Петропольский цикл. Дилогия
Шрифт:
– Некто Гоша Кочевей.
Услышанное заставило меня остановиться. Я прямо-таки застыл как вкопанный. Сизиф втолкнул камень на гору, да только камень покатился вниз. Сизиф несется впереди камня. Как бы не настиг да не задавил.
Услышанное было совершенно невероятным. Такого не могло произойти. Однако же – вот оно, извольте кушать. Мало того, что Ульян Мертвый заинтересовался моей личностью, проник в дом, так еще и Гоша Кочевей снизошел до моей скромной неприметной персоны. Помнится, когда я только запустил свое дело и прокручивал первую тему, у меня состоялся нелицеприятный разговор с Кочевеем.
Гоша Кочевей был страшным человеком, несмотря на то, что ему уже исполнилось шестьдесят лет. Но ведь, как утверждал Цицерон, старость не за горами, копите уважение у окружающих. Кочевей этим и занимался всю свою жизнь. В городе он был единственным настоящим вором в законе. Поговаривали, так чуть ли не на всю Россию один остался. Отмирала стройная воровская иерархия. Отжила свое.
Погоняло у него было – Качели. Еще по малолетке его получил, так на всю жизнь прилипло.
Ныне Гоша Качели возглавлял кочевейскую группировку, безраздельно владевшую самым дорогам районом города – Московским. Там Гоша чувствовал себя королем. Местная полиция нос не казала и в дела его не встревала. Обложил торговцев данью. Пусть платят от греха подальше. Убийство произошло в казино «Слава», что Кочевею принадлежало. Так сами разберутся да по закону своему приговор отсудят.
Что же понадобилось от скромного частного детектива этой акуле? Уж явно не автограф.
– Как с ним связаться? – поинтересовался я.
– Он телефончик оставил.
Я кивнул и вошел в лифт.
То, что я обнаружил в Хмельной, следовало ожидать. Пустил заводик на самотек, так расхлебывай. Но что все приобретет столь чудовищные очертания, я предположить не мог.
Пиво скисло.
Удар ниже пояса.
Техническое поражение нокаутом.
Я опустился в кресло, вытянул усталые ноги и задумался.
В Хмельной витал кислый запах испорченного пива. Вкус пуда соли можно улучшить, запивая его бочкой пива, но вот пива-то как раз и не было.
Интересная получалась ситуация. Гоша Кочевей и Ульян Мертвый, помнится, друг друга недолюбливали. Значит, Кочевей не мог находиться на стороне Мертвого. Качели верен своим убеждениям, как марксистский ортодокс «Капиталу».
Я вытащил сотовый и набрал номер Кубинца.
– Чего тебе, Туровский?
– Зачем же так официально, – обиделся я. – Озвучь-ка номерок, что оставил Кочевей.
Кубинец продиктовал, и я отключился. Кочевею я позвонил с городского телефона.
Долгое время другой конец провода молчал, как честный и нелицеприятный воин, угодивший в плен. Затем трубку подняли, но минуту раздавалось только загнанное дыхание. Я молчал. Мне отвечали тем же. Продолжать в том же духе показалось глупым. Я откашлялся и представился.
– А… это ты… – Мне ответил хриплый надсадный голос.
Человеку, с которым я разговаривал, говорить было трудно. Я вспомнил, что Кочевей не имел собственного горла. Ему вставили железную трубку, оттого и голос такой чудовищный получался.
– Ты поговорить хотел? – спросил я.
– Не груби, мальчик. Я грубость не люблю. Хотел, сынок. Очень хотел. Дело есть серьезное. Только вот суть проблемы я назвать не могу. Встретиться бы надо. Может, подъедешь ко мне немощному в мою скромную обитель?
– Качели, свихнулся, – хмыкнул я. – А завтра все Легавые будут у моего дома нести вахту. Известный детектив и старый бандит? Любовь или дружба? Заголовки на первых полосах газет.
– Ты прав, сынок. Тогда, может, на нейтральной территории?
– Это где? – насторожился я.
– «Райские кущи», ресторанчик такой. На Имперском канале?
Мне это заведение говорило об очень многом. Оно было знакомо каждому, кто имел хоть какое-либо отношение к криминалу. «Райскими кущами» владел Кочевей. Это единственное заведение, которое он держал за пределами своих владений. На Васильевском острове. А Иван Улыба – глава лыбьевской группировки, которая «Ваську» на откуп взяла, – молчал, как язык проглотивший. Невыгодно было возражать. Такой человек, как Кочевей, быстро все возражения закроет.
– Не думаю. Слишком приметно. Уж лучше сразу в полицейском участке, в кабинете инспектора Крабова, – отказался я.
– А что, хорошая мысль. Молодец, сынок, – одобрил Гоша Качели.
Я похолодел. У Кочевея, похоже, напрочь отсутствовало чувство юмора. Но следующая фраза избавила меня от всех опасений:
– Но давай серьезно. Предлагай объект.
– «Эсхил-ХР», – вкинул я мысль.
– Твой ресторанчик пойдет. Завтра в двенадцать дня. Не опаздывай, сынок, не люблю.
Помнится, слушок был, что опоздавших он скармливал заживо свиньям. Для такой экзекуции он хрюшек неделями не кормил. Или это сцена из какого-то триллера?
Я повесил трубку. И минуту просидел без движения. Обдумывая предложение со всех сторон. Но как ни крути, все казалось, что за изящной оберткой скрывается какая-то дрянь.
Делать нечего – условились, так исполняй.
А пока стоило уничтожить следы испорченного продукта. Двадцать литров прокисшего пива. Возникла мысль подарить бочки с кисляком Ване Ирисову, не пропадать же продукту, но тут же вспомнилось, что Ирисова больше нет. Взгрустнулось.
Двадцать минут ушло на то, чтобы ликвидировать следы собственной ошибки и халатности. Испорченное пиво я слил в раструб канализации. Тщательно вымыл бочки специальным немецким составом для пивоваров. Вымыл полы в Хмельной. И вознаградил себя за труды кружкой ароматного темного напитка.
Жизнь как она есть можно принимать, только запивая ее пивом.
Когда я поднялся на первый этаж, меня встретила Химера. Она промелькнула мимо. Прижалась к дверному глазку и с минуту не отлипала.
– У вас любовь? – поинтересовался я.
Но шуточка осталась без внимания.
Химера заскрежетала замками и распахнула дверь. На пороге оказался Степан Прокуроров. Выглядел он так, точно только что искупался в Ниагарском водопаде.
– Все так серьезно? – поинтересовался я, наблюдая, как на полу прихожей расползается грязная лужа, размером поболее, чем моя.