Петр Великий: личность и реформы
Шрифт:
Главный довод в пользу введения единонаследия состоит, по мысли законодателя, в том, что «каждый, имея свой даровой хлеб, хотя и малой, ни в какую пользу государства без принуждения служить и простираться не будет, но ищет всякой уклоняться и жить в праздности, которая (по Святому Писанию) материю есть всех злых дел». При передаче имения единственному наследнику «прочие не будут праздны, ибо принуждены будут хлеба своего искать службою, учением, торгами и прочим. И то все, что оные сделают вновь для своего пропитания, государственная польза есть, чего ради за благо изобретено чинить по сему». Чтобы у дворян не было надежды обойти этот тягостный закон, 14 апреля того же года был принят еще один дополнительный акт, который усложнял и обходный путь – возможность покупки имений для младших детей за деньги: «Ежели кадет пойдет в службу воинскую и получит себе службою деньги, на которыя себе захочет купить деревни, дворы или лавки, то ему вольно купить, однакож по седьми лет службы его; буде же в гражданской службе будучи, то по десяти лет службы его; буде же в купечестве, мастерстве будучи, то по пятнадцати летех. А кто ни в чем вышеписанном не будет, тому никогда невольно, даже до смерти».
Таким образом, с одной стороны, укрепляя помещичью собственность путем соединения вотчин и поместий, государство, с другой стороны, вводило право пользования этой собственностью в еще более жесткие
Избежать службы для дворянина петровского времени законным путем было невозможно, а незаконные пути пресекались строжайшими указами, грозившими дворянам публичными наказаниями, публикацией имен «нетчиков» на специальных досках, прибиваемых к виселицам. Страшнее морального унижения для дворянина была конфискация владений за отказ служить. Указы обещали передать доносчику часть владений «нетчика»: «а буде кто из них [дворян] на тое службу не поедут и с сего числа будут явятся на Москве и в деревнях своих, а про то кто известит, и за то у тех людей поместья, их и вотчины отписаны будут на великого государя и из тех отписных деревень некоторая часть взята будет и отдана тем людям, кто про то на того известит».
Фактически ежегодно проводились смотры дворян, после которых взрослые и недоросли зачислялись на службу без отсрочек и послаблений. Вот типичный для того времени указ о явке шляхетства на смотр (от 11 января 1722 года): «А ежели кто из оных до того срока и на тот срок приезда своего не запишет и на смотр не явится, и таковые будут шельмованы, и с добрыми людьми ни в какое дело причтены быть не могут, и ежели кто таковых ограбит, ранит, что у них отымет, и у таких а ежели и до смерти убьет, о таких челобитья не принимать, и суда им не давать, а движимое и недвижимое их имение отписаны будут на нас безповоротно». Трудно представить себе, каким бы было русское дворянство, если бы принципы Петра последовательно осуществлялись после его смерти. Подлинная эмансипация дворянства, развитие его дворянского (в европейском смысле этого слова) корпоративного сознания происходили по мере его «раскрепощения» в 30-60-е годы XVIII века, когда вначале был отменен майорат, ограничен срок службы, а затем появился знаменитый манифест 1762 года, название которого говорило само за себя: «О даровании вольности и свободы российскому дворянству». Как мы видели, оснований для акта о предоставлении свободы было больше чем достаточно. Распад служилого сословия привел не только к образованию дворянства, но и к появлению так называемых однодворцев, оставшихся как бы за чертой, отделившей привилегированных слуг царя от прочих, непривилегированных. Многие факторы оказали сильное влияние на оформление юридического статуса однодворцев. Являясь государевыми служилыми людьми, они сосредоточивались преимущественно на юге страны, на территории окраинных военно-административных округов – Севского и Белгородского разрядов – и по своему социальному и экономическому положению стояли ближе к тяглым слоям, точнее, к крестьянству, чем к служилым «по отечеству» Центра.
