Пиковая дама, приди!
Шрифт:
Девочка промолчала в ответ.
– То-то же!
Он хрустнул яблоком в последний раз и выбросил огрызок за пазуху. Тот испарился в воздухе прямо во время полёта. Однако мужик в холщовой рубахе, сидящий за соседним столиком, увидев летящее в него яблоко, успел от него уклониться. Каким-то нечётким движением руки он отмахнулся, затем, пошатываясь, встал, вытянулся в полный свой рост, и заревел страшные ругательства.
Вера вздрогнула. Мужик чуть не накинулся на неё с кулаками, но девочка успела отпрыгнуть. Его тут же схватили подбежавшие хозяин трактира вместе с половым – кто за плечо, кто за руку.
– Да ты напился до чёртиков! – крикнул
Черняшка тут же вскочил – прямо у его ног разбился на крупные осколки прилетевший откуда-то глиняный кувшин. Вместе с Верой они что есть мочи выбежали из трактира и оказались на снегу, по колени в сугробе. Девочка хотела было вернуться обратно, чтобы отыскать папу, но чёрное существо рядом быстро с ней стало взмахивать руками то влево, то вправо, наклоняясь в разные стороны всем корпусом, словно пытаясь поднять, вздыбить в воздух сугробы. И вправду – снег в тот же миг стал вздыматься от земли всё выше и выше, окутывая их своим холодным колючим вихрем, поднимая полы её бархатного пальто и сдувая ветром накидку кверху.
И всё вокруг стало до того бело, что в глазах у Веры потемнело. Пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, девочка поняла, что потеряла куклу, оставив её в трактире. Но в голове всё ещё гремел звук разбитого кувшина и то, как по деревянному полу сметают в одну кучу его глиняные осколки… Вера в ужасе прижала к ушам замёрзшие ладони, но шум этот всё нарастал и нарастал. Девочка заплакала, не в силах больше его терпеть и стала звать отца, надеясь, что он найдёт её здесь, в этом снежном вихре. На секунду ей показалось, что к ней пытается подойти чёрная высокая тень. Тёмный силуэт своей фигурой напомнил ей маму. Показалось даже, что в руках эта тень держала потерянную куклу, и словно пыталась отдать её Вере, протягивая к ней свои тонкие руки… Снежный вихрь становился всё сильнее. Вскоре девочка упала без чувств, успев понять, что больно ударилась обо что-то.
Вокруг послышались чьи-то шаги, глухо звучало чьё-то неловкое бормотание. Перед глазами всё было расплывчато и полностью открыть их не получалось. В очередной попытке девочка разглядела перед собой знакомые черты.
– Ой! Трофим Иванович… как хорошо, что ты нашёлся… а лошади что же? А папа… где папа?! – произнесла Вера, оглядываясь. Сил у неё не было, всё тело ватное. Девочка заметила, что в окно её комнаты уже светило полуденное зимнее солнце.
– Девочка, милая, как же ты так! Успокойся, все мы здесь, дома, всё хорошо. Я почти было вышел на улицу, когда услышал грохот из твоей комнаты и первым прибежал к тебе, а ты тут, на полу, с постели, видно, упала… Папа сейчас придёт, он с мамой, всё в порядке, ты успокойся, хорошая! Сейчас я помогу тебе… – напуганный кучер взял хрупкую девочку на руки и положил обратно на кровать, намочил тряпку в тазике с водой и положил ей на лоб. – Да у тебя сильный жар, девочка! Я сейчас же пойду за Павлом Сергеевичем.
Кучер хотел было уйти, но услышал простуженный голос девочки:
– Трофим Иванович, подожди… Я хотела сказать…
Кучер остановился и подошёл к Вере.
– Трофим Иванович, присядь, пожалуйста…
Трофим Иванович слегка опешил, но просьбу девочки выполнил. Вера попыталась привстать на кровати и протянула пальцы к лицу кучера. Она аккуратно провела рукой по шраму над его бровью. Кучер вздрогнул от неожиданности
– Как хорошо, что ты нашёлся, Трофим Иванович! А что же лошади…
– Какие лошади? Я и не терялся, маленькая госпожа, что это вы такое говорите? Неужто и вправду ничего не помните…
Девочка медленно помотала головой. Голова гудела под холодной тряпкой. Кучер рассказал ей, что они доставили из больницы домой Анастасию Фёдоровну, что на обратном пути заехали в «Эйнемъ», потому что Вера сквозь сон настойчиво твердила что-то про конфеты для какого-то «Черняшки», а потом и выяснилось, что простудилась – наверное, слишком легко была одета. Но конфеты всё ж на всякий случай прикупили, так что теперь они лежали в столовой и ждали своего часа. По приезде отец отнёс спящую Веру на руках в её постель. У девочки уже начинался жар.
В комнату к Вере зашёл Павел Сергеевич. Кучер удалился, распрощавшись. Девочка подскочила, чтобы обнять папу, но тот строго произнёс:
– Вера, тебе нельзя вставать! У тебя жар. Мама и без того недовольна, что я взял тебя с собой в такую пургу.
– Мама! Она здесь? Я могу её увидеть?
– Она только что уснула. Да, мама теперь дома, с нами. Она ведь была у тебя, когда ты спала. Напевала тебе колыбельную тихонько… Видно, ты спала так крепко, что не слышала.
«Колыбельную! Так вот что я слышала тогда…» – вздрогнула девочка.
– Мама ещё куклу у тебя взяла на время – сказала, что нужно подшить её порванное платье, – предупредил Павел Сергеевич.
Вера ещё раз ахнула, вспомнив тёмный женский силуэт.
– Как она себя чувствует? Мама выздоровеет?
– Доктор сказал, что дома и стены помогают, значит, можно надеяться. Это удивительно, но как только мы выехали из больницы в сторону дома, мама сказала, что ей становится лучше! Я сперва не поверил ей, ведь прежде её состояние ухудшалось, поэтому пришлось ещё раз позвать доктора к нам сегодня утром, и он тоже подтвердил улучшение, хотя и был удивлён!
Вера улыбнулась. Она знала, что это её молитва подействовала. Детская молитва. Всё как Анечка говорила.
– Только вот теперь ты у нас заболела… – раздосадованно покачал головой Павел Сергеевич.
– Это ничего, папа, я скоро поправлюсь, правда!
– Ну хорошо, хорошо, дочка, выздоравливай. Ой, да ты ведь не знаешь последние новости!
– Какие новости, папа? – оживилась Вера.
– Вся Москва на ушах – сегодня в ночь пропала графиня Данилевская.
– Как пропала?! Не может быть! – подскочила на кровати Вера.
– Её супруг сообщил мне об этом буквально пару часов назад. Вчера они имели салон (ты помнишь, я был приглашён, но отказался), где всё же устроили спиритический сеанс… Что уж там произошло, одному Богу известно, да только графиню после сего действия никто из гостей так больше и не увидел. Сам же граф беспокоится теперь и за свою жизнь, он думает, – что жену похитили, а значит, и за ним придут. Он уже обратился в полицию.
– Папа, не ходи к ним больше, я боюсь! Какой уж…
Ответ Веры прервал до боли знакомый звук. Снова, снова этот противный звук! Отец выбежал в столовую и на полу увидел разбитый на крупные куски графин. В комнате кроме него больше никого не было. Взгляд Павла Сергеевича приковало ещё одно странное обстоятельство – конфеты на столе. Вернее, их отсутствие. На белой скатерти, разбросанные в разные стороны, лежали измятые обёртки.