Певец Волги Д. В. Садовников

Садовников Дмитрий Николаевич

II

Проходит день, а князя нет; Другой прошел, — его не видно; Никто не ведает — где он; Княгине больно и обидно… На третий день вернулся князь; С женой — ни слова… рвет и мечет… Ничто не радует его, — Ни травля, ни любимый кречет… Томит его и тяготит Необъяснимая кручина… Бывало, прежде по часам Не налюбуется на сына, — Теперь семьи как словно нет; Все опротивело, постыло, Куда-то ездит по ночам, И прежде милое — не мило… На грех заехал, видно, он С охоты гостем запоздалым На перевоз, и до утра Спал у «кумы» на постоялом. Его, седого старика, Опутал, видно, бес лукавый… Кума — колдунья, у нее Все приворотные есть травы; В ее сверкающих глазах Не даром, говорят, есть сила, Не мало в городе мужей Она к себе приворожила… Глазами вскинет — дрожь берет; В речах — какая-то отвага… И что пьяней — вино ль ее, Иль речи хмельные, как брага, — Кто знает?.. только силы нет От этой груди оторваться, С семьей по-старому зажить, С кумой подолгу не видаться, Так, вот, и тянет за Оку… И скоро слух прошел в народе, Что приворотного дала Колдунья зелья воеводе…

III

Кромешный

ад кипит в дому; Не может сын добиться толку, О чем его родная мать Так часто плачет втихомолку… Она молчит, не говорит Любимцу-сыну ни полслова, С терпеньем муки до конца Она выдерживать готова… Раз, как-то, утром гневный муж В сердцах занес над нею руку, — Лишь тут решилася она Свою тоску, всю сердца муку Поверить сыну; в поздний час Она, позвав его, сначала Поколебалась, а затем Заплакала и все сказала: «Вот кто разлучница моя, Она его околдовала, Она крушит меня тоской, Моей любви ему, вишь, мало!..» Сын все узнал. Проснулась в нем И к матери любовь, и злоба; Всю ночь покой не дала Ему отцовская зазноба, В его горячей голове Кровавый замысел о мести — Врасплох нагрянуть на куму И положить ее на месте… Берет он верных слуг своих, Кинжал в серебряной оправе И ночью, тайно ото всех, Несется к быстрой переправе…

IV

На постоялом нет огня; Кума не спит… Она готова К приезду княжого сынка, К приему гостя дорогого… Чу! Слышен говор голосов… Вот по земле стучат копыта… Они… Через минуту дверь Трещит, сдается и отбита… Кума встает, зажгла свечу, На шум идет полунагая, Своих непрошенных гостей С оплывшей свечкою встречая… Но, видно, очи у кумы Сильнее острого кинжала: Взглянул сын княжий на нее И, словно, к месту приковало… Забыл, зачем сюда пришел, И вместо гневного проклятья К колдунье руки протянул Для поцелуя и объятья… Такой волшебной красоты Он не видал, живя на свете, И понял, как отец-старик Попал в расставленные сети… А тут холоп еще пристал И, подстрекаем силой вражей, «Не плохо водки, — говорит, — Сперва попробовать нам, княже!» Глядят — дубовый стол накрыт, Кума вином гостей обносит И хлебом-солью закусить С поклоном, улыбаясь, просит… «Холопы! Эй, ступайте, прочь! Я позову, когда мне надо… А вот, красавица, тебе За угощение награда!..» И в чашу перстень дорогой Он опускает с изумрудом… Все по желанию кумы Переменилось, словно чудом… Поутру, на условный свист, Еще задолго до рассвета, Вошли холопы, а кума Сидит, царицей разодета, В парчевый, шитый сарафан; А князь, забыв позор отцовский, Целует хитрую куму, Опутан силою бесовской…

V

Весна гуляет на дворе… Про новый грех несутся слухи… Княгиня целый день одна; Она не плачет, очи сухи… Был сын у ней, но и того Колдунья злая погубила: Ни муж, ни сын не устоял… И вот холопа для посыла Княгиня кличет. Слух ходил, Что за зелеными лесами, На Кудьме, есть один старик — Колдун. Он знается с бесами, Он ей из злых наборных трав Сварит смертельную отраву, Тогда с разлучницей-кумой Она расправится на славу… «Введи ко мне его!» Старик Явился в полночь на свиданье… Его к княгине провели, И с нею тайное шептанье Недолго длилось… «Вот тебе, — Сказал он, — склянка, из нее ты Куму в вине и угости; Тут зелье не простой работы; Оно и в склянке-то кипит, А с виду цвету золотого… Пять капель, если отольешь, Да выпить дашь, — и все готово… Прощай!» Ушел седой колдун… Княгиня все с себя снимает, Заместо шелку и парчи Наряд черницы надевает, И в ночь, когда все в доме спят, Полна и страхом, и тревогой, Она выходит и пешком Идет знакомою дорогой…

