Певерил Пик
Шрифт:
Глава XXVI
Необходимость — лучший миротворец
И мать изобретательности, — ты
Одна поможешь нам прийти к согласью!
Пока продолжался пожар, обе стороны, как мы уже сказали, действовали дружно, подобно враждующим сектам иудеев во время осады Иерусалима, когда они вынуждены были объединиться против общего врага. Но едва последнее ведро воды было вылито на тлеющие уголья, как вражда, подавленная в сердцах чувством страха перед общей опасностью, снова вспыхнула ярким пламенем. Обе стороны, смешавшиеся было в одну толпу, занятую общим делом, тотчас отпрянули друг от друга и разместились в противоположных углах прихожей, угрожающе бряцая оружием и словно ожидая знака начать новое сражение.
Бриджнорт остановил эти грозные приготовления.
— Джулиан Певерил, — сказал он, — ты свободен! Иди куда хочешь, ибо ты отказываешься от моего пути, хотя он безопаснее и почетнее твоего. Однако мой тебе совет — как можно скорее очутиться подальше от Англии.
— Ралф Бриджнорт! — воскликнул один из его сообщников. — Ты совершаешь дурной и трусливый поступок. Неужели мы намерены без сопротивления возвратить этим исчадиям Велиала пленника, захваченного тобою в честном бою? Нас здесь довольно, чтобы победить, ибо правда на нашей стороне, и мы не должны освобождать это змеиное отродье, не изведав оружием воли божьей.
Шум одобрения сопровождал эти слова, и не вмешайся снова Гэнлесс, сражение, вероятно, разгорелось бы с новой силой. Но он отвел воинственного пуританина к окну и, по-видимому, представил ему настолько убедительные доказательства его неправоты, что тот, возвратясь к остальным, сказал:
— Наш друг разъяснил мне мое заблуждение, и я, видя, что его мнение совпадает с мнением достопочтенного майора Бриджнорта, полагаю, что мы можем возвратить свободу этому молодому человеку.
Поскольку возражений не последовало, Джулиану оставалось только поблагодарить и наградить тех, кто так усердно ему помогал. Прежде всего он заручился словом майора не взыскивать с рудокопов за учиненный ими бунт; затем обратил к ним несколько добрых слов, выражая признательность за службу, и сунул в руку Ланса У трема горсть золотых, дабы они могли весело провести следующий день. Они хотели бы остаться охранять своего молодого господина, но, опасаясь новых беспорядков и полагаясь на обещание майора, Джулиан отпустил их, попросив одного Ланса задержаться до его отъезда из МоУлтрэсси-Холла. Перед самым своим отъездом, однако, он не мог преодолеть желание поговорить наедине с Бриджнортом и, подойдя к нему, сказал об этом.
Выразив свое согласие кивком головы, Бриджнорт повел Джулиана на небольшую террасу, примыкавшую к дому; там он остановился и с обыкновенной своей невозмутимостью и важностью молча ожидал, что скажет ему Певерил.
Джулиан был смущен таким холодным обращением и не знал, как ему с достоинством и тактом начать говорить о том, что у него было на сердце.
— Майор Бриджнорт, — произнес он наконец, — вы сами были любящим сыном и можете понять мое беспокойство… Мой отец! Что ждет его?
— Что повелит закон, — ответил Бриджнорт. — Если бы он следовал моим советам, то жил бы сейчас спокойно в доме своих предков. Теперь судьба его не в моей власти и еще менее — в вашей. Она зависит от решения парламента.
— А что будет с моей матерью?
— Она, как и всегда, выполнит свой долг и в том найдет себе отраду, — ответил Бриджнорт. — Верьте мне, я совсем не питаю злых умыслов в отношении вашего семейства, хотя так может показаться сквозь дымку враждебности, окутавшую ваш дом. Я могу торжествовать как человек, но как человек я должен также помнить в час своего торжества, что и враги мои тоже когда-то торжествовали. Не хотите ли вы еще что-нибудь сказать мне? — продолжал он после минутного молчания. — Вы уже не раз отвергали мою помощь. О чем еще говорить нам с вами?
Эти холодные слова, казалось, прекращали дальнейшие объяснения. Но хотя теперь всякие расспросы были, по-видимому, неуместны, Джулиан не мог сдержать вопроса, давно его беспокоившего. Он уже шагнул было к двери и вдруг воротился.
