Пик Дьявола
Шрифт:
— Вон они, номер три и номер пять.
Он не узнал собственного голоса, как будто слова произнес какой-то незнакомец.
— Вы уверены?
— Совершенно уверен, — ответил Тобела.
— Три и пять?
— Три и пять.
— Мы так и думали.
Его попросили подписать протокол. Больше он ничего не мог сделать. Тобела подошел к своему пикапу, отпер дверцу и сел за руль, помня о ружье за сиденьем и о двух мерзавцах, которые спрятаны в полицейском участке. Интересно, что сказал бы старший инспектор, если бы Тобела попросил его на несколько
3
Прокурором была женщина-коса; [3] у нее в кабинете было много бледно-желтых папок с делами. Они лежали повсюду. Стол был завален ими; кипы папок валялись еще на двух столах и на полу, и им с трудом удалось пробраться к стульям и сесть. Женщина-прокурор смотрела мрачновато и чуть рассеянно, как будто ее внимание делилось между всеми бесчисленными документами, как будто ей было тяжеловато нести груз ответственности.
Она объяснила Тобеле: на суде она будет выступать обвинителем. Ей необходимо подготовить его, главного свидетеля обвинения. Они вместе сумеют убедить судью в том, что обвиняемые виновны.
3
Коса — один из народов ЮАР; на языке коса говорит примерно 18 процентов населения страны.
Это будет просто, сказал Тобела.
Это никогда не бывает просто, возразила прокурор и кончиками большого и указательного пальцев поправила на носу очки в золотой оправе, как если бы они ей жали. Она подробно расспросила Тобелу о дне гибели Пакамиле; она помногу раз задавала ему одни и те же вопросы — до тех пор, пока не уяснила себе картину случившегося. Когда они закончили, Тобела спросил, какое наказание назначит им судья.
— Если их признают виновными!
— Когда их признают виновными, — уверенно ответил он.
Прокурор поправила очки и ответила, что подобные вещи невозможно предсказать. Один из обвиняемых, по фамилии Коса, уже сидел в тюрьме. А вот для второго, Рампеле, это первая судимость. И еще он, Тобела, не должен забывать, что обвиняемые вовсе не имели намерения убивать ребенка.
— Что значит — «не имели намерения»?
— Они заявят, что никакого ребенка не видели. Они видели только вас.
— Какой им дадут срок?
— Десять лет, может, пятнадцать. Наверняка не скажу.
Он долго сидел и молча смотрел на нее.
— Такова система, — сказала женщина, как бы оправдываясь и пожимая плечами.
За день до начала судебного процесса он приехал на своем пикапе в Умтату, потому что ему нужно было купить пару галстуков, куртку и черные туфли.
Он стоял в новой одежде перед большим зеркалом.
— Круто, очень круто! —
Глаза завораживали его. Неужели это его глаза? Они не отражали света, как если бы были внутри пустыми и мертвыми.
Всю вторую половину дня он неподвижно лежал на своей кровати в отеле, закинув руки за голову, и предавался воспоминаниям.
Пакамиле в сарае за домом в первый раз доит корову — пальцы его напряжены, он слишком спешит, дергает за соски. Огорчается, что молоко никак не выходит… Но вот наконец на пол под углом падает первая струйка молока, и мальчик торжествующе кричит: «Тобела! Смотри!»
Маленькая фигурка в школьной форме, которая ждет его каждый день, — носки спущены, рубашка вылезла из брюк, непропорционально большой рюкзак за плечами… Радость в глазах всякий раз, когда он видит подъезжающий пикап. Если Тобела приезжал за ним на мотоцикле, Пакамиле сначала оглядывался по сторонам — он хотел убедиться, что мотоцикл видят его друзья. Только он ездит домой на таком классном байке!
Иногда у него ночевали друзья; четыре, пять, шесть мальчишек таскались по двору хвостом за Пакамиле.
— Все эти овощи посадили мы с папой! Смотрите, папа сам посадил люцерну!
Вечер пятницы… Для детей в гостиной расстелены надувные матрасы. Дом ходит ходуном… Тогда дом был полон… Полон.
Пустота давила на Тобелу. Как тихо! Какой разительный контраст по сравнению с тем, что было при Пакамиле! В душе Тобелы зрел вопрос: что дальше? Он пытался уйти от ответа, но полностью заглушить вопрос не удавалось. Тобела долго размышлял о том, как будет жить дальше, но пока понимал лишь одно: Мириам и Пакамиле были смыслом его жизни. А теперь у него ничего не осталось.
Он встал только раз — в туалет и попить воды. Потом снова лег. Под окном шипел и плевался старый кондиционер. Тобела уставился в потолок. Скорее бы прошла ночь! Завтра суд.
Обвиняемые, Коса и Рампеле, сидели рядом и нагло смотрели ему в глаза. За ними стоял адвокат, высокий, атлетически сложенный индус в черном костюме и лиловом галстуке. Пожалуй, он выглядел излишне пестро.
— Мистер Мпайипели, судя по вашим словам, вы фермер.
Тобела промолчал, потому что не услышал в словах адвоката вопроса.
— Это так? — Голос у индуса был мягкий, вкрадчивый, негромкий — как будто он беседовал со старым приятелем.
— Да, так.
— Но ведь это не совсем верно?
— Не понимаю, что…
— Мистер Мпайипели, сколько времени вы пробыли так называемым фермером?
— Два года.
— А чем вы занимались до того, как переключились на сельское хозяйство?
Женщина-прокурор вскочила и поправила очки на носу.
— Протестую, ваша честь! Профессия мистера Мпайипели не имеет никакого отношения к делу.