Петр Великий. Ноша императора
Шрифт:
Правда, на некоторое время Петру снова полегчало. На Рождество он почувствовал себя настолько бодрым, что решил по традиции объехать дома петербургской знати в сопровождении певцов и музыкантов. В Новый год монарх любовался фейерверком, а в Крещение отправился на Водосвятение, где вновь подхватил простуду. В эти же дни ему в последний раз довелось принять участие в заседании Всепьянейшего собора, которое было посвящено избранию преемника недавно умершему «князю-папе» Бутурлину. Для избрания нового «папы» был собран шутовской конклав «кардиналов» под предводительством восседавшего на бочке Бахуса. Петр лично запер «кардиналов» в особой палате, запретив им выходить, пока не будет избран новый «папа». Дабы помочь собранию сделать правильный выбор, «кардиналам» было велено каждые четверть часа выпивать по ковшу водки. «Заседание» продолжалось всю ночь, а наутро члены «конклава», едва державшиеся на ногах, объявили имя избранника. Им оказался ничем не примечательный чиновник. В тот же вечер новоизбранный глава Собора дал пир, на котором гостей потчевали медвежатиной, волчатиной, лисятиной и крысятиной.
К середине января некоторое охлаждение между Петром и Екатериной, возникшее из-за истории с Монсом, казалось, сошло на нет. Вместе с супругой император посетил шутовскую свадьбу одного из своих денщиков. В том же месяце он побывал на ассамблеях в домах Петра Толстого и адмирала Крюйса. Однако 16 января болезнь возобновилась и вынудила царя слечь в постель. Доктор Блументрост созвал консилиум, на который вновь был приглашен Горн. Проведя мягкое зондирование, врачи обнаружили у Петра воспаление мочевого пузыря и кишечника, причем настолько серьезное, что были основания подозревать гангрену. Не зная средства, которое могло бы остановить столь далеко зашедший процесс, Блументрост и его коллеги срочно послали курьеров к двум европейским светилам – доктору Бургаве из Лейдена и доктору Шталю из Берлина – с описанием симптомов болезни и отчаянной мольбой о помощи.
Тем временем соблюдавшему постельный режим Петру слегка полегчало. Он вернулся к работе и, вызвав к постели Остермана и других министров, провел с ними совещание, затянувшееся на всю ночь. 22 января он беседовал с герцогом Голштинским и обещал, как только поправится, поехать с ним в Ригу. Но на следующий день государю вновь стало хуже. Он призвал священника, исповедался и причастился. Затем к его ложу были допущены Толстой, Апраксин и Головкин. В их присутствии император повелел помиловать и освободить всех осужденных преступников, за исключением убийц, и даровал прощение молодым дворянам, уклонявшимся от службы. Потом он обратился к рыдающему Апраксину и другим сановникам с просьбой в случае его смерти не дать в обиду проживающих в Петербурге иноземцев. И наконец, верный своему обычаю вникать во все мелочи, подписал два указа: об упорядочении рыбной ловли и о торговле клеем.
К вечеру 26 января императору стало чуточку лучше, и доктора поговаривали о том, что, возможно, ему будет позволено встать и пройтись по комнате. Ободренный Петр сел в постели и поел немного овсяной каши. И тут же с ним приключился припадок. Тело царя сотрясали такие конвульсии, что все присутствующие решили – пришел конец. Во дворец были срочно созваны сенаторы, высшие чины гвардии и другие сановные вельможи, чтобы по очереди дежурить у постели умирающего. Петра одолевали приступы нестерпимой боли, и Остерман умолял государя оставить все дела и думать только о себе. Мучения были настолько сильны, что Петр не мог сдержать криков и стонов. Монарх беспрестанно каялся в своих прегрешениях, два раза принимал святое причастие и получил отпущение грехов. 27 января с ним был архиепископ Феофан Прокопович, в присутствии которого Петр страстно воскликнул: «Господи, верую и уповаю», – а затем как бы про себя добавил: «Верую, Господи, что ты простишь мне многие прегрешения за то добро, что старался сделать я для своего народа».
