Петров, к доске!
Шрифт:
Вы когда-нибудь попадали в ситуацию, когда с кем-то договорились, например, прыгнуть с разбега в бассейн с бортика, а этот кто-то добежав с вами до края, остановился на краю как вкопанный, и вы летите дальше в одиночестве? Вот так полетел в зал в жалком одиночестве голос Лукиной после ее «раз-два».
Ледяной горою айсберг
Из тумана выплывет
И несет его тесенье
По бескрайним по морям…
Понимая, что никто кроме нее не издал ни звука, Лукина, не переставая петь, недоуменно посмотрела сначала на Дееву, потом на Рыкову, которые стояли по обе стороны от нее.
И Ленка, и Наташка замерли, вытаращивщись в зал. Причиной Ленкиного ступора стал Никита Ромов. Его присутствия она явно не ожидала. Впрочем, никто не ожидал, потому что Ромов вместе с остальными одноклассниками отправился после физики домой. По крайней мере, вышел из класса.
Однако теперь он сидел в зале рядом с приятным, импозантным мужчиной, который в свою очередь, устроился рядом с директрисой. Судя по тому, с каким восторгом смотрела на этого мужчину Жаба, пригласила его на концерт именно она.
Правда, конкретно в эту секунду, лицо директрисы начало меняться. После первоначальной стадии неверия, пришло принятие. Она поняла, что все-таки наш класс реально неисправим и это кара божья до самого выпуска. Потом Жаба испуганно посмотрела на сидящего рядом мужчину, который, скажем прямо, тоже выглядел слегка удивлённым. Зато Ромов пялился на сцену с нагловатой усмешкой, не скрывая того, как весело выглядит вся ситуация.
Молчание Рыковой можно было понять. Она хотела спровоцировать или подставить Дееву, свалив потом выбор песни на нее, как на старосту. Думаю, так изменился Ленкин план, когда Наташка все же согласилась петь этот чертов «Айсберг». Но Рыкова никак не ожидала, что в зале окажется тот, ради внимания которого она вообще замутила всю эту войнушку за пост старосты. Поэтому в данную секунду Рыкова в полной мере познавала смысл поговорки, не рой другому яму, иначе попадёшь в нее сам.
Но Наташка тоже молчала. Вот что интересно. И вовсе не из-за директрисы. Деева смотрела ровно в ту же сторону, что и Рыкова, но только ее внимание было приковано не к новенькому, а к мужчине. И выглядела при этом староста очень растерянной. Или даже, наверное, напуганной.
Хорошо тому, кто знает
Как опасен в океане…
Лукина упорно продолжала завывать песню. И в данном случае это было именно завывание.
Когда Настя поняла, что поет одна, что никто присоединяться не собирается, она занервничала. Поэтому голос у нее то и дело сбивался на фальшивые ноты. При этом лицо Лукиной вытягивалось все больше. Она видела прямо перед собой директрису и до Насти начало доходить, вряд ли человек таким образом реагирует на свою любимую песню. Однако при этом, остановится Лукина уже не могла, потому что во-первых, Кашечкин, который не видел, что творится в зале, вдохновенно наяривал мелодию песни, во-вторых, наверное, Лукину заклинило на почве стресса.
По той же самой причине, из-за нервяка, на припеве, выпустив весь воздух, Настя решила набрать полную грудь, но от напряжения громко и отчетливо издала какое-то поросячье повизгивание. Из глаз Лукиной брызнули слезы, однако не от расстройства, как можно было бы подумать, а от того, что теперь воздуха оказалось слишком много.
В этот момент вскочила Нинель Семеновна, подбежала к сцене и громко сказала:
— Быстро отсюда! Все! Сейчас же!
Причем, настолько громко, что даже Кашечкин услышал.
Естественно, потом были крики директрисы и записи в дневники о том, что родителям следует немедленно явиться в школу. У Строганова такая запись получилась второй за день.
