Пик Жилина

Щеголев Александр Геннадьевич

Опять я очнулся. Страха не было, был только смех. Имею ли я право ЭТИМ владеть? Есть люди, которые задают себе подобные вопросы. А хорошо все-таки, что я писатель, засмеялся я. Писатель - это тот, кто изучает самого себя, делая вид, будто изучает окружающих, так что я способен задать себе любой вопрос и получить честный ответ. Итак, имею ли я право?

Не знаю...

Я встал. Смех одолевал меня, как насморк, и тогда я перестал сопротивляться, положил камни на трюмо, среди косметики и маникюрных принадлежностей, затем вытащил из кармана деньги, швырнул их, хохоча, в потолок, и разлетелись по комнате волшебные бумажки цвета сухой омелы. Я огляделся. Разнообразные предметы интимного, дамского свойства стесненно помалкивали. Разоренный

сейф прятался в платяном шкафу, там оставались еще ожерелье и серьги из космического жемчуга, однако драгоценности меня не интересовали. Делать мне здесь было больше нечего. Где-то в мониторной неспокойно дремал Оскар, топорща белесый пушок над губой: он конструировал во сне будущее, в котором был Начальником Всего; жаль, что я не мог присутствовать при его пробуждении. Сфотографировать бы взглядом перекошенную морду взбесившегося подлеца... что я несу, подумал я, какой вздор, человек просто выполняет свою работу, и ежели у него руки по локоть в дерьме, так не в крови же?

В душе моей высохла злость - до капли!
– и хотелось почему-то всех простить. Что за болезнь, что за ночь такая? Душа у меня, оказывается, была. Я взял камни с трюмо. От них исходили токи, электризуя все тело, попадая в мозг, и я поспешил избавиться от этих кусочков Неведомого, спрятавши их в широких штанинах. Решив не торопиться вынимать их впредь. Мне ведь настоятельно советовали не торопиться... Не "решив", а "решивши", опять засмеялся я. "Отложивши", "сообразивши", "спрятавши". Какими сочными, исконно народными речевыми вывертами ты оперируешь, культовый писатель Жилин, как это ценно - в каждом деепричастном обороте, в каждом абзаце на каждой странице протаскивать шаловливое окончаньице "ши"...

– Что-то вы побледневши,- участливо произнес я, обращаясь к своему отражению в зеркале.

Карманы у меня оттопыривались, как у запасливого мальчишки; я постарался замаскировать это дело складками. Ногам было горячо и странно. Точно такие же ощущения я испытал, когда вынул сокровище из сейфа и когда упал, растерявшись, в кресло,- такое же тепло и магнетизм. Однако никакой опасности я не чувствовал. Хотелось действовать. Несмотря на одолевшую меня младенческую радость, несмотря на полное нежелание драться, я чувствовал, что сил во мне теперь - на два Жилина, а реакции мои - как у хорошо отлаженного автомата. Не долгожданное ли это время истины? Сможет ли писатель отдать жизнь - не за Слово даже, а за часть его, лишенную какого-либо смысла?

Я перегнулся через кровать и достал из тумбочки ключи от машины...

И ничуть не удивился, когда обнаружил, поднявшись к себе на двенадцатый, Банева со Славиным. Неразлучная парочка стояла на площадке возле лифтов и оживленно общалась с молодежью. Молодежь была представлена также двумя особями: коридорным и долговязой нескладной девицей.

– О!
– дружно обрадовались братья-писатели. Славин сказал:

– Улыбка до ушей, глаза блестят. Ты чего такой? Дедушкой стал?

Странно, что они меня вообще узнали.

– Напитал исстрадавшееся тело пьянящим батидо,- похвастался я.- А может, это было октли, там этикетка отклеилась. Лицо Славина приняло неестественный, неприятный вид.

– Грязные намеки,- сказал он грубо.- Я глубоко адекватен.

От него разило так, что хотелось немедленно закусить. Судя по всему, жаждущий классик нашел свой родник. Чтобы Славин, да не нашел? Мне стало стыдно, что я сомневался в таком человеке.

– Сначала он прочесал всю пригородную зону,- принялся рассказывать Банев.- Самогон ему так и не продали, зато пошутили, что местные винокурни будто бы тайно разливают вино в экспортном варианте, без этих присадок. Он поперся в порт, ползать на брюхе перед агентами по снабжению и штурманами, а вернулся уже на полицейской машине. Тогда он потащил меня в яхт-клуб...