VI

Кума от пришлого не прочь, Всех просит: милости пожалуй! Богат ли, беден — все во двор, На то ведь он и постоялый… Старуха странница пришла, И ей покой ведь тоже надо… «Иду я, милая, с Москвы, Хочу пробраться до Царь-града… Пусти, родимая, меня, Я ночку здесь переночую…» — «Переночуй! Вот поедим Да выпьем чарочку — другую… Садись сюда… Ты пьешь, аль нет?..» — «Когда не пить! Грешна…» — «Постой-ка. Я хмельной бражки принесу!..» Несет, и началась попойка… Налиты чарки до краев… «Отпей-ка!» — «Нет, уж ты сначала…» Кума хлебнула раз-другой И, покатившись, закричала: «Змея! Меня ты извела. Да про себя-то позабыла… Недолго жить тебе! Смотри… Одна у нас с тобой могила!..» Едва сказала, старый князь Вбежал, и не прошло минуты, Как в горло белое жены Впился он, словно коршун лютый, И придушил… За ним вослед Ворвался сын… Силен и молод, Боролся долго он с отцом И рядом с матерью заколот… «Тащите в реку их! Пускай Несет, куда захочет!..» Тупо Глядит на слуг безумный князь И на три посиневших трупа… Тела оттащены в Оку, Как вдруг над сыном и женою Зажглися яркие огни, Сверкая радугой цветною; А над кумою на ветру Заколебалося, как знамя, Кидая зарево кругом, Нечистое и злое пламя… Холопы вскрикнули и прочь; Но князю страх совсем не ведом, И кто-то шепчет все ему: «За ними, князь! За ними следом!..» И вот, вдоль берега Оки, Он мчится узкою тропою, А позади за ним спешат Холопы робкою толпою…

VII

До устья доплыли тела, Но вдруг на миг остановились И, вверх по Волге повернув, Огнями снова засветились… Дивится князь, и в страхе он Не в силах вымолвить ни слова; Назад хотел бы повернуть Аргамака он молодого. Но тот, не слушая удил, Храпит раздутыми ноздрями И мчится, голову сломя, Вдоль Волги, следом за огнями… Перекреститься?! Но сложить Не может он креста святого. Себя не в силах оградить От навожденья духа злого; О подорожные кусты Князь рвет богатую одежду, Аргамака остановить Он потерял уже надежду… Конь мчится, гриву распустя, И, полон бешеной отваги, Песками, чащею лесной, Не разбирая, где овраги, Все дальше мчится… Путь ночной Грозит бедою неминучей, И вдруг умаявшийся конь Оборвался над самой кручей… Огни погасли; а тела Пошли на дно реки глубокой; И слышит помертвевший князь Глухой и будто издалека Какой-то голос: «Ты, злодей, Сыноубийца, знай отныне, Что близок твой последний час!.. Твоя могила здесь, в пучине… Тебе пощады не дадут, Умрешь, как зверь, без покаянья, И тело грешное твое Отдастся всем на поруганье!» В лесу, направо от него, Справляют чьи-то похороны, Сменяют жалобный напев Людские выкрики и стоны; Протяжный раздается вой, Зубовный скрежет, визг и хохот; Сверкнула молния вдали, И грома перекатный грохот Все ближе катится… Рекой Несется буря, вал вздымая, И злобно мечется в лесу, С корнями дубы вырывая… Крутятся листья на ветру, Что снег зимой в большую заметь, Ударил гром у самых ног, И рухнул князь, теряя память… Холопы в страхе за него, Везут его в поселок ближний; А утром, бледный и больной, Старик ворочается в Нижний…

VIII

Холопы верные молчат, — У них и преданность холопья; А если скажут, есть на них Расправа: плети и ослопья… Сам князь и верит им, и нет, — То сыплет медными деньгами, То, грозен словно божий гнев, Грозит плетьми и батогами… Но дивно всем, что сын пропал В ту ночь, как злилась непогода, И где княгиня, где кума, И что нахмурен воевода… Ведь слухи исподволь в народ Проникнут, поздно или рано; Они из Нижнего в Москву Пробрались до царя Ивана… Царь гонит спешного гонца С своею грамотою царской: «Ответствуй, где жена твоя И молодой сынок боярский!..» Старик гонцу передает Свое ответное посланье: «Царь-государь! Жена моя Ушла в далекое скитанье К святым местам. Вот ровно год Никто не знает, что с ней сталось… А сын охотился в лесу, Да лихо с сыном повстречалось: Медведь сломал…» Ответа нет… Князь ждет решения со страхом; Как мученик, в своем дому Живет отшельником, монахом… Забыты прежние пиры, Попойки, россказни, охота; Грехам прощенье умолить, — О том одна его забота… Он нищим деньги раздает; Людям захожим нет обиды; В дому попы и чернецы Поют по мертвым панихиды… А князь по городским церквам Перед святыми образами Возносит господу мольбы И плачет горькими слезами…

