Певец Волги Д. В. Садовников

Садовников Дмитрий Николаевич

Вместе с тем поэт никогда не употребляет местных узко-диалектологических слов, требующих для своего понимания разъяснений. Хорошее знание обычной народной речи Садовников ставит в непременное условие всякой талантливой обработки народных сюжетов. «Народный язык, — пишет он, — образен, но во всяком случае не сплошь; поэтому, берясь за народные темы, надо быть хорошо знакомым и с шаблонным языком народа, для пополнения промежутков в его цветной поэтической речи». [18] Сам Садовников обнаруживает при этом превосходное знание народного языка.

18

Д. Волжанов. Открытые письма по русской поэзии (журн. «Искусство», 1883 г., № 15).

Из композиционных приемов народной поэтики Садовников особенно часто прибегает к введению прямой речи и диалога в повествовательную речь, что придает его стихотворениям большую живость и роднит их с устной лирикой.

Ритмико-синтаксическое построение стихотворений Садовникова однообразно. Отсутствие рифмовки мы имеем лишь в двух его стихотворениях: «Атаман и есаул», построенном на белом стихе, и «Из волжских песен», где применен типичный для народной поэзии прием случайных парных и тройных рифм. Большинство же «песен» Садовникова написано четырехстопным хореем с рифмовкой четных строк. Такое построение строфы есть уже некоторое, хотя и слабое, отступление от книжного канона, которому более свойствен перекрестная рифма с чередованием мужских и женских стихов, к ней обычно прибегает и Садовников в своей лирике.) В народам творчестве рифмовка четных строк широко употребляется в частушках, а также в песнях новейшей формации. Лирические стихотворения Садовникова (см. его «Волжские эскизы») также посвящены основной теме его творчества — Волге. Эти посмертные произведения поэта,

видимо, не окончательно им обработаны (многие печатались по черновым рукописям поэта). Мы помещаем эти стихи в наш сборник, так как без них немыслимо полное представление о Садовникове, как о поэте-волжанине.

Поэзия Садовникова прошла почти незамеченной. При жизни поэта знали и ценили в сравнительно узком кругу литераторов, но широкой читающей публике он остался почти неизвестным. Поэт прошел бы и совсем незамеченным, если бы не широкий отклик, какой получили два его стихотворения в народных массах. Стихотворения «Из-за острова на стрежень» и «Зазноба» прочно вошли в песенный репертуар народа. Особенно популярна песня «Из-за острова на стрежень». Она распространена повсеместно. Любопытны записи народной инсценировки этой песни, органически вошедшей в одну из популярнейших народных драм, известной под названием «Лодки». Песня вошла также и в народную сказку. В одной из них рассказывается, как Разин едет с княжной по реке и вместе со своими «удальцами» затягивает песню «Из-за острова-на стрежень»; рассерженный ропотом товарищей Разин сбрасывает княжну в реку. Песни «Из-за острова на стрежень» и «Зазноба» — два ярчайших примера фольклоризации литературного текста. Имя автора не известно народу. Народ считает эти песни своими, и это — лучшая оценка их автору. Поэт сумел найти тем близкую народным массам, и облечь ее в ясную и простую форму. Удобный песенный размер способствовал проникновению этих стихотворений в песенный обиход народных масс, где они, подвергнувшись значительной переработке, зажили уже своей самостоятельной жизнью. Поэзия Садовникова чрезвычайно интересна именно этой взаимосвязью с фольклором.

До настоящего времени литературное творчество Садовников остается не только мало известным, но и мало изученным. Предшествующие немногочисленные работы о художественной деятельности Садовникова [19] касались преимущественно общей характеристики его поэзии со стороны ее тематики и содержания, но не затрагивали вопроса об ее истоках. На уяснение именно этой стороны его творчества и направлен наш сборник. Мы рассматриваем его как первый шаг, ставящий эту сложную, имеющую общетеоретический интерес проблему.

19

Ап. Коринфский. Д. Н. Садовников и его поэзия; Н. А. Державин. Певец Волги и воли (журн. «Исторический вестник», 1910 г., кв. VII).

Фольклор — неисчерпаемое хранилище языковых и поэтически ценностей. На необходимость освоения его поэтами неоднократно указывал А. М. Горький. На первом Всесоюзном съезде советских писателей он обратился к писателям с призывом: «…начало искусства слова — в фольклоре. Собирайте ваш фольклор, учитесь на нем, обрабатывайте его. Он очень много даст материала и вам, и нам, поэтам и прозаикам Союза».