– Зачем в яхт-клуб?
– не понял я.

– На каждой приличной яхте есть запас спирта. Но со всякой шпаной там разговаривать не станут,

поэтому он взял меня.

– Хрустящий воротничок,- сказал Славин с вызовом.

– Ради кого я старался, свинья?
– спросил Банев.

– Ну, вы поняли свою ошибку?
– нарочито громко обратился Славин к барышне.

– "Одеть" можно только кого-то, например, человека,- ответила она, глядя на известного прозаика с восхищением и преданностью.- В родительном падеже. А предметы в винительном падеже только "надевают": надела шляпку, надел кепочку... (Она кокетливо посмотрела на меня.)

Евгений внимал правильному ответу, приняв вид большого мастера (принявши!). Меж их склоненными головами трепетала рукопись, испорченная красными подчеркиваниями и ехидными пометками на полях. Девушка явно хотела взять Славина под руку, но не решалась, а рукопись, очевидно, была собственного ее сочинения. Мне стало жаль юное дарование. Коли речь зашла о разнице в написании слов "одел" и "надел", значит, разговор за литературу велся по крупному, ибо вопрос этот имел не просто важное, но принципиальное значение, особенно когда Большие Мастера вразумляли пишущую молодежь... Коридорный, как это ни смешно, тоже держал в руках рукопись и смотрел он с точно такой же преданностью, но только на Банева. Каждому ученику - по Учителю! Очевидно, я ненароком попал на летучее заседание творческого семинара.

Я обратился к коридорному:

– Лэн Туур все еще в моем номере?

– Не знаю,- сказал тот беспечно.

– Не могли бы вы позвать его?

Парень пожал плечами и, не задавая лишних вопросов, отправился в путь. Заходить в номер мне было совсем не обязательно.

Ни одна вещь, привезенная мной из внешнего мира, не стоила м секунды возможного риска, а документы и деньги всегда у меня с собой. Оставь материальный мир врагам и стань свободным. Вот разве что мясные консервы - жалко...

– ...Если решили публиковаться на русском языке, на языке Чехова и Строгова, извольте освоить грамоту в совершенстве,с ленцой вещал Славин.- Вот, пожалуйста, написали вы "отнюдь". Так нельзя, голубушка, после "отнюдь" не ставится точка. Это усилительная частица, которая самостоятельно не употребляется, а только в связке с отрицательной частицей "не" или междометием "нет". "Отнюдь нет", "отнюдь не гений". Даже дурной вкус не может служить оправданием безграмотности.

Голубушка благодарно принимала обидные речи, соглашалась решительно со всем. Тут и коридорный вернулся.

– Сейчас придет,- кивнул он.- Простите, я забыл вам передать. Звонил товарищ Строгофф, сказал, что весь вечер вас разыскивал, и просил навестить его, как только вы сможете.

Новость потрясла всех маститых литераторов. Включая меня. У Банева со Славиным вытянулись лица, и лишь молодежь спокойно поглядывала на нас, не понимая истинного значения случившегося. Учитель пожелал с кем-то встретиться, позвал кого-то к себе... неслыханное дело. Жаль, что обсуждать с коллегами варианты и версии не было у меня ни желания, ни времени, поэтому я молча сделал всем ручкой и вызвал грузовой лифт. Почему грузовой? Потому что он спускался до подвала, имея выход в подземном гараже. "Расскажешь потом, что да как",- вымучил Славин с таким видом, словно его рвать потянуло. Простодушный коридорный полюбопытствовал, что такое батидо и чем оно отличается от октли, и трезвенник Банев, думая о чем-то своем, пустился в объяснения - по инерции, все по инерции,- а Славин по инерции принялся растолковывать барышне, почему пожарные в прошлом веке обижались, когда их называли по безграмотности пожарниками, однако Лэн уже шагал к нам по коридору, и лифт как раз подъехал. Простите, братцы, подумал я, не скоро мы теперь увидимся. Они так и стояли с вытянутыми лицами, и каждый, наверное, видел себя на моем месте, и каждый страстно хотел бы оказаться на моем месте, но место это сегодня было занято. Простите, друзья мои, классики мои милые, но быть вам теперь, с вытянутыми лицами - на всю оставшуюся жизнь...