Петтер и поросята-бунтари
Шрифт:
— Тогда забирайте уж и меня заодно, — сказал я ему. Между прочим, и видик же у вас в этой рубахе!
Директор привёл нас к сараю в углу сада.
— Дожидайтесь тут теперь полиции, — сказал он. — И по смотрим, что скажут ваши родители, когда узнают про ваши подвиги.
Он втолкнул нас в сарай и закрыл его на засов. Внутри было тесно, затхло и противно, полно всякого хлама и садовых инструментов. Стаффан достал свой фонарик и посветил вокруг.
— Приятное местечко, — сказал он. — Сюда бы ещё десяточек крыс, немножко пауков-птицеедов, змей, вшей, пиявок — и полный порядок.
«ЧАС ВОЗМЕЗДИЯ ПРИДЕТ», — вывел он большими буквами
4
Нам пришлось проторчать в этом сарае, пока за нами не пришли из полиции. Вообще-то удрать отсюда ничего бы не стоило, утверждал Стаффан. Способов много: открыть через щель засов, сделать подкоп, пропилить дыру в стене, заманить сюда директора и стукнуть его по голове чулком, набитым землёй. Но, сказал он, просто жалко удирать, когда раз в жизни попал наконец в настоящее приключение. Я не очень-то понимал, чему тут радоваться, но согласился с ним просто потому что устал от всего этого.
В общем, чтобы не терять зря времени, мы стали придумывать, что нам говорить полиции. Самое главное, сказал Стаффан, чтобы наши показания не расходились. Если мы будем говорить по-разному, это обязательно вызовет подозрения ухудшит наше положение. В одном я с ним согласился — ни в коем случае нельзя выдавать настоящую цель нашего похода в сад к Голубому. Нельзя было даже упоминать про дрессировку Последнего-из-Могикан — а то ещё не разрешат участвовать в выставке.
Хочешь не хочешь, а без вранья не обойтись. А правдоподобное враньё — штука хитрая, тут всё должно быть очень хорошо продумано.
В конце концов, мы решили сказать, что мы для закалки вышли прогуляться ночью — а вдруг к тому же обнаружим какого-нибудь нарушителя! — и тут нам встретился заблудившийся поросёнок. Мы, как сознательные граждане, моментально бросились следом за ним, чтобы поймать его. Он юркнул от нас через открытую калитку в сад к директору Вальквисту, где наткнулся на какое-то садовое украшение, и в результате сверху упала большая ваза и чуть не угодила ему в голову. Ужас! Ведь от него могла остаться одна отбивная! Поросёнок, конечно, перепугался, стал метаться по саду и в темноте натыкался иногда по ошибке на кусты и цветы. Наконец нам удалось изловить и успокоить поросёнка, и как раз в это время вышел директор Вальквист. Он, как видно, принял нас за грабителей, которые залезли к нему в сад, потому что запер нас в тёмный и затхлый сарай. Мы даже побоялись протестовать, потому что директор был очень раздражён и всё время чего-то там возился со спусковым крючком своей двустволки. И это несправедливо, что он так жестоко поступил с нами, ведь мы сделали что могли, чтобы уберечь его собственность и изловить поросёнка.
И Стаффану, и мне очень понравилась сочинённая нами история. Правдоподобно, просто и складно. А мы сами выступали в ней чуть ли не героями. Было очень даже уютно сидеть вот так в этом захламлённом сарайчике и сочинять всякие небылицы. Особенно когда Стаффан вытащил из своего рюкзачка колбасу, хлеб и термос с какао. Начался дождь. По крыше барабанило, и дощатые стены скрипели от ветра.
Кажется, век бы сидел вот так в темноте, сочинял всякие правдоподобные небылицы и слушал дождь и ветер. Не помешали бы даже одна-две мышки. Прошло порядочно времени, пока к нам явился полицейский. Он, наверно, только разоспался, когда ему позвонил директор. К тому времени, когда он, наконец, открыл дверь и выпустил нас, мы успели как следует разукрасить нашу историю. Полицейский был заспанный, хмурый и промокший.
— Наконец-то. — недовольно проворчал Стаффан. — Ничего себе методы — сажать ни в чём не повинных детей в такую вот каталажку!
— Разговаривать будете потом, — буркнул полицейский. В участке.
В участке нас держали совсем недолго. Мы говорили, а полицейский что-то там записывал, иногда бурчал что-то себе под нос, то и дело отправляя в рот ложечку желе из пакета в ящике стола и бросая тоскливые взгляды на шахматную доску с нерешённой шахматной задачей. Мы со Стаффаном говорили всё, как было условлено. И полиция, кажется, верила каждому нашему слову. Мы оба горько жаловались, как несправедливо и жестоко поступил с нами директор. Ещё бы чуть-чуть — и нас могли бы просто пристрелить, говорили мы. И ещё неизвестно: может, мы заболеем воспалением лёгких, просидев столько времени взаперти в этом холоднющем сарае, в котором гуляли сквозняки, а с крыши так и текло.
Мы до того жалобно всё расписывали, что даже сами себя стали жалеть. В общем, всё кончилось тем, что директору пришлось просить у нас извинения, хотя ему, понятно, ужасно не хотелось. Он даже дал нам на прощание по десятке за все наши незаслуженные обиды. Ну, и жаловаться ему, выходит, было больше не на кого, кроме как на Последнего-из-Могикан. Вот как получилось, что нашего Могиканина потащили в суд.
Но перед судом предстал вовсе не поросёнок, а Бродяга. Ну кто бы мог подумать?
Это лишний раз доказывает, что просто невозможно предугадать, к чему может привести то, что ты делаешь. Случайности могут быть любые. Поставишь, например, ведро с водой повыше на лестницу, ну, просто чтоб птицам было где купаться, — и тут же какой-нибудь недотёпа обязательно споткнётся о лестницу и опрокинет всю воду на себя. Или поставишь мышеловку в самое укромное местечко — и пожалуйста, уже какой-нибудь тип, будто назло, сунул туда ногу и орёт как зарезанный. Или всего-навсего спрячешь красивый камушек в пакет с рисом — и он обязательно окажется в каше, и кто-нибудь, уж конечно, сломает себе вставной зуб. Ну, прямо как нарочно! Я уверен, что весь мир мог бы полететь в тартарары только из-за того, что какой-нибудь ребёнок сорвал бы на лужайке какой-нибудь цветочек.
Когда до нас дошло, что за наши дела придётся теперь отвечать Бродяге, мы предложили, что мы пойдём опять в полицию и всё объясним. Расскажем всё, как было, и что это мы всё натворили, а поросёнок и Бродяга невинны, как ягнята. Но Бродяга сказал, чтоб мы и не думали туда ходить. Во-первых, он вовсе не желает упускать такой случай. А во-вторых, нам бы всё равно не поверили. «Правда иногда больше похожа на ложь, чем сама ложь», — сказал он, весело щурясь. Он, похоже, даже рад был, что его вытащили на этот суд. Да и Оскар с Евой почему-то отнеслись ко всему довольно спокойно.
А я уж чего только себе не представлял — я ужас как волновался. «Они просто сдерут с тебя шкуру живьём, — сказала мне Лотта, когда я ей всё рассказал. — И у меня больше не будет братика», — прохныкала она и состроила такую рожу, что смотреть жутко. Это, понятно, не могло меня успокоить. Я боялся, что всё опять станет, как прежде, начнутся ссоры, и опять они будут меня презирать. Но я зря боялся. Ева и Оскар сказали, что Бродяга прав. Мне даже показалось, что они чуть ли не в восторге от моих «подвигов». Я ничего не понимал.