Из школы мы вышли очень расстроенными, но очень дружными, как и хотела Нинель. Потому что все дружно настроились огребать люлей дома. А для наших отличниц это вообще был настоящий шок.
Я действительно отправился к Максу домой, где еще час слушал его страдания на тему, как привлечь внимание девочки, опозорившись на всю школу. Потом он, правда, съел тарелку борща и страдания прекратились сами собой. Видимо, на сытый желудок ему страдалось плохо.
Но вот что мне не давало покоя все время, пока мы с Максом обедали, делали уроки, обсуждали новенького, Ермака, последствия нашего выступления и перспективы будущего наказания от родителей.
Мужчина, который сидел рядом с директрисой. В отличие от своих одноклассников я знаю, кто это. Но совершенно непонятно, откуда его знает Деева. И почему он вызвал у нее такую реакцию. В прошлом варианте своей жизни мне не приходилось наблюдать и мужчину, и Дееву одновременно. А значит, я никогда не видел, как Наташка могла бы повести себя в этой ситуации. Но… Что за хрень? Откуда она знает отца Никиты Ромова?
Кто-то страдает, а кто-то берет все в свои руки
— Ну что, твои сегодня придут? — Спросил Строганов Макса с выражением глубокой есенинской тоски во взгляде. В его глазах прямо плескались боль и отчаяние.
Мы стояли в коридоре, в ожидании первого урока. Отошли в сторону от остальных одноклассников, чтоб не толкаться. Ну и еще потому, что в отличие от товарищей, радостно обсуждавших новости, нашей компании в лице Сереги, Макса и меня, весело точно не было. Демидов и Ермаков ещё не пришли, но, думаю, скоро число страдающих станет больше. До урока оставалось около пятнадцати минут.
В таком же удрученном состоянии неподалёку застыли Рыкова и Деева. Не вместе, конечно, а каждая по отдельности. Рыкову утешала Лукина. Дееву — Кашечкин.
Но там вполне понятно. У отличниц вообще, наверное, наступил локальный апокалипсис. За семь лет учёбы и у Наташки, и у Ленки родители в школе если бывали, то лишь для того, чтоб получить очередную грамоту. А тут — такой неожиданный поворот. Вызваны к директору за «вопиющее безобразное поведение». Цитата, кстати, дословная.
Ромова вообще нигде не было видно, так понимаю, его доставят прямо к началу занятий. В принципе, какая, казалось бы, разница, когда придет новенький. Он мне и даром был бы не нужен. Но, к сожалению, Никита Ромов — главная составляющая всей схемы. Тем более, на фоне вчерашнего происшествия, а вернее на фоне Наташкиной реакции на отца Никиты, я начал испытывать сильный интерес ко всем деталям этой истории, на которые в прошлый раз не обращал внимания.
В общем, настроение у всех было поганое, это факт. Но по разным причинам.
Серега, к примеру, страдал, глядя в окно, потому что вечером отхватил предварительных люлей за две записи в дневнике. И это была лишь разминка. Основной разбор полётов ждал его сегодня.
Макс по дороге в школу встретил Раевскую, которая шла вместе с подружками. Заметив Макса девчонки дружно захихикали и начали перешептываться, что намекало на частичную реализацию плана моего друга. Внимание он привлёк точно, как и мечтал. Другой вопрос, радости от этого мало. Его статус слегка чудаковатого дурачка на фоне вчерашнего прослушивания закрепился ещё сильнее. Потому что пока Лукина солировала, Кашечкин играл, а Деева и Рыкова таращились в зал, остальные несколько раз открывали рты, собираясь вступить, как договаривались, но так и не вступили. Потому что молчали отличницы и это сбило всех с толку. В итоге мы выглядели как обезумевшие рыбы, которые очень неожиданно оказались на суше. Открыли рот — закрыли, открыли — закрыли. И так на протяжении всего первого куплета, пока Лукина не издала свой коронный «Хрюк».