Однодворцы чем-то напоминают бедных идальго, шедших в авангарде Реконкисты – отвоевания Испании у мавров. Они, так же как идальго, жили на опасной окраине, как тогда называли, «украине», осваивая на свой страх и риск целинные земли, неся охрану границы и постепенно продвигаясь все дальше и дальше на юг. Несмотря на то что на однодворцев распространялись нормы поместного права, они отличались от служилых Центра своим образом жизни, вели хозяйство, как крестьяне, число же крепостных у них было незначительно. Писатель второй половины XVIII века В. Т. Нарежный в романе «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» изображает быт однодворцев, который мало в чем изменился по сравнению с петровскими временами. Вспоминая свою молодость, герой говорит: «Из таковых князей был почтенный родитель мой, князь Симон Гаврилович Чистяков. При кончине своей он сказал мне: „Оставляю тебя, любезный сын, не совсем бессчастным: у тебя довольно поля есть, небольшой сенокос, огород, садик и, сверх того, крестьяне – Иван и мать его Марья. Будь трудолюбив, работай, не стыдясь пустого титула, и бог умножит твое имущество“». Далее, описывая роман с хорошенькой дочкой соседа, княжной Феклушей, герой повествует: «Однажды, встретив ее, согбенную под коромыслом, сказал я с сожалением: „Ах, княжна! тебе, конечно, тяжело?“ – „Что ж делать“, – отвечала она, закрасневшись. Я взял ведры и донес до дому. „Спасибо, князь“, – сказала она. Я потрепал ее по плечу, она пожала мою руку, мы посмотрели друг на друга, и она сказала: „Завтра рано на заре буду я полоть капусту“, – и остановилась. „Я пособлю тебе“, – вскричал я, обнял ее и поцеловал».
Процесс оформления статуса однодворцев как особой сословной группы шел давно, но в петровское время, как и многие подобные процессы, он резко усилился. Создание регулярной армии подорвало, как уже отмечалось выше, старую поместную систему обороны, в которую и входили служилые южных окраин. Самым важным следствием преобразований для однодворцев было лишение их ряда привилегий, и прежде всего податной – свободы от платежа налогов. Правда, на протяжении XVII века служилые юга наряду со службой выполняли некоторые повинности, однако в петровское время произошла качественная перемена: однодворцы не были включены в состав регулярной армии, а их налоги и повинности стали рассматриваться как компенсация за освобождение от воинской службы. В итоге, в 1710 году однодворцы оказались в подворном тягле наряду с крестьянами, в том числе и теми, владельцами которых они являлись.
Однако окончательно статус и сословные черты однодворцев не как дворян, а как крестьян определились в ходе проведения петровской податной реформы – введения подушной подати в 1719—1724 годах. Указами о переписи населения правительство недвусмысленно выразило свое намерение включить однодворцев в подушный оклад. Вот это обстоятельство – признание однодворцев плательщиками подушной подати – стало исходным моментом при определении особенностей их юридического статуса, что само по себе было весьма сложной и запутанной проблемой, ибо отличия служилых «по отечеству» от «приборных», с одной стороны, и отличия служилых «московских чинов» от служилых юга, с другой стороны, были во многом размыты, неясны: часть московских чинов служила по спискам «украинных» Белгородского и Севского разрядов, а часть служилых этих разрядов оказалась в силу разных обстоятельств среди «московских чинов».
Если на высших ступенях чиновной лестницы проблема уточнения статуса не была особенно острой, то на низших – ближе к «приборным» – она резко обострялась, так как здесь шла речь о жизненно важных вещах – быть признанным дворянином и принадлежать к привилегированному «благородному» сословию или стать «подлым» крестьянином, тяглецом. Именно так в Петровскую эпоху ставился вопрос для большинства однодворцев. Власти в полной мере использовали механизм податной реформы для проведения четкой границы между шляхетством (дворянством) и однодворцами. Запись в подушный оклад автоматически освобождала от явки на дворянские смотры, но зато влекла за собой распространение на положенных в тягло однодворцев законов о пресечении бегства тяглецов и т. д. В 1724 году Сенат распорядился, что спасением от подушного оклада не является даже грамота из Герольдмейстерской конторы, подтверждающая принадлежность ее владельца к дворянству, если такие однодворцы-дворяне «на полки уже росписаны и книги окончаны». Таких предписывалось «из подушного оклада не выключать, чтоб тем не учинить в распоряжении полков какого помешательства». Так и появлялись тяглые княжеские фамилии, подобные княжескому роду Симона Чистякова и их соседей.
Был еще один примечательный момент в определении юридического статуса однодворцев как недворян, близких по своему положению к крестьянам. В 1724 году ревизор Азовской губернии А. А. Мякинин писал, что «однодворцев причесть к помещикам невозможно, ибо оне хотя и имеют по стольку дворовых людей, но только самое мизерство, понеже они и сами земледельцы, и потому положены в подушный оклад и потому равны они тем своим людям».
Иначе говоря, социально-экономическое положение однодворцев, по мнению ревизора, является причиной распространения на них податного статуса, тягла, и одновременно тягло, положенное на однодворцев, является причиной приравнивания их к крестьянству. При этом следует отметить, что правительство Петра, заинтересованное в сохранении на опасных южных границах контингента нерегулярных воинских сил, а также в освоении южных окраин, не пошло на полное превращение однодворцев в рядовых крестьян. Они сохранили право душевладения, купли-продажи земельных владений, власти препятствовали закрепощению однодворцев – тенденции, ставшей характерной по мере продвижения в XVIII веке крупного феодального землевладения на черноземы юга.