IX

Пришла зима… Воскресный день… Князь у заутрени в соборе Лежит на каменных плитах, Свое оплакивая горе… Сюда, в собор, пришла толпа Искать покоя и отрады Под эти своды, где горят Неугасимые лампады, Где хор и причет в ранний час Свершают стройное служенье И к лику господа несут С толпой молитвы и куренья… Вдруг слышно ржание коней И конских ног зловещий топот… Мелькнули всадники… Идут… В толпе пронесся тихий ропот… От страха клир не в силах петь, И, как волков голодных стая, Толпа опричников вошла, Кнутом дорогу расчищая, И прямо к князю: «Царь велел Схватить тебя без замедленья, Из наших рук приемлешь ты Себе достойные мученья… Вставай!..» Церковная толпа Упала ниц, дрожа от страха; Но воеводу не страшат Ни место лобное, ни плаха: «Несу вины свои царю И лютой казни я не трушу! Берите… Богу предаю Стыдом истерзанную душу!..» Одежды мигом сорваны, И князя с гиком, на аркане, Влекут из храма на мороз; Связав, полунагого в сани Бросают… Конная толпа Летит вперед с веселым криком, Разносит воеводский дом, Холопов бьет; в веселье диком Пьянея, вышибает дно И пьет из воеводских бочек; Несется Нижним, по пути Всех раздевая до сорочек, И дальше, из городу вон; Не смущена дорогой долгой, Оку проехала и вот, Сугробы разметая, Волгой Летит… Захватывает дух От этой бешеной погони… У князя в жилах стынет кровь; Вдруг слышит: «Стоп!» — и стали кони… «Что стали вы?!» — «Коней поить!» Глядит, а от него направо Горят два радужных огня И между них один кровавый… «Нет! Не коням ту воду пить, А мне!.. Я жду желанной смерти, И той же мерою, что я Другим возмерил, мне возмерьте!..» К саням опричник подошел, Взмахнул секирою широкой, Ударил раз, — и голова Слетела прямо в снег глубокий… «Рубите прорубь!..» На реке Работа быстро закипела; Под синим льдом нашло себе Могилу княжеское тело… Едва покончили они С своею спешною расправой, — Над трупом князя в тот же миг Поднялся вдруг огонь кровавый… Огни скрутились в два столба. Столбы сплелись между собою, И словно тешились они Своей воздушною борьбою… Все разгорался, столбы Кидались злобно друг на друга… Толпа опричников стоит, Глядит, бледнея от испуга; Садятся быстро на коней И в страхе, не промолвив слова, С добычей ценною своей Спешат от места проклятого…

X

Москва… Народ со всех концов Бежит… На городских раскатах Гудят везде колокола, Сзывая бедных и богатых… Спешат на казнь… Сегодня день, Когда получит воздаянье Старик-боярин, бывший князь, За небывалые деянья… Докуку праздничного дня Толпа вознаградит с избытком, И хочет знать она, каким Преступника подвергнут пыткам; Не знает, суждено ль ему На площади четвертованье, Иль, может, смилуется царь И переменит истязанье… …Вот показались бирючи. Народ конями раздвигая И громко отповедь свою О лютой казни возвещая: «Идите все смотреть сюда! Глядите, как по правде царской Казнен за разные вины Убийца, выродок боярский!.. На перекрестке по ночам Он речи вел с лукавым бесом! Жена красавица и сын Погибли по его кудесам!.. Приял он мзду за все дела, Что силой учинял бесовской, И царь казнил его… Иди, Смотри сюда, народ московский!..» И над толпою высоко Заколебалася на пике Покрыта кровью голова Нижегородского владыки…

Волжские эскизы

I

Ущелья залиты весеннею водой… Меж небом и землей, на голубом просторе, Красавцы-Жегули вздымаются грядой, Как остров, брошенный в раскинутое море. Овраги темные кой-где еще таят Пласты тяжелые подтаявшего снега, И горные ручьи, сливаясь в водопад, Шумят и на реку кидаются с разбега… Водой подмытые, несутся с крутизны, Шумя и прыгая, тяжелые каменья, С собою унося покорных жертв весны, Прибрежные кусты, в широкое теченье…