Пиар по-старорусски
Шрифт:
Киря и Докука едва дождались, пока Простомир отдышится после схватки.
– Ну что – нашёл?
– Нет его ни в Новограде, ни в загородном имении Филиппа, – ответил Простомир.
– Так где же они тогда Васятку нашего держат?
– Не знаю. Теперь, думаю, нам остаётся только одно – пленить кого-нибудь из Филипповых людей и у него силой выпытать, куда они его спрятали.
– Да кабы знать, кого хватать! А то схватишь несведущего, что с ним потом делать? А Филипп, коль узнает, что его людей хватают, такой шум поднимет!
– А может, самого Филиппа схватить? –
– Да в своём ли ты уме, Киря? Двое ведь осталось, кто в посадники метит. Если Филипп пропадёт, все сразу поймут, чьих рук дело. Тогда Филипповы сторонники Докуку просто разорвут, а новоградцы и не вмешаются с помощью. Кому захочется за убивца вступаться?
– А если… – сказал Киря и умолк. Больше на ум ничего не шло.
Простомир горестно опустил голову.
– Есть у меня человечек при Филиппе, – сказал Докука, – да только не знаю, верить ли ему. Давал я деньги его повару – жаден он и глуп. Взял. Надо бы посулить ещё, пусть разнюхает, где Вася. Повара ведь, они такие – молчат да слушают. А во время обеда можно многое услышать…
– Зря ты Филиппа дураком считаешь. Он доказал, что не такой. И мы за это здорово поплатились… Не станет он за обедом болтать.
– Может, и не станет. Но попытаться надо. Другого ничего не придумали.
– Хорошо. Обещай повару что угодно – хоть мешок золота сули, лишь бы ухо востро держал. Надо торопиться – через две недели на вече посадника кричать будут.
Васю в заточении не обижали. Кормили от пуза, даже вино предлагали. Но охраняли строго, всегда за дверьми стоял недремлющий страж. Два раза в день обыск, как в самой строгой тюрьме. Как личный, так и обыск его каморки. Мало ли, что там узник придумает для своего освобождения! Как известно, он о побеге думает больше, чем страж о его охране.
А Вася маялся от безделья. Книжек ему по понятной причине не дали, журналы и газеты тогда ещё не научились издавать, а до изобретения компьютера и Интернета оставалось несколько сотен лет. Да и кто знает, будут ли они придуманы в этой реальности, где наряду с людьми существуют лешие, русалки и кикиморы? Может, и нет. Может, через пятьсот лет придумают какое-то иное средство общения и обмена информацией, учитывая склонность и возможности местного населения пользоваться услугами магии, а не развивать научно-техническую мысль.
В тот самый момент, когда Вася пришёл к такой мысли, под печкой что-то зашуршало. Вася насторожился. Может, мышка? Прикормить – всё не так скучно будет. Пусть бегает, живёт божье создание. А если крыса – ну что ж, существо неприятное, конечно, но, говорят, узники старинных тюрем их тоже приручали. Хоть какое-то развлечение…
Но это была не мышь и не крыса. Шуршание усилилось, и из-под печки показалась лохматая мордочка. На лукавом почти мартышечьем лице светились зелёным огнём два огромных круглых немигающих глаза. «Нечисть какая-нибудь», – подумал Вася, после случая с Зелёным Дядькой готовый спокойно, без дрожи, страха и волнения к беседе с любым, самым экзотическим и неведомым существом. Существо полностью вылезло из-под печки. Ростика оно было – не выше колена, но держалось очень важно.
– Привет, – сказало существо, – ты кто такой?
– Я Вася, – сказал Вася, – а ты кто?
– А я Пантелеймон Авессаломович Пыхтяркин, – сказало существо и напыжилось, – и попрошу по отчеству!
Вася прикинулся, как будто не слышал последних слов:
– Стало быть, Понтик.
– Сам ты понтик, – чуть не заплакало от обиды существо, – а я Авессаломыч. Родителя моего Авессалом звали, понял?
Васе внезапно стало его жалко. Существо было такое беззлобное, так неуловимо чем-то располагающее к себе, что сердить его не хотелось.
– Ну ладно, Авессаломыч так Авессаломыч. Ты кем тут будешь-то, Авессаломыч?
Существо, услышав доброжелательный голос Васи, моментально успокоилось:
– Да я домовой тутошний. Живу, стало быть, здесь, за домом присматриваю. Чтобы не пакостили тут, опять же обычаи дедовские блюли. А то мало ли что. И меня чтоб не забывали – молочко чтоб каждый день в блюдечке. Ну, хотя бы пару раз в неделю. Вот так и живём.
– Да, интересная у тебя жизнь, – с иронией сказал Вася, – куда там другим!
Авессаломыч оказался домовым сообразительным и иронию Васину уловил:
– А ты не смейся. Не хуже других живём. В свободное от работы время, бывает, соберёмся с ребятами, в картишки перекинемся, в домино, шашки. Один наш умник всё хочет себе напарника для шахмат найти. Не составишь ему компанию?
Васе показалось забавным: сыграть в шахматы с домовым!
– Могу и сыграть. Шахматы есть?
– Есть, только умника нету. Старшой наших всех собирал, вот он и ушёл, ещё не вернулся. А я проспал. Как придёт – скажу. А шахматы у него знатные – из слоновой кости. А доска из самшита. Хвастался, что какой-то Равана ему их подарил. И где его только носило, умника нашего?
При воспоминании о красивых шахматах Авессаломыч даже зажмурился от удовольствия.
– А сейчас-то что делать, – спросил Вася, – пока вашего умника нету? Может, в картишки перекинемся?
– Верно, – обрадовался домовой, – сейчас за колодой сбегаю!
Он исчез под печкой, но вскоре вернулся, против Васиного ожидания, с новенькой запечатанной колодой карт, распространяющей вокруг себя запах свежей типографской краски.
– Вы что – сами их печатаете, – удивился Вася, – совсем ведь новая колода.
– Вроде того, – туманно и с неохотой отозвался Авессаломыч, – во что играть будем, Вася?
– Давай для начала в дурачка, – сказал Вася, – условия: первый отбой пять карт, карте место, за мухлёж – пять щелбанов!
– Да без проблем, Василентий, – весело сказал Авессаломыч, быстро и сноровисто тасуя и раздавая карты.
Карта Васе пришла так себе: две семёрки, две девятки, валет и туз. Он глянул на Авессаломыча: домовой, шевеля ушами, полностью погрузился в рассматривание карт и обдумывание хода. Разглядеть что-то на его лице было невозможно. Да и то: какая мимика домового соответствует хорошей карте, а какая плохой? Не знаете? Вот и Вася не знал.