Однодворцы не являлись особым сословием. Они вошли в состав оформленного тогда же сословия государственных крестьян – нового социального образования, возникшего в ходе петровских социальных реформ.
Впервые мысль о формировании новой сословной категории возникла в 1723 году, когда Петр (согласно записи в журнале Сената) сказал: «Государственныя крестьяня разумеются ясачники, половники, однодворцы и протчия тем подобныя; мордва, черемиса, что в указе изьяснить». В 1724 году новый термин был окончательно уточнен. Согласно «Плакату о подушной подати», новый налог будет взиматься «с государственных крестьян, то есть с однодворцев, с черносошных, с татар, с ясашных и Сибирской губернии пашенных, прежних служеб, копейщиков, рейтар, драгун, солдат, казаков, пушкарей, затинщиков и разсылщиков и всякого звания людей, которые в поголовную перепись написаны и в раскладку на полки положены». Как видим, под термином «государственные крестьяне» законодатель подразумевал самое разнообразное тяглое население. Наиболее значительными группами оказались черносошные крестьяне Русского Севера, так называемые ясашные крестьяне (русские и иноверцы) Поволжья, а также знакомые нам однодворцы юга. Кроме них в новообразованное сословие вошли крестьяне Сибири – так называемые пашенные крестьяне, отправляющие работную повинность – обработку «государевой десятинной пашни», оброчные крестьяне, а также «разночинцы» – осевшие в Сибири поселенцы из различных категорий: служилых, посадских, церковников и т. д. Общая численность государственных крестьян была значительна – не менее 20% от общего числа тяглых, то есть свыше 1 миллиона душ «мужеска полу». Чем же были объединены в единое сословие поморы Беломорья, татары Казанской губернии, однодворцы Верхнего Ломова или Ельца, пашенные крестьяне Илимска, что их связывало воедино? Ответ очевиден: акция Петра по образованию сословия государственных крестьян носила типично фискально-полицейский характер. Основанием для «шитья» лоскутного одеяла нового сословия служило то обстоятельство, что все эти мелкие сословные группы никому лично не принадлежали, то есть не находились в крепостной зависимости. Поэтому государство решило унифицировать всю эту пеструю совокупность свободных людей, превратить в единое, контролируемое сверху сословие. Необходимо признать, что в петровский период политика самодержавия в отношении служилых и свободных от служб групп населения приобрела отчетливо выраженную тенденцию к ограничению их прав, сужению их возможностей в реализации тех преимуществ, которые у них были как у людей, лично свободных от крепостной зависимости. Формально все категории, вошедшие в новое сословие, объединялись на основе уплаты повышенной (по сравнению с владельческими крестьянами) подушной подати. Эта прибавка рассматривалась как проявление «тяглой справедливости», ибо государственные крестьяне не были обязаны платить подати своим помещикам и при равном с помещичьими крестьянами государственном налоге оказывались «во льготе», чего власти, заботившиеся о «тяглой справедливости», допустить не могли. Уже само объединение различных по своему положению групп населения в единое сословие государственных крестьян было не только и не столько финансовым, податным, но и важным социальным мероприятием. Его конечная цель состояла в установлении более жесткого государственного контроля, в ограничении юридических прав и возможностей свободных людей, всего народа. Конечно, эти ограничения не похожи на те, что налагал на своих крепостных крестьян помещик, они имели публично-правовой характер. Но, учитывая общие тенденции развития жесткой социальной политики самодержавия в петровский период, все же нужно признать, что «сочинение» великим реформатором России нового сословия государственных крестьян, привязанных к тяглу, ограниченных в территориальном и социальном перемещениях, превращало входившие в него категории в своеобразных крепостных государства, причем превращение их просто в крепостных крестьян какого-либо владельца делалось в XVIII веке одним росчерком пера самодержца. В эпоху, предшествующую Петровской, власть самодержца как верховного суверена распространялась на все население, однако это верховное право не трактовалось как право помещика распоряжаться своими крестьянами. Но вследствие глубинных социально-экономических процессов, шедших в стране, резко усилилась зависимость от самодержавного государства некогда лично свободных людей, и именно таким стало право монарха в отношении государственных крестьян в послепетровскую эпоху, когда сделалось нормой «дарить» помещикам государственных крестьян – формально свободных подданных. Петровские реформы принесли важные изменения и в положение подавляющей массы подданных – крестьян, являвшихся собственностью светских и духовных феодалов. До петровского времени сохранялось традиционное деление крестьян светских владельцев на «помещиковых» и «вотчинниковых» – по типу земельной собственности.