Петров, к доске!
Шрифт:
— Фамилия, имя, адрес! Бегом!
Я ответил. Причина была та же. Вся ситуация в моем понимании, не стоила выеденного яйца. Я искренне считал, сейчас общий психоз закончится и всё утрясётся.
Кстати, хохотали даже пожарные, которые ситуацию не знали, но поняли что случившееся должно быть очень смешным.
Под общий хохот из скорой появились врачи, рассудившие, в присутствие пожарных можно уже включаться в процесс. Они сразу направились к Командирше.
Наверное, по ней было видно, что она точно нуждается в помощи. Как минимум, в успокоительном. Ибо ненормально, когда пожилая, приличная с виду женщина кидается с доской в руках на мужиков в «тельняшках». Добравшись до нее
Командирше велели закрыть глаза и временно не дышать. Однако то ли реально день такой зашел, то ли просто бабке опять не повезло, но банку с зеленкой перевернули прямо ей на голову.
Командирша заорала, развернулась к остальным участникам событий, которые уже начали «брататься», и тут же от неожиданности заорали все вокруг. Потому что зеленка растеклась не только по волосам бабули, но и залила ее лицо.
Вот в таком виде всех и застала милиция. Да, кстати. Милицию тоже вызвали. Это постарались уже товарищи медики из скорой. Поначалу, когда только прибыли на место, они решили, идёт какое-то массовое смертоубийство.
Патруль приехал, увидел побитого морячка, пожарку, скорую, генерала и зеленую бабку и поняли, что последнее место, куда осталось позвонить, это дурка.
Хорошо, что в тот же момент во дворе появился красный, вспотевший от бега участковый. Он взял генерала на себя, провёл с ним переговоры, потом забрал меня в свой «опорник» и вызывал мать.
Теперь мы коллективно решали, как быть дальше.
Я понимаю, что менять прошлое не так уж легко (2)
— Галя, ты пойми… — Снова завёлся Виталий Петрович. Просто заело его на этой фразе.
У меня уже, честно говоря, от его «ты пойми», начал дергаться глаз. К тому же, все очевиднее становился тот факт, что участковому нравится моя мать. Отчего-то такой поворот событий слегка нервировал. Впрочем, обидчивый генерал тоже беспокоил, врать не буду, но за матушку особенно было волнительно.
Виталий Петрович уже не меня отчитывал, а всеми способами пытался произвести на нее впечатление. Выглядело это немного нелепо. По крайней мере для меня.
Но я вот чего-то не припомню в своей юности отчима. Вообще никакого. Семья у нас оставалось неизменно маленькой до самого конца. Я, матушка, Илюха. И даже когда уехал в столицу нашей Родины, она так себе никого и не завела.
Поэтому конкретно в данную минуту я еще не знал, как мне поступить с внезапно всплывшей информацией. Наверное, счастья родительнице я бы хотел. В конце концов, она еще достаточно молодая женщина. Ей и сорока нет.
Сидит в этом дебильном кабинете уставшая, замученная, с волосами, собраными в пучок, ненакрашенная. Платье скромное, немного потрепаное жизнью и многочисленными стирками. А родительницу, между прочим, сорвали с работы. Должна выглядеть поприличнее.
— Сейчас если упустишь, потом не воротишь. Вон, глянь на Валерку, соседа твоего. Иванов Валерка. Нормальный был парень. А вырос в полнейшего лоботряса. Сидит на шее у матери. То работает на шаражках, то пинка ему под зад дали. День через день — пьяный. Никитична, мать его, она уж и женить непутевого рада. Лишь бы сплавить хоть куда. Только кому он нужен, такой подарок. Зато при каждой встрече жалуется, что бабы за ним не бегают, жадные до денег сволочи. Если и обращают внимания, так все не те. То глупые, то некрасивые. А сам вон, вечно немытый, в свои тридцать нигде не работает. Даром, что его мать в свое время в институт запихнула. Да бегала, причитала. Ой, Валерочка
Мать продолжала слушать участкового молча, опустив взгляд, и тот от ее покладистости распылялся все сильнее. Прямо даже грудь колесом выкатил, какой он молодец.
Я тоже распылялся, но совсем в другую сторону. Меня все происходящее бесило изрядно. Поэтому где-то на этапе перехода от Валеры к Костяну, который не только пьет но и руки распускает, я не выдержал.
— Виталий Петрович, а что, простите, мне шьют? Разбой? Ограбление? Тут даже мелкое хулиганство не канает.
— Ты видишь, Галина!?– Участковый вскочил из-за стола, за которым сидел, и ткнул в меня пальцем. Лицо его при этом слегка порозовело и пошло пятнами. — Он уже у тебя разговаривает как малолетний уголовник! Нет, дело это я так не брошу. Не имею право. Буду каждый день заходить, проверять, как Алексей себя ведет.
— Здорово. — Я хлопнул в ладоши несколько раз. — Теперь можно идти? Пока вы тут, жертвуя собой в отцы мне не навязались. Конечно, исключительно в силу социальной ответственности и чувства долга.
— Алеша! — Мать впервые за все то время, которое мы провели в кабинете участкового, вскинулась и сказала хоть что-то. — Ты как разговариваешь? Так нельзя. Извините Виталий Петрович.
Она смущенно посмотрела на участкового. Тот, правда, тоже после моих слов боевой пыл немного утратил. Наверное, не ожидал, что я рубану правду-матку прямо в глаза.
— Дык я… Я ж искренне, от души… — Выдал, наконец, Виталий Петрович.
Он снял фуражку, вытер потный лоб платочком, который предварительно вытащил из кармана, и натянул ее обратно.
— Лучшего тебе желаю, Алексей. Только самого лучшего.
— Я так и подумал. Можно идти?
Участковый снова промокнул платочком лоб. Только теперь фуражку не снимал, сдвинул на затылок, хотя я вообще не понимаю, что он с ней никак не расстанется. На улице — тёплынь, а в кабинете так вообще жара.
— Идите. — Кивнул Виталий Петрович. Потом добавил. — Но смотри мне, Алексей.
Мать вскочила со стула, на котором сидела и пулей выскочила из кабинета. Прощалась она уже на ходу. Видимо, ей как и мне быстрее хотелось уйти из этого чудесного места.
Едва мы оказались на улице, я тут же заметил Макса и Дееву. Они ждали моего освобождения прямо у крыльца.
— Леха! — Товарищ сразу же кинулся навстречу и принялся трясти меня за плечо.
У него было такое выражение лица, будто я не час провел здесь, а половину жизни, и сейчас, наконец, попал на свободу.
Наташка, в отличие от Макса, кидаться не стала. Она неспеша подошла и скромненько замерла в сторонке.
— Все хорошо, Галина Митрофановна? — Спросила староста родительницу, пока Макс теребил меня, расспрашивая подробности общения с участковым.
— Да что ж хорошего, Наталья? — Мать судорожно вздохнула. — Вот, дожила. По милициям со старшеньким шляюсь.
Я хотел сказать, что на фоне младшенького, который лет через десять будет по еще более хреновым местам шляться, уж ко мне вообще не может быть претензий. Но промолчал.