Творчество Садовникова представляет в этом отношении исключительный интерес.

Деятельность Д. Н. Садовникова, внесшего своей талантливо собирательской работой крупный вклад в сокровищницу русского фольклора, и его сильная, самобытная поэзия заслуживают самого серьезного внимания, углубленного научного исследования.

В. Крупянская

СТИХОТВОРЕНИЯ

К Волге

(«Тебе несу стихи, река моя родная»)

Тебе несу стихи, река моя родная, Они — навеяны и созданы тобой — Мелькали предо мной, окраскою сверкая, Как рыбки вольные сверкают чешуей. Простор песков твоих, лесов живые краски, Разливы вешние ликующей воды И темных Жигулей предания и сказки На них оставили заметные следы. Я вырос близ тебя, среди твоей природы; На берегах твоих я речь свою ковал В затишье вечеров и в шуме непогоды, Когда, сердитая, ты разгоняла вал… И я не позабыл, живя с тобой в разлуке, Разбега мощного твоей живой волны И вот несу тебе мятежных песен звуки, Ты навевала их, тобой они полны!..

В Жегулях

(«…Курганы, кручи и вершины»)

…Курганы, кручи и вершины Теснятся в неприветный ряд; До сей поры они хранят Свои суровые былины… Зайдет ли речь о давней были — Нам старики передают: «Здесь из оврага выходили, Там барки грабили, а тут — На самой вышке, у Дурмана — В лесу разбойничий был стан, Да Стеньки — слышь ты — атамана Подстерегали караван!..» Под шапкой утренних туманов Молчат сосновые леса Про удальство и чудеса Давно погибших атаманов… Давно в горах не свищет пуля, Кистень в лесу не сторожит; Лишь чайка в воздухе дрожит, Свою добычу карауля… Из труб поселка дым взлетает, Земля сохою поднята, Стучит топор, и выплывают В горах седые беркута… Но дух людей, которым тесен Казался мир в избытке сил, Родной напев поволжских песен В своем размахе сохранил. И песня та путиной долгой — И величава и стройна — Несется вместе с синей Волгой, Кидая в душу семена… Кто песню вольную заслышит, Кто от души ее споет — Любое сердце расколышет, Любые цепи разобьет.

Атаман и есаул

(«Исполнилось Стеньке пятнадцать лет»)

Исполнилось Стеньке пятнадцать лет, С Ярославля Стенька в кашевары сел К именитому разбойнику Уракову. Взял его Ураков в подручники, Что в подручники — есаулики. Видать соколенка по напуску, Видать подростка по замыслу. «Не рука тебе, малый, кашу варить. Давай-ка, Стенька, дружбу водить, Богатые сёла на дым пускать! Прокормила меня Волга-матушка, Приютили горы Жигулёвские… Али нам двоим да и места нет — Атаману Уракову с Разиным»? Отвечал Степан на его слова: «Будет, Иван, да не в версту, брат… Пойти — пойду, чур — не каяться». На ловца-стрельца и зверье бежит: Проплывает раз суденышко купецкое, Дорогими товарами полным-полно. Атамановы глаза разгорелися Что на те ли на товары на купецкие, — Атаман кричит: «Вон видать одно!» А Степан — ему: «Не замай! Бедно! Коли взял Степана в товарищи — На такой борошон не заглядывайся, Поджидай товару настоящего!» На другое утро богатей того Проплывает суденышко купецкое — Атамановы глаза разгорелися На чужой товар пуще прежнего, — Атаман кричит: «Вон еще одно!» А Степан — ему: «Не замай! Бедно! Коли взял Степана в товарищи, На такой борошон не заглядывайся, — Поджидай товару настоящего!» Как и зло взяло Уракова на Разина: Он выхватывал пистолю из-за пояса, Выпускал в него заряд да приговаривал: «Не летать галчонку впереди орла! Не бывать мальчишке мне указчиком!» Есаул от пули не пошатнулся, На кудрях черна шляпа не ворохнулась, Атаманову пулю взад катит, Взад катит да приговаривает: «Не кидайся зря: — пригодится, брат!» Атаманушка со страху окарачь пополз; А Степан хватал пистолю разряженную, Он без пороху разбойника на месте клал; Собирал его удалых добрых молодцев, Говорил им, разудалый, таковы слова: «Покажу вам, братцы, волюшку пошире той! Айдате-ка, ребята, под Астрахань!»

