Пилигрим. Реформатор
Шрифт:
– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул командир и направился на корму под свой полог, полагающийся лицу начальствующему.
Три года назад Большой совет Пограничного рассмотрел предложение воеводы о введении фамилий, от которых поведут свое начало новые роды. Делать это надлежало на основе уже существующих семей или же закрепить в списках воеводства старые.
Так как матушка Андрея вышла замуж за Зосиму, а за ним не имелось рода как такового, то по предложению Романова он стал прозываться Грековым. А за главой – семейство и все его дети с пасынками.
К тому же согласно новому закону помимо фамилии теперь каждый должен был писаться еще и по отчеству. Оно и раньше, конечно, было, но то больше в общении. Бывало, соседи и знать не знали, что сосед их наречен Перваком, а не Богданычем. Прозывать-то друг дружку могли хоть котелками, а вот в записях и в церкви уже непременно крестильным именем или в официальной форме.
– Андрюха, вот оно тебе надо было? – потирая бок, возмутился Антон.
– Да как-то не подумал, – почесав в затылке, произнес Андрей и тут же спохватился: – Тоха, ты-то как? Не сильно я тебя?
– Дышать, слава богу, не больно, значит, ребра целы. Но ты мог бы и не злобствовать так-то.
– Это чтобы Дорофей Тарасович от себя добавил?
– Угу. Господин полусотник может. Ничего. Мы с тобой еще посчитаемся.
– Заметано, – улыбнувшись в тридцать два зуба, произнес парень.
– Вижу дым! – вдруг послышалось из вороньего гнезда.
– Что за дым? – тут же уточнил командир, вышедший из-под полога.
– Похоже, жилье горит и не одно.
– Боевая тревога! Пятый десяток на греблю! Крейсерская скорость! Пушку к бою изготовить! Иметь в готовности заряд картечи и стрел! Шевелись, братцы.
– Не иначе как в Верхней слободе горит. До них уж недалече, – предположил Антон.
– Хорошо, как просто полыхнул пожар, а не половцы в гости пожаловали, – согласился с ним Андрей.
Только вот чего в его голосе больше – непонятно. С одной стороны, вроде как и не желает, чтобы поселение пострадало от нападения. С другой – присутствует подспудное желание, дабы именно так и случилось. Еще и по телу пробежался зуд нетерпения, окончательно угнездившись меж лопаток и не желая оставлять меня.
Вскоре из-за очередного поворота появилась объятая пламенем Верхняя слобода. Первая перед порогами, откуда либо шел сплав в высокую воду, либо начинался волок. У полыхающих стен видны всадники, сбивающие в колонну полоняников.
– Четвертый и третий десяток сменить на гребле пятый. Самый полный вперед. Еразм, попадете в половцев?
– Так точно, господин полусотник. Только разброс будет большим, можем и в своих попасть, – отозвался командир орудийного расчета.
– То как господь решит. А попадете, может, оно и лучше, чем в неволе-то, – произнес Дорофей Тарасович, который и сам успел хлебнуть неволи полной мерой.
– Слушаюсь. Стрелами заряжай. Прицел двадцать. Целься во всадника на белом коне, что правее полоняников.
– Ага. Вижу, – вращая маховиками, отозвался наводчик.
Командир расчета выждал несколько секунд, пока ладья выйдет на рубеж открытия огня. Прикинул и отдал команду. Раздался громкий хлопок, и пучок стрел умчался в сторону вражеских всадников. Обслуга поспешила перезарядить орудие, а Еразм вскинул к глазу подзорную трубу.
Выстрел оказался удачным. В своих не попали. Зато ссадили сразу пятерых всадников. Правда, под троими всего лишь побило лошадей. Но все одно знатно вышло. На такой-то дистанции, при таком разбросе и относительно небольшой плотности противника. Внес поправку в прицел. Опять выждал подходящий момент, и очередной выстрел. И опять не в пустоту.
Эта пальба сыграла злую шутку с сумевшими избежать полона. Когда стало ясно, что слободу не удержать, ее жители загнали детей при нескольких бабах в подземный ход, что выходил к поросшему камышом берегу Славутича. Вот там-то они и отсиживались, пока не услышали устроенную пальбу.
Гадать, кто там пожаловал, не приходилось. Это могли быть только пограничники, что гоняли на реке степных разбойников. Вот и побежали бабы на открытое место, увлекая с собой детвору. Да только, на беду, это приметили и половцы, которые тут же бросились за убегающей добычей.
– От дуры бабы! Еразм, отсеки погоню.
– Попробую. Цель – группа скачущих всадников. Прицел десять, упреждение три корпуса лошади. Пали!
– Первый десяток – арбалеты, пятый, второй – луки. К бою! – пока пущенные пушкой стрелы шуршали по направлению к цели, приказал полусотник.
Пушка ударила довольно удачно. Нанесли урон и стрелы с болтами, пущенные дружинниками. Ну и кочевники не остались в долгу, послав своих вестниц смерти. Только били они не в воинов, а в беглецов. Что было более чем необычно.
Не водилось за ними прежде подобной бессмысленной жестокости. Если полон не удавалось увести, его просто бросали. Если беглецов не выходило настигнуть, за ними прекращали гнаться. Но понапрасну кровь никогда не лили. А тут вдруг такое. И ведь попали в двоих. В молодуху и в девочку лет шести.
В ответ дружинники послали стрелы и болты. Повторно хлопнула пушка. И половцы предпочли уйти за излом берега, выходя из-под обстрела и оставив в покое беглецов. Попытались было действовать скрытно из-за складки местности. Но из вороньего гнезда их прекрасно видно. Разве только наблюдателя сменил командир расчета. Прикинул прицел, направление, скомандовал расчету, и стрелы накрыли половцев, пройдясь по крутой траектории. После чего те предпочли ретироваться окончательно.
Порядка трех десятков детей да три молодки. Вот и все, кому удалось сбежать из разграбленной и уничтоженной слободы. Впрочем, не так уж и мало. Ведь могло случиться и куда хуже. Помочь остальным пограничники не могли. Силенки не те. Тут хорошо уже то, что сумели погрузить спасшихся да убраться подобру-поздорову. В пределах видимости не менее трех сотен всадников. И это наверняка не все.
– Слушай сюда, братцы. Сейчас мы отойдем к заставе Немого, чтобы отправить весть в Пограничное о нападении. Но воеводе понадобятся подробности. Так что нужно выяснить, что сталось со Средней и Нижней слободами, – выстояли они или их также спалили. Феодосий, пойдешь вниз через пороги.