Петропольский цикл. Дилогия
Шрифт:
Я ворвался в особняк на канале Беринга, как торнадо на маленький заснеженный островок, где из сугробов торчат две печные трубы, и тут же был скручен Химерой. Она напрыгнула откуда-то сверху, повалила на пол, попыталась скрутить и надеть что-то металлическое на руки. Я отплевывался, пытаясь закричать, и барахтался как утопающий на ломком весеннем льду. В конце концов мне удалось подать голос – тонкий, опасно злой:
– Отпусти! Свои! Хватка ослабла.
– Это я, Даг. Что облапила, как медведь-шатун.
Давление сверху исчезло. Меня ухватили под мышки и помогли подняться. Я зловеще посмотрел на Химеру, нагло, нисколько не смущаясь, взиравшую на меня сверху вниз. Из приемного кабинета выскочил помятый, задерганный Гонза. Увидев меня, он неожиданно расхохотался.
– Что смешного? –
– Попался, Даг. Зачем дверь ключами открывал? Нет чтобы позвонить. Вот девочки и среагировали, – сквозь смех проговорил Кубинец.
– Молодцы, – сурово, не скрывая своего раздражения, сказал я. – Я еще в собственный дом звонить должен. Может, проще запись ввести, И пароль на вход. А тех, кто не знает, сразу к стенке.
Химера исчезла. Стояла за моей спиной, и вот ее уже нет. Я даже не почувствовал движение воздуха, так незаметно она исчезла.
– Ладно, Даг. – Гонза примирительно вытянул вперед руки. – Девочка правильно сработала.
Я глухо прорычал замысловатое ругательство, отстранил со своего пути Кубинца и прошел в приемную. Облегченно развалился в кресле, закинул ноги на стол, достал из-под стола бутылку темного пива собственного изготовления, скинул пробку и с большим удовольствием сделал два полных глотка.
– Между прочим, девочки сегодня на славу потрудились, – сообщил Кубинец, улегшись на диван. – Они нашли, как убийцы проникли в дом.
– У-у-у, – проурчал я.
– С соседней крыши перебрались. А с нашей в дом вел ход, причем неслабо замаскированный. И не найдешь ведь, если не знать и не искать. Химера случайно наткнулась. Фальшивая труба, представляешь?! При нажатии на запрятанные кнопки труба медленно сдвигалась в сторону, открывая спуск. Там лестница. Все цивильно. Никакой гари и копоти. По этому ходу убийцы вошли, похозяйничали и ушли, никем не замеченные.
– Значит, у убийц и их конкурентов был архитектурный план дома, – весьма здраво рассудил я. – А домик-то наш какого года постройки?
– Старенький. Века девятнадцатого.
– Значит, план дома найти трудновато.
– Логично мыслишь, – согласился Кубинец.
– А ведь это зацепка. Вряд ли нашим домом интересовалось больше десяти человек. Можно проверить каждого. Остается только заполучить информацию. А где у нас можно ознакомиться с архитектурными чертежами?
– В градостроительном управлении. В архиве, – подсказал Гонза.
– Все. Я поехал. – Я уже собрался выпрыгнуть из-за стола, но Кубинец меня остановил:
– Подожди. Тебе разве не интересно, что в морге обнаружили?
– Почему. Все интересно. Я просто забыл, – признался я.
– Балаганов опознал Романова.
– В этом я не сомневался.
– Исаича задушили. Отчетливые следы от удавки на шее, но полиция уже сделала свои выводы.
Я вопросительно посмотрел на Кубинца. Мои глаза выражали фразу «не тяни».
– Самоубийство, – ошарашил меня новостью Гонза.
Я сглотнул слюну удивления и переспросил:
– То есть как?
– Очень просто. Самоубийство. И все. Никаких иных версий. Следствие уже закончено.
– А следы на шее?
– Остались от неудачной попытки повеситься.
Большего бреда я никогда в жизни не слышал. Конечно, дело Романова могло свободно обратиться в висяк, нераскрытое преступление, но чтобы столь нагло сбрасывать ситуацию с кона!
– Наша полиция свихнулась, – вынес я вердикт.
– Похоже на то, – согласился Гонза.
– Кстати, на месте обнаружения тела побывала практически вся верхушка города, – сообщил я.
Я подробно рассказал об итогах своей поездки, перелил всю информацию, которую удалось заполучить от скучающего полицейского и полусумасшедшего старика, поведал о новом убийстве и назойливом хвосте, следовавшем за мной до акватории Невы.
Кубинец выслушал внимательно. Ни разу не перебил. В конце высказал гипотезу:
– Тут все неспроста.
– И я о том же. Значит, я поехал в градостроительное управление. Покопаюсь в архиве. Если кто что, то буду через пару часиков. Ты, кстати, не забыл, что сегодня приедет Прокуроров?
– Признаться, из головы совсем вылетело.
– Подготовь площадку. Закажи ужин, – распорядился я. – Ты Балаганова проинформировал о дополнительных расходах в связи с наймом Химеры и Сфинкса?
– Ага. Ему это не по вкусу пришлось.
– Ничего. Скушает. Хочешь результат, тряси мошной, – мечтательно произнес я первый догмат своей философии.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Площадь Ломоносова. В центре маленький уютный скверик с таким же крохотным уютным памятником – бюст великого ученого, утопающий в зелени и позеленевший от времени. Кустарники и скамейки. На них вечно сидели люди – те, кто ожидал назначенную встречу, праздношатающиеся, студенты – через Фонтанку находился Университет холода и пищевой промышленности – и просто бомжи. Сквер кольцом обжимал канал Ломоносова, в водах которого движение было настолько интенсивным, что постовых на этом пятачке было вдвое больше, чем где-нибудь еще. По другую сторону канала располагались административные здания – градостроительное управление, куда я стремился, и управление недвижимости. Двойная арка уводила к Гостиному двору и к Невскому каналу. Чуть в стороне от канала ответвлялась широкая протока, вымощенная гранитом. Она уходила к Апраксиному двору, где в любое время года и при любой погоде царила живая атмосфера торговли. Множество приезжих, в основном выходцы с Кавказа – они управляли на этой обширной, никому не подконтрольной территории. Даже полиция старалась не приближаться к этому словно бы заколдованному местечку. Здесь могли стоять два стража порядка с видом скучающих бездельников, а в двух шагах мошенники раскручивали на крупные суммы лопухообразных граждан. Мало того, если бы кому-нибудь из обиженных и разоренных вздумалось бы воззвать о помощи к служителям закона – реакция была бы удручающей и непредсказуемой. Мошенники – в народе их прозвали «лохотронщики» – вполне могли стать пострадавшей стороной. И уже пострадавший был бы отправлен в околоток для дознания. Такое парадоксальное место, где все встает с ног на голову, где черное, оставаясь черным, превращается в белое. Там перестают действовать все законы общества и процветают законы дикого рынка. Спиной к Апраксиному двору примыкал Большой Драматический театр и здание Петропольиздата – некогда процветающего государственного предприятия, ныне же захудалого, полунищего заведения. Такова насмешка жизни над горожанами. Немыслимое сочетание в немыслимом месте. А ведь еще задолго до основания Санкт-Петрополиса на этом месте находилась деревня барона Чука – шведского помещика, никогда, впрочем, и не бывавшего на этом богом забытом болоте. Деревня носила звучное имя – Чукония, но была чуть ли не самой бедной в округе. Отчего соседи из других деревень потешались над оборванцами из Чуконии. Деревня, чьи жители занимались тем, чем обычно занимаются крестьяне, постепенно катящиеся в глубокую пропасть. Никто ничего не делал, да и не помышлял о праведном труде. Но ведь кушать хочется. И тогда Чукония обратилась в чудовищный рассадник воров и убийц. Жители этой деревушки перестроили свои дома так, чтобы стояли они кругом, и окружили избы частоколом. Позднее, когда вырос город, он впитал в себя прежнюю планировку, и площадь, оказавшаяся здесь, обрела круглую форму.
Но я направлялся сюда не для того, чтобы предаваться историческим изысканиям. Мой путь пролегал в градостроительное управление. Когда я подъехал к парадному входу с железной табличкой возле больших дубовых дверей, мест на парковке не оказалось. Все пространство причала было забито катерами с государственными номерами. Делать ничего не оставалось, как искать парковку где-то дальше. Я аккуратно свернул в канал, что уводил от площади к Апраксиному двору, и тут же нашел пустое место на платной парковке. Заведя катер в причальный бокс, я активировал системы сигнализации (все три, что находились на моей посудине) и, задраив капитанскую рубку, покинул борт. Перепрыгнув на причал, я оказался в компании парковщика, который шикарно улыбнулся мне и нелюбезно попросил «подбросить денежку». Я улыбнулся, но монету выложил. Требование служащего было вполне справедливым. Уладив формальности, я неспешным прогулочным шагом отправился по набережной к желтому зданию градостроительного управления.