Пикник (сборник)
Шрифт:
КАК ГОРЕСТНА ТЩЕСЛАВИЯ ЦЕНА [1]
Со стороны моря дюны ослепительно сверкали на солнце, словно присыпанные сахарным песком. Бело-желтый пляжный мяч беззвучно, с обманчивой неторопливостью перекатывался с места на место, тычась в островки высохшей травы, как большая разомлевшая улитка; но вот он взвился, подхваченный свежим ветерком, и понесся по берегу, высоко подпрыгивая.
Уже в третий раз юноша по имени Фрэнклин побежал за мячом, догнал его и вернул рыжеволосой женщине в открытом изумрудно-зеленом купальнике,
1
Название рассказа — cтрока из стихотворения английского поэта Эндрю Марвелла (1621–1678) «Мысли в саду», где есть такое четверостишие:
Как горестна тщеславия цена — Ужели жизни сила нам дана, Чтоб каждый все отдать бездумно мог За пальмы ветвь иль лавровый венок?(Здесь и далее — прим. перев.)
— Вам это, наверное, страшно надоело. Кому хочешь надоест. Спасибо вам большущее, но в следующий раз, право же, пусть себе катится куда угодно.
— Ничего-ничего, мне все равно нечего делать, я…
— Вы случайно не видите, где там мои дети и чем занимается эта бестолковая немка? Следить за мячом — ее дело.
— Кажется, они вон туда пошли, к соснам. По-моему, они собирали ракушки.
— Ну да, лишь бы бить баклуши. Эти девчонки все такие. Лишь бы бить баклуши.
Он стоял перед ней, немного смущаясь, по-прежнему сжимая в руках полосатый мяч. На вид ей было лет сорок, ее красивое, точеное тело покрывал ровный золотой загар, на изящном плоском животе дивной раковиной темнел пупок. Рядом с ней на песке стояла корзина, из которой выглядывало розовое полотенце, желтые пляжные тапочки и желтый платок, и еще одна корзина с низкими бортами была наполнена бананами, персиками и грушами. Ее пальцы с длинными розовыми ногтями похлопали по песку.
— Хотите фруктов? Должна же я вас хоть как-то вознаградить. Да вы садитесь, садитесь.
Он заколебался, опять смутившись, не зная, что делать с мячом.
— Да бросьте вы этот мяч. Как он мне надоел! Видеть его больше не желаю!
Поискав глазами, он сказал:
— Я его вот тут, в ямку положу. Отсюда, наверное, не унесет…
— Да оставьте же вы его!
Он опустил мяч в заросшую травой ложбинку и набросал по сторонам песка. Она подождала, а когда он собрался сесть, сказала:
— Ой, пока вы не сели, можно вас еще кое о чем попросить?
— Конечно.
— Будьте ангелом, принесите мне из киоска бутылку молока. Весь мой обед — это фрукты и молоко.
Как слишком послушный слуга, он в ту же секунду повернулся, готовый бежать.
— Подождите, подождите. Вот деньги. Может, и себе что-нибудь купите? Пива, например? Или не хотите перебивать аппетит?
— А я в гостиницу обедать не хожу. Обычно тут что-нибудь перехвачу, и готово.
— Ну, купите себе что хотите. Я тоже не хожу обедать. Дети с Хайди возвращаются в отель — и слава богу! Хоть пару часов их не вижу.
Когда минут через пять он принес молоко, две бутылки пива и четыре бутерброда с ветчиной, она лежала на животе, вытянув красивые длинные ноги. Что-то такое в чистой сморщенной белизне ее пяток так сильно подействовало на него, что на мгновение он весь будто оцепенел.
Внезапно она перевернулась и поймала его взгляд. Он слегка покраснел, как будто его уличили в чем-то нескромном; она села и проговорила:
— Вы просто метеор. Я думала, вас еще сто лет не будет.
— Я купил себе пива и бутербродов, ничего?
— Ну конечно ничего. Вы, должно быть, жутко проголодались.
Несчетные сахарные песчинки испещрили ее руки, бедра, купальник, груди. Смахивая их руками, один раз даже запустив пальцы между грудей, она посетовала, что песок — ужасная вещь. Попадает буквально всюду. Смотрите, чтоб не попал вам на бутерброды. Он сел и поставил бутылку молока и две бутылки пива на песок.
— Черт! Забыл открывалку.
— Это не страшно. Я человек опытный. У меня все есть.
Тем временем наступил полдень, и пляж с удивительной быстротой начал пустеть. Там и тут французские семейства поспешно вытирались, собирали свое имущество и устремлялись прочь.
— Где мои дети и эта горе-нянька, вы их не видите? Наверное, пошли другой дорогой. Мы остановились в «Англетере». А вы?
— В «Сальдоре».
— Один?
— С родителями.
Вдруг она помахала длинными пальцами и предложила ему взглянуть на пляж. Все-таки французы — удивительный народ, все у них по расписанию. После полудня на пляже ни души. Как чумой покосило. Все врут, что французы взбалмошные, легкомысленные, непостоянные и так далее. На самом деле они, как никто, чтут условности.
— Вы согласны? Как вам вообще Франция?
— Вообще скучновато.
Она впервые посмотрела прямо ему в глаза, и его поразили ее удивительные зрачки. Точно экзотические птичьи яйца, все в зеленых и оранжево-бурых проблесках и разводах. Она секунд пятнадцать не отрываясь и не мигая глядела на него и лишь потом сказала:
— Так. Выходит, мы единомышленники.
Сильно разволновавшись, он опустил глаза и слишком торопливо стал откупоривать пиво. Брызнувшая из бутылки пена потекла у него по бедрам.
— Вот, возьмите салфетку, — сказала она и тут же сама стала вытирать пену неторопливыми, уверенными движениями.
Он ощутил мгновенный прилив сильнейшего возбуждения. Казалось, кровь в жилах вот-вот закипит на обжигающе жарком морском воздухе. Он поспешно отхлебнул пива. А она, будто и не замечая, что он чем-то растревожен, вынула из корзины красный пластмассовый стакан и до краев наполнила его молоком. При виде молока, которое казалось розовым сквозь пластмассовую стенку, и ее оранжево-розовых губ, прильнувших к стакану, он испытал новый приступ возбуждения, еще сильнее первого.
— Вы не сказали, как вас зовут.
— Фрэнклин. А проще Фрэнки, меня все зовут Фрэнки.
— Так чем же вам наскучила Франция?
Он отхлебнул еще пива и ответил, что сам точно не знает. Может быть, дело в родителях. Они уже довольно старые и помешаны на гастрономических удовольствиях: вечно отыскивают какие-то ресторанчики, пробуют новые блюда, ну и так далее. Это же скучно. По крайней мере, если только этим и заниматься. Ему лично вполне хватает пива с бутербродами и чтоб купаться с утра до вечера.