Петров, к доске!
Шрифт:
— Собирал. Ну! — Я тряхнул легонько Илюшу за плечо. — Где вазочка? Признавайся.
— Прям три рубля дашь? — Уточнил братец с недоверием.
— Да! Говори уже!
Конечно, никому ничего я давать не собирался. Вот еще. Просто хотелось выяснить правду, найти эту вазочку и уже спокойно поесть.
— Я ее разбил. — Тут же выдал Илюха.
— Как разбил?! — Ахнула мать, прижав ладошку к кубам. — А куда же ты дел осколки?
— Взял совок и веник, собрал их и выкинул, чтоб вы с Лехой не узнали. Гони три рубля!
Илюша протянул руку и несколько раз ею тряхнул. Естественно, его последняя фраза предназначалась мне, а не родительнице.
Только я собрался сказать братцу, что он идиот, если думает, будто за двойной косяк его вознаградят, как в дверь позвонили.
— Всем стоять! Ничего не делать! — Повысив голос, велела матушка. — А лучше вообще не двигаться.
Она выскочил в прихожую и через секунду мы услышали громкий голос той самой Алевтины Степановны.
— Галина, вот, держи. Это твоя вазочка. Я ее сразу признала. Смотрю, Илья через окно с этим… со Славиком разговаривает. Который из пятого подъезда. Подошла ближе, а они, ироды-малолетние, решают, как в поход пойдут. Золото добывать. И твой оболтус вазочку, значит, Славику сует. Иди, говорит, на толкучку, обменяй на тушенку. Сообразительные, вишь какие.
— Ты что, придурок малолетний, развести всех хотел? — Я медленно повернулся в сторону братца и сделал шаг.
— А-а-а-а-а! Помогите! Леха в тюрьме с ума сошел! — Заорал Илюша и одним прыжком метнулся к спальне, собираясь, видимо, там закрыться.
— Ну все. Мандец тебе. — С чувством высказался я и бросился следом за ним.
Я постепенно втягиваюсь в новую старую жизнь
— Что это? Что это, я тебя спрашиваю?! Кто это вообще?
7"Б" замер, затаив дыхание. Потому что ответ на данный вопрос мог быть каким угодно. Рисковать, высказывая свое мнение, никто не торопился. К тому же учитель ИЗО смотрел в этот момент конкретно на Лукину. Вот она пусть и отдувается.
— Где? — Спросила Настя, а потом на всякий случай втянула голову в плечи.
Кирпич, который с выражением вселенской скорби на лице застыл рядом с ней, конечно, драться бы не стал. Он же не идиот. К тому же — педагог. Правда, справедливости ради, надо отметить, что встречались и такие учителя, от которых указкой нехило прилетало. Но Кирпич вроде совсем уж психом не был. Хотя… Иногда его поведение на такую мысль наталкивало. Как сейчас, например.
— Это! — Он снова постучал пальцем по альбому Насти.
Лукина тяжело вздохнула, но промолчала.
Петр Сергеевич схватил ее рисунок и повернул его лицевой стороной к классу:
— На что это похоже? А? Кто мне скажет?
— Ну так-то… На корову похоже, только без рогов. Хорошая корова. Красивая. — Несмело заступился за одноклассницу Демидов.
— Это лошадь. — Тут же возмущенно вскинулась Лукина.
— Лошадь. Все услышали? Лошадь. — Учитель рисования шлепнул альбом обратно на парту, развел руками и покачал головой с удручённым видом. — Мы тысячу раз разбирали структуру животных. У твоей лошади круп, я извиняюсь, в два раза больше, чем голова! Это что, лошадь, которая, я извиняюсь вместо головы думает и ест…
Кирпич, видимо, хотел закончить гневную речь словом «жопа», но педагогическая этика взяла все-таки верх над злостью.
— И почему она у тебя плоская, позволь узнать? Свето-тень для кого придумали? Для меня? Сколько раз говорить, в мире нет плоских вещей. Даже если вы возьмете лист бумаги, он все равно будет в различных местах разным. Потому что с одной стороны на него падает свет! А с другой — тень!
— Ну все. Понеслось. — Тихо высказался Макс. — Слушай, он помешан на своем изо. Такое чувство, что нам всем после школы в ходожники идти. Он сейчас этой лошадью Лукину до инсульта доведёт.
Мы сидели на уроке рисования, наблюдая, как Петр Сергеевич ходит между рядами и почти каждому рассказывает про то, какой он дебил. В смысле не сам Кирпич дебил, а конкретный ученик. Свой предмет Кирпич любил фанатично, это, да.
Тема урока была свободная, поэтому одноклассники изголялись, кто во что горазд. Оказалось, фантазия у моих товарищей запредельная. Как, впрочем, и представление о животных, фруктах и проведенном на каникулах лете. Потому что основная часть класса именно это и пыталась изобразить. Либо натюрморт, либо скотину какую-то, либо летний пейзаж.
Отличился только Ромов.
— Вот! — Кирпич, задержавшись возле его парты, схватил альбом и показал рисунок всем. — Посмотрите! Это великолепно!
7"Б" в изумлении уставился на Дееву. Не на реальную, а на ту, которую простым карандашом воссоздал на бумаге Ромов. Ну…ладно. Это действительно было круто. Причем нарисовал ее Никита именно в моменте «сейчас», сидящую за партой с задумчивым видом, в полоборота.
— Ты только пришел к нам в школу, верно? — Спросил Петр Сергеевич, и тут же, не дожидаясь ответа, снова переключился на портрет. — Потрясающе…Просто потрясающе…
— А у нас что, новенький в старосту влюбился? Гы-гы… — Ермаков, конечно, не мог промолчать.
— Дурак! — Деева обернулась к Диману и показала ему язык.
Однако, лицо у нее всё-таки порозовело. Правда, непонятно, отчего именно. Приятно ей было или наоборот, Наташка засмущалась. Учитывая возраст, скорее все же второй вариант.
— А ну-ка успокоились! — Кирпич повысил голос. — Никита. Верно? Ты же Никита? Задержись после урока, хочу поговорить с тобой на кое-какую тему. Все! Остальные продолжаем! До звонка осталось десять минут!
— Похоже, Петр Сергеевич в завязке, раз так лютует. — Тихо хмыкнул Макс, но тут же, заметив пристальный взгляд учителя, вернулся к своему рисунку.
Я тоже рисовал, как и все. Чисто машинально возюкал краской по листу, пытаясь изобразить реку, лужок и кривую берёзку. Параллельно думал.
Выходные прошли и были они потрачены… Бездарно.
Вазочка, практически проданная братцем, добила матушку. Видимо, после разговора с участковым, внезапно проснувшаяся в младшем сыне коммерческая жилка стала последней каплей.