Пилигримы
Шрифт:
– Звериная шкура на плечах не делает человека волком, – наставительно заметил юному другу искушенный Герхард.
– Зато она делает его оборотнем, – возразил Вальтер, – в поединке с которым не устоит даже самый храбрый рыцарь.
Герхард обратился было к Дитмару, отличавшемуся, вроде бы, трезвым умом, но, увы, епископ Гевельбергский не оправдал его надежд. Более того, папский легат выступил с проповедью, призвав доблестных крестоносцев покончить с нечистой силой, угнездившейся в здешних местах. Причем епископ Дитмар так красочно описывал жуткие проделки здешних оборотней и колдунов, что напугал даже скептически настроенного Лаваля. По мнению папского легата, помочь крестоносцам могла только искренняя вера в Спасителя, способная разрушить любой морок и любое колдовство.
– Не только в мече,
После этой блестящей во всех отношениях проповеди, в лагере крестоносцев воцарилось уныние. Многие благородные рыцари и простые обыватели отправились в поход, прельстившись обещаниями папы, отпустить грехи, в том числе и смертные, всем его участникам. А теперь вдруг выясняется, что слово папы ничто перед происками местных колдунов и демонов, которые, чего доброго, утащат вас в ад раньше, чем будет получен пропуск в райские кущи. Крестоносцы были взволнованы до такой степени, что архиепископу Магдебургскому пришлось выступать с разъяснениями обличительных речей преподобного Дитмара. По его словам, само участие христианина в походе делало его безгрешным и неподвластным местным демонам, ибо над крестоносцами простерта рука не только папы, но и самого Спасителя. Именно здесь и только здесь, под сенью креста, человек может чувствовать себя в безопасности от происков адских сил.
– С нами Бог, – воздевал к небу руки архиепископ. – Так с какой же стати мы