— Ваша дочь… — сказал он с сильным волнением. — Майор Бриджнорт, мне бы следовало просить у вас… Прошу прощения за то, что упоминаю ее имя… Смею ли я спросить о ней?.. И пожелать ей всяческого счастья.
— Я польщен интересом, который вы к ней проявляете, — ответил Бриджнорт, — но вы уже избрали свой путь и должны быть в дальнейшем чужды друг другу. Возможно, я желал, чтобы это было не так, но прошло то время, когда вы могли бы соединиться, если бы последовали моему совету. Что касается ее счастья, если это слово прилично нашему земному странствию, то уж я постараюсь позаботиться о нем. Она сегодня же в сопровождении верного друга покидает Моултрэсси-Холл.
— Друга? Уж не..? — с жаром вскричал Джулиан и вдруг замолчал, чувствуя, что не имеет права назвать имя, трепетавшее у него на губах.
— Продолжайте, почему вы остановились? — спросил Бриджнорт. — Внезапная мысль часто бывает мудрой и почти всегда благородной. Что же за человек внушает вам такую тревогу при одной мысли, что ему будет поручено сопровождать мою дочь?
— Еще раз прошу великодушно простить меня, — ответил Джулиан, — ибо знаю, что не имею никакого права вмешиваться в ваши дела. Но я видел здесь человека, лицо которого мне немного знакомо; он называет себя Гэнлессом. Не ему ли хотите вы доверить дочь свою?
— Именно ему, человеку, называющему себя Гэнлессом, — ответил Бриджнорт без всяких признаков гнева или удивления.
— Но хорошо ли вы знаете того господина, коему вверяете существо, столь драгоценное для вас и для всех, кто знает ее? — спросил Джулиан.
— А знаете ли его вы, задающий мне подобный вопрос?
— Признаюсь, не знаю, — ответил Джулиан. — Но я видел его совершенно другим человеком, нежели тот, каким он представляет себя здесь, и считаю своим долгом предупредить вас об этом. Человек, который надевает на себя, смотря по обстоятельствам, то маску развратника, то лицемера, недостоин того, чтобы вы доверили ему свою дочь.
Бриджнорт презрительно улыбнулся.
— Я мог бы оскорбиться излишним усердием молодого человека, пытающегося учить старика, — сказал он. — Но я только прошу вас, любезный Джулиан, великодушно поверить мне, что, имея столь долгий жизненный опыт, я, уж верно, знаю того, кому вверяю единственное мое сокровище. Тот, о ком вы говорите, имеет только один облик, хорошо известный его друзьям, хотя всему остальному миру он может казаться другим человеком, ибо в свете честное лицо нередко приходится скрывать карикатурной маской, как в греховных забавах, называемых балами и маскарадами, где человек умный, коли он хочет принять в них участие, должен поневоле надевать личину глупца.
— Умоляю вас только об одном, — ответил Джулиан, -берегитесь человека, который, умея надевать маски Для других, может и от вас скрыть свои истинные черты.
— Вы что-то уж чересчур подозрительны, молодой человек, — возразил Бриджнорт более резко, чем говорил прежде. — Послушайтесь моего совета: займитесь своими делами, ибо они, поверьте мне, требуют очень серьезного внимания, и предоставьте другим вершить их собственные.
Намек был слишком ясен. Джулиан молча, без дальнейших объяснений, простился с майором и уехал из Моултрэсси-Холла. Читатель может догадаться, как часто оборачивался он, пытаясь угадать, какой из многочисленных огней, мелькавших в окнах дома, светится в комнате Алисы. Когда дорога повернула в сторону, Джулиан погрузился в глубокую задумчивость, из которой его вывел голос Ланса: лесничий спрашивал, где они проведут остальную часть ночи. Джулиан не знал, что ответить, но верный слуга сам все решил, предложив ему воспользоваться запасной кроватью у него в доме, на что тот охотно согласился. Когда они приехали, все уже спали; бодрствовала только Элзмир: уведомленная гонцом о приезде гостя, она приготовилась принять наилучшим образом сына своих старых господ. Джулиан тотчас удалился в отведенную ему комнату, где, несмотря на множество, забот и душевную тревогу, скоро заснул и проснулся, когда солнце стояло уже высоко.