Все это время Екатерина ни днем ни ночью не отходила от ложа супруга. В какой-то момент она посоветовала ему простить по-прежнему пребывавшего в немилости Меншикова, дабы примириться со Всевышним и обрести душевный покой. Петр согласился, и князь был допущен к монарху, который простил его – теперь уж последний раз. 27 января, в два часа пополудни, видимо желая прояснить вопрос о престолонаследии, император приказал принести ему перо и бумагу. Получив требуемое, он написал «Отдайте все…», но тут перо выпало из ослабевшей руки. Писать Петр не мог и послал за дочерью Анной, собираясь продиктовать ей завещание. Однако, когда цесаревна явилась, он уже впал в беспамятство [51] .
51
История с последними словами «Отдайте все…» – тоже легенда. Скорее всего, Петр надеялся поправиться: у него и раньше случались тяжелые приступы болезни, на смену которым затем приходило облегчение. – Примеч. ред.
В сознание император больше не приходил, только стонал. Екатерина часами стояла у его изголовья и молилась о том, чтобы смерть избавила его от мучений. Наконец 28 января 1725 года, в тот момент, когда императрица произносила слова молитвы «Господи, прими душу праведную», Петр Великий на пятьдесят четвертом году жизни и сорок третьем году царствования отошел в вечность.
Эпилог
Точная причина смерти Петра с медицинской точки зрения так и не была установлена [52] . Профессор Герман Бургаве, знаменитый лейденский врач, получил описание симптомов болезни императора, срочно отправленное Горном и Блументростом, однако не успел отправить свои рекомендации, как прибыл второй гонец с извещением о кончине Петра. Бургаве был ошеломлен. «Бог мой, – воскликнул он, – возможно ль это? Как жаль, что такой великий человек скончался, в то время как медицина, возможно, могла спасти ему жизнь». Позже, в разговоре с придворными медиками, Бургаве выразил уверенность в том, что, если бы болезнь не запустили и проконсультировались с ним раньше, он, скорее всего, сумел бы исцелить Петра и император прожил бы еще долгие годы. Об этом известно из воспоминаний племянника Бургаве, тоже врача, ставшего впоследствии лейб-медиком Елизаветы. Стоит, однако, отметить, что Бургаве так и не рассказал своему родственнику, какие именно средства употребил бы он для лечения и какой, собственно, недуг намеревался лечить. К уверениям профессора можно отнестись с сомнением хотя бы потому, что сам он больного не осматривал и не знал, что при вскрытии в области мочевого пузыря было обнаружено нагноение, близкое к гангрене, а запирающая мышца опухла и затвердела так, что ее с трудом вскрыли ножом.
52
По заключению современных медиков, смерть Петра наступила вследствие азотемии, причиной которой была либо аденома простаты, приводящая в своей заключительной стадии к задержке мочеиспускания и развитию уремии, либо развившаяся вследствие воспалительного процесса в уретре ее стриктура, то есть сужение канала, которое могло быть последствием гонореи (Яковлев Г. М., Аникин И. Л., Троханев С. Ю. Материалы к болезни Петра Великого // Военно-медицинский журнал. 1990. № 12).
Вопрос о престолонаследии решился в пользу Екатерины. Пока Петр находился при последнем издыхании, его сподвижники, в первую очередь Меншиков, Ягужинский и Толстой, решительно сплотились для поддержки императрицы. «Новые люди», вышедшие в знать милостью Петра, боялись возвращения к власти старого боярства, и недаром – им было что терять. Сообразив, что в споре о престолонаследии решающее слово останется за гвардией, они вызвали гвардейские полки и окружили дворец войсками. Солдатам напомнили о том, как Екатерина вместе с супругом делила тяготы военных походов. Гвардейцам спешно выплатили все задолженности по жалованью, причем деньги были выданы от имени императрицы. Гвардия всегда была предана Петру, а Екатерина и прежде пользовалась популярностью как у офицеров, так и у солдат, так что принятые меры легко обеспечили ей поддержку войск. Тем не менее законность восхождения на престол лифляндской крестьянки, бывшей сперва любовницей и лишь впоследствии супругой самодержца, оставалась сомнительной. Весьма серьезным претендентом был великий князь Петр, девятилетний сын царевича Алексея. Он доводился внуком покойному императору, был его прямым потомком по мужской линии, а стало быть, в соответствии с русской традицией, законным наследником. Так рассуждала значительная часть старой знати, духовенства, да и народа в целом. Древние родовитые фамилии, такие как Долгорукие и Голицыны, связывали с его именем возможность вернуться к власти самим и повернуть вспять реформы Петра.
