другие планы, а ты, Андрюшенька, гуляй по холодку. На другую девушку взор обрати, может быть, родители хоть кого-то за тебя и сосватают. Ведь не может же быть, чтобы совсем никого не нашлось, кто на твое состояние да связи не позарился бы, – В последнее время я действительно мало связывался с этим заносчивым говнюком, да и его попытки напасть на меня свелись в большинстве своем к словесным оскорблениям, многие из которых я просто не понимал, хоть и уже практически влился в этот мир. А не понимал я их, как мне кажется, потому что у меня все еще были другие представления о том, что является оскорблением, ну а что таковым не является.
– Романов, ты бы уже заткнулся что ли, а то договоришься, на свою беду, – довольно добродушно прервал меня Щедров, и одернул Агушина, который шагнул ко мне, сжав кулаки. – Андрей, не нагнетай. Мало уже отхватывал от Романова, еще хочешь?
– Ты прав, Славик, было бы о кого руки марать, о быдло из середины третьего десятка табеля знатности. Да, Романов, то, что я захотел на Наташке жениться, и мои родители пошли мне навстречу, хоть и неохотно, но одобрив мой выбор, должно было твоего сумасшедшего деда до потолка прыгать. Ну нет, так нет. Не хотите по-хорошему, будет как всегда. Только запомни, Романов, Наташка все равно в моей койке окажется, хочет она того или не хо… – вот тут я не сдержался.
– Я тебе твои слова в глотку забью, а если ты, слизняк, хоть один палец в направлении моей сестры протянешь, то пожалеешь, что на свет появился, – прорычал я, одновременно кулаком заехав прямо в его усмехающееся рыло. Про меня пущай треплется, но гадости про Наташу я молоть языкам поганым не позволю.
Вот удара он точно не ожидал. Обычно я оборонялся, во время наших стычек, сейчас же ударил первым.
Все же эти недели, во время которых я усиленно занимался с Долговым, не прошли для меня даром, я заметно окреп, да и в схватке много нового для себя вынес. Если раньше мои удары доставляли Агушину заметные неудобства, но не были слишком опасными, и мне часто приходилось идти на хитрости, которым когда-то обучал меня бывший казачий атаман Кузьмин, то на этот раз я одним ударом уложил его на землю.
Его свита, состоящая из трех мордоворотов, кинулась на меня скопом, видимо наши прошлые стычки чем-то их все-таки научили. Щедров, кстати, не стал вмешиваться в драку, а подошел к стонущему Агушину и, покачав головой, начал помогать ему подниматься.
– Романов, ты покойник! – Удар был хорош. Агушин все еще сидел на земле и мотал головой, пытаясь прийти в себя, и орал такие вещи, что я бы покраснел, если бы в это время не отбивал атаки сразу с двух сторон, третьему нападавшему не повезло, он добежал до меня первым и получил два удара: по яйцам и в солнечное сплетение, теперь он лежал на земле, свернувшись и подвывая, периодически делая глубокие вдохи, будто ему тяжело дышать.
Я изловчился и пнул одного во взъём стопы, а когда он запнулся и начал падать, добавил локтем в шею, в область кадыка, стараясь бить не слишком сильно, чтобы не убить этого кретина ненароком. В тот момент, когда он упал, Агушин разразился совсем уж площадной бранью, в которой я уловил намек на то, что он мечтает со мной сотворить такое, на что был бы я девушкой, то такие фантазии, направленные на мою скромную особу, могли бы и польстить, но вот так как девушкой я не был, то ничего, кроме горячего желания отправить его в лазарет лечить ушибы различной степени не испытывал.
– Подожди, Андрюша, но сейчас немного занят. Сейчас разберусь с твоим миньоном, и мы поговорим о твоих нездоровых фантазиях, – дальше мне стало не до разговоров, потому что этот парень чьего имени я даже не знал, он учился на другом факультете, и, по-моему, на класс старше нас, решил атаковать.
До этого момента он явно осторожничал, а по тому, как он начал на меня наступать, стало понятно, что парень явно знаком с теми науками, которые в меня Долгов вбивает, и медлил с нападением, потому что изучал, как действую я сам. К счастью, магией мы не пользовались, это было строжайше запрещено уставом школы, вплоть до исключения без возможности подать апелляцию. К несчастью, я уже немного устал, а ведь в схватку еще не вступал почему-то оставшийся сегодня в стороне Щедров. Успешно отбив первую атаку, я отскочил в сторону, и мы принялись кружить друг напротив друга, настороженно отслеживая каждое движение противника, а потом бросились друг к другу одновременно. Серия ударов, и я покатился по земле, но тут же вскочил, а вот моему противнику досталось больше. Поднимался он гораздо медленнее, к тому же в его глазах начало разгораться бешенство. Он не просто вскочил с земли, он схватил валяющуюся в стороне от дорожки увесистую палку. Ну раз ты вот так, лучше не обижайся, я ощутил накатывающую волнами ярость. Уклонившись от очередного удара, я внезапно увидел, что он открылся. Схватить кинжал, который я носил на поясе, на манер когда-то висевшей тут шпаги, и вдарить рукоятью по дурной башке, было делом двух секунд.
Он упал, так и не выронив палку из рук, я же перешагнул через него, отшвырнул ударом ноги палку в сторону. Так как он зажимал ее в руке, процесс отшвыривания наверняка сопровождался болезненностью, потому что находящийся без сознания противник негромко застонал. Сделано же это было для того, чтобы очнувшись, он не испытал соблазна воспользоваться ею.
Вытерев рукавом кровь из-под носа и из уголка рта, все-таки меня несколько раз задели, я все же не богатырь, чтобы без последствий для себя с ратью сражаться, и шагнул в сторону Агушина, даже не делая попытки спрятать кинжал.