Пиф-паф
Шрифт:
Он никогда не нарушает обещания. Он сам это сказал. На каждом шагу. Он будет делать каждый шаг вместе со мной, пока не настанет конец нашей истории, а затем он начнет проживать новые главы в своей жизни без меня, хотя и говорил, что любит меня. У меня тоже будут главы без него, и все должно быть хорошо — все может быть хорошо, — но прямо сейчас я ничего этого не чувствую. Я чувствую такую глубокую боль в груди, что она опускается в желудок и поднимается к горлу. Боль угрожает задушить меня, разрывает грудь надвое и посылает волны, готовые взорваться где-то в глубине живота.
— Пойдем домой. — В том, как Лэйн это произносит, столько
— Хорошо. — Я высвобождаюсь из его объятий. — Пойдем домой.
Лэйн выносит Джезу, а я иду рядом с Риной. Мы проходим мимо Вектора, который стоит у машины, на которой Лэйн привез нас сюда, — машины, на которой он каждый день ездил на свою воображаемую работу.
Рина открывает дверцу другой машины, серебристой, с затемненными стеклами. Я забираюсь на заднее сиденье. Лэйн переходит на другую сторону.
Это на самом деле происходит. Я свободна.
Мы проделываем тот же долгий путь, что и до сюда. Садимся в самолет, отправляющийся домой.
Мы выжили.
Но я не могу перестать думать о том, что должно произойти.
Лэйн уходит.
Я говорю «прощай».
Время унесет всю эту боль. Оно сотрет большинство воспоминаний. Это необходимо, иначе это будет пыткой. Я должна верить, что так и будет, чтобы я могла отпустить Лэйна, чтобы он мог быть самим собой и заниматься любимым делом, которое, по его словам, было единственным, в чем он хорош. Но это не единственное, в чем он преуспел; он преуспевает во многих вещах. Я должна сказать ему об этом. Я хочу это сделать. Но не делаю. Он уже стольким пожертвовал, я не могу просить его о большем. Мне нечего ему предложить. Я на пятнадцать лет моложе, студентка университета, которая понимает, что, вероятно, идет в жизни даже не по тому пути, по которому ей следовало бы идти. Может быть, в один прекрасный день, я тоже захочу стать полицейским, детективом. Не знаю. Все, что я знаю, это то, что в моем сердце есть любовь… да, я люблю Лэйна, но этого будет недостаточно, и лучший способ для меня показать ему, как сильно я ценю то, что он сделал — это освободить его.
— Сядешь рядом со мной? — взгляд Лэйна встречается с моим. Ох, эти глаза. Его большие, карие, красивые глаза. Они больше не обременены контактными линзами.
— Думаю, я останусь здесь и вздремну. — Я притворно зеваю. Переворачиваюсь на бок и закрываю глаза, чтобы не расплакаться.
— Сладких снов, — говорит он.
Ты будешь мне сниться.
Глава двадцать восьмая
Когда самолет приземляется, Лэйн встает со своего места, и я делаю то же самое.
Я потягиваюсь, зеваю, а затем делаю вдох. Один долгий глубокий вдох. Я расправляю плечи и высоко поднимаю голову.
Я не из тех девушек, которые плачут из-за мужчин. Я никогда не была такой девушкой и не собираюсь становиться ей сейчас. Я смогу это сделать.
— Готова? — спрашивает Рина, подходя и становясь рядом со мной, держа Джезу на руках.
— Да. Спасибо тебе за все. — Я провожу пальцами по ее руке.
— Не беспокойся. — Она улыбается. — Еще одна поездка, и мы доставим тебя обратно к твоей семье.
—
Когда мои ноги касаются родной земли, и я иду по асфальту, меня охватывает облегчение, и каким-то образом это частично — не полностью, но, по крайней мере, наполовину — заглушает боль внутри меня.
Со мной все будет в порядке.
Сейчас, сидя на заднем сиденье еще одного автомобиля с затемненными стеклами, рядом с Лэйном, я пользуюсь моментом, чтобы рассмотреть его профиль. Смотрю на его все еще черные волосы и вспоминаю, какими каштановыми они были когда-то. Его глаза встречаются с моими, и Лэйн дарит мне добрый и ласковый взгляд.
Он правда особенный.
Надеюсь, если судьбе будет угодно, наши пути когда-нибудь снова пересекутся.
Обязательно поблагодари его, Миранда, прежде чем он уйдет.
— Что происходит в твоей хорошенькой головке? — улыбка Лэйна достигает ушей. Ох, эти его чертовы кривые, неидеально идеальные зубы. — Ты боишься?
Я качаю головой.
— Ты же знаешь, что с тобой все будет в порядке.
Я киваю.
— Я рад. — Лэйн отворачивается, но когда все-таки делает это, то кладет одну из своих больших обезьяньих лап мне на бедро.
На каждом шагу. Он обещал. Пока я не вернусь к тому, с чего начала. Он сдержит свое слово.
Впереди длинный отрезок шоссе, и вскоре здания и уличные указатели становятся слишком знакомыми. Я дома.
— Рина, я бы хотел, чтобы ты сделала ту остановку, о которой мы говорили, — говорит Лэйн, все еще держа меня за бедро.
— Ты уверен, Лэйн?
— Уверен. — Я слышу счастье в его голосе.
— Хорошо.
Какая остановка?
Я с трудом сглатываю. Мои ступни подпрыгивают на полу, а затем дрожь поднимается по моим ногам до колен.
О боже. Он правда уходит.
— Все в порядке, Миранда, — говорит он, поглаживая меня по бедру. Я перевожу взгляд в его сторону. — Возможно, тебе это понравится.
Понравится? То, что он не сделает каждый шаг со мной, как обещал? Мне это не понравится, ни капельки.
— Не делай такой злой вид, — фыркает он.
— Я не злюсь. — Злюсь.
— Нет, ты злишься. Я вижу тебя, Миранда. Вижу.
Хреновое у него зрение, потому что если бы он видел меня — если бы он по-настоящему меня видел — он бы увидел, как сильно я его люблю, и сказал бы мне, что тоже меня любит. Он также сказал бы мне, что мысль о том, чтобы провести ночь без меня рядом, стала бы для него сущим адом, потому что именно это я и хочу ему сказать.
Я не отвечаю. Не могу.
Машина подъезжает к обочине. Я закрываю глаза, прикусываю нижнюю губу и скрещиваю руки на груди. Задерживаю дыхание. Я не могу смотреть, как он уходит. Я отказываюсь это делать. И если уж он решил, что знает меня, то поймет, что я не смогу как следует попрощаться с ним.
Лэйн открывает дверцу машины. Перемещает вес на заднее сиденье, пока не пропадает вовсе.
Позыв к рвоте подкатывает к горлу и корню языка. Я прижимаю два пальца к губам, и они неконтролируемо трясутся. Я держу глаза закрытыми и приказываю себе не плакать. Не смотри. Оставайся сильной. Будь храброй.