Астраханский загул

(«Государевым указом»)

Государевым указом Атаману-вору Стеньке Все прошедшие вины С голытьбою прощены. Откачнулся, разудалый, Прочь от шаховой земли И опять на Волгу сгрудил Все суда и корабли. Снова Стеньке с казаками Вплоть до Дона вольный ход — И до Астрахани Волгой Он на Соколе плывет. Вот и устье с камышами, Святорусская земля; Вон и башни зачернели Астраханского кремля… С каравана шум несется, Песни, крики и пальба… Дует свежая моряна В парусовые зоба. Вьются шали дорогие На мачтовых деревах; Снасти шелком перевиты, Позолота на кормах… А на пристани собрался Астраханский вольный люд, Машут шапками на Волгу, Не расходятся и ждут. Сходни брошены на берег; Атаман вперед идет; Перед соколом залетным Расступается народ. Да и есть чему дивиться: Ворот золотом расшит, На кудрях сибирский соболь, На кафтане — аксамит. А за ним толпою пестрой Сходят царские стрельцы, И низовые бурлаки, И донские удальцы. «Здравствуй, батюшка родимый! — Все кричат, и стар и мал. — Подобру ли поздорову? Где, кормилец, пропадал?» — «На царя работал, братцы; За святую бился Русь… Вот опосле, время будет — Здесь делами разберусь; А теперь гулять приглянул! Пей, народ, на Стенькин счет!..» И с ватагою казацкой Шумно городом идет. Всех поит, не разбирая, Государевым вином, Серебро горстями мечет, Стелет улицу сукном. А бабье и девки ловят От удалых нарасхват — Бирюзу, цветные бусы, И парчу, и кановат. Словно город весь огулом Стал царевым кабаком: Только Стенька показался — Всё по городу вверх дном. С воеводой вместе ходит; По кормленому плечу Бьет рукой да шутки шутит: «Не ворчи! Озолочу!» А чего ворчать? Недаром Воевода с ним в ладу: Стенька будет посильнее Воеводы в городу… За Степаном — только свистни — Колыхнется весь народ… А кому охота биться За царевых воевод?

Стенькина шуба

(«От казацкого веселья»)

От казацкого веселья Захмелела вся река. На судах и пьют и пляшут, Выбивая трепака. Под ударами подковы Разудалых плясунов Рвется, словно холст дешевый, Ткань узорная ковров. На парчу золотной ткани И на бархат шаровар Льются редкие напитки Из больших чеканных чар, Налито рукою хмельной И зеленое вино, Алый бархат заливая, Плещет с ними заодно. И разносится далеко, Громыхая и звеня, По широкому раздолью Бесшабашная песня. Воевода от Степана Не отходит, так и льнет: На мосту на корабельном С атаманом вместе пьет. «На, попробуй воровского! — Шутку шутит атаман И из рук своих с заморским Подает тяжелый жбан. — Не претит?..» И тут же следом Шлет поминки и дары: Бирюзу, жемчуг и ткани, И турецкие ковры. Знай похваливай да клянчи — Мимо рук не проплывет: Наложил добра в амбары Воевода семь подвод. Да один ли воевода! И приказные дьяки Насовали по карманам, Понабили сундуки. Только всё ему, вишь, мало, Недоволен, старый пес: Так бы он, кажись, в амбары Всё глазами и увез. Кубок сильно приглянулся… Весом будет гривны три, Золотой, в каменьях ценных… «Подари да подари!» — «На, прими!..» Каймой цветною Показалась больно шаль. «Чай, уступишь, Тимофеич!» — «На, бери, — не больно жаль!» Со Степана дорогую Шубу тянет за рукав… Видно, соболь показался Да персидский златоглав. «Ну, брат, шубой не уважу; Есть на ней большой завет… На подарок этот ценный Моего согласу нет». — «Эй, отдай! Не ссорься лучше И на зло меня не нудь: В силах я цареву милость Так и этак повернуть… Вор ведь ты!..» Крепится Стенька… Привскочил бы он с ковра, Показал бы воеводе… Да не Стенькина пора. «Ты ведь, если разойдешься, Так намелешь сгоряча… Пошутил я…» И спускает Шубу ценную с плеча. «На, старик, бери да помни, Что и я порой сердит… Не наделала бы шуба Много шуму», — говорит.