Решающее столкновение произошло в ночь на 27 января, за несколько часов до кончины императора, когда сенаторы и вельможи собрались во дворце, чтобы решить вопрос о наследнике. Князь Дмитрий Голицын, принадлежавший по рождению к старинному боярству, проживший много лет за границей и считавший, что монарх должен делить власть с аристократическими родами, предложил компромиссное решение: императором провозгласить Петра Алексеевича, а Екатерину сделать регентшей, с тем чтобы она правила совместно с Сенатом. Это предложение вызвало возражения Петра Толстого, имя которого было неразрывно связано с судом и смертью царевича Алексея. Не без основания опасаясь воцарения сына Алексея, он с горячностью уверял, что правление малолетнего пагубно для страны, что государству необходим сильный, умудренный опытом монарх и что именно поэтому покойный император короновал свою супругу. Эти слова были встречены одобрительными возгласами невесть откуда появившихся в зале офицеров Преображенского и Семеновского полков. В то же время снизу, с улицы, донесся бой барабанов. Собравшиеся во дворце вельможи бросились к окнам и, вглядевшись в темноту, увидели плотные ряды оцепивших дворец гвардейцев. Князь Репнин, командующий Петербургским гарнизоном и видный сторонник аристократической партии, с возмущением спросил, кто осмелился привести сюда войска без его ведома. «Я велел им прийти сюда, – твердо заявил гвардейский подполковник Бутурлин, – по воле императрицы, которой всякой подданный должен повиноваться, не исключая и тебя». Солдаты, у многих из которых на глазах были слезы, разразились криками: «Если мы лишились отца, то наша мать еще жива!» Понятно, что, когда в такой обстановке Апраксин призвал провозгласить «Ея величество самодержицей со всеми правами, которыми пользовался ее супруг», призыв его не встретил возражений.
Затем заплаканная сорокадвухлетняя вдова вошла в комнату, опираясь на руку герцога Голштинского. Едва успела Екатерина дрожащим голосом сказать, что она, «вдова и сирота», вверяет свое семейство попечению сенаторов, как Апраксин пал перед нею на колени и объявил решение Сената. Зал огласился приветственными возгласами, которые поддержали собравшиеся на улице гвардейцы. В тот же день был издан манифест, и самодержицей Всероссийской впервые стала женщина – императрица Екатерина I.
Набальзамированное тело Петра было уложено в гроб и установлено на помосте в палате, задрапированной гобеленами, подаренными императору во время его визита в Париж. Более месяца к телу допускался народ, дабы каждый мог отдать дань памяти монарху. 8 марта под завывание снежной бури гроб перенесли в Петропавловский собор. Во главе процессии шествовала Екатерина, ее сопровождали 150 придворных дам, а за ними во множестве шли вельможи, сановники, иностранные послы и офицеры. Несмотря на снегопад, никто не покрывал головы. В соборе на панихиде произнес проповедь Феофан Прокопович. В своей речи он сравнивал Петра с Моисеем, Соломоном, Самсоном, Давидом и Константином. «Что се есть? – восклицал он. – До чего мы дожили, о россияне? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем!»
Правление Екатерины было недолгим. Воссев на престол, она объявила, что будет неукоснительно придерживаться заветов почившего супруга. Будучи весьма практичной особой, государыня сосредоточила свое внимание на следующих вопросах: отменила посылку солдат на строительство Ладожского канала, позаботилась о своевременной выплате жалованья войскам, ввела новую военную форму и регламентировала проведение частых в то время воинских парадов. Она оставалась приветливой, дружелюбной и настолько щедрой, что скоро расходы на содержание двора возросли втрое. Внезапное вознесение на вершину власти не сделало Екатерину заносчивой. Напротив, она не стеснялась вспоминать о своем низком происхождении и не забыла милостями всю свою родню. Государыня отыскала своего брата, Карла Скавронского, служившего конюхом на почтовой станции в Курляндии. Он был вызван в Петербург, обласкан и вскоре возведен в графское достоинство. Вызвала Екатерина в столицу и сестер с их семьями. Обе ее сестры были замужем за крестьянами: старшая за ливонцем по имени Симон Генрих, а младшая за поляком Михаилом Ефимом. Поселившись в Петербурге, эти семьи стали именоваться Гендриковыми и Ефимовскими. Впоследствии дочь Екатерины, Елизавета, великодушно пожаловала своим худородным дядюшкам графские титулы. Так возникли графские роды Гендриковых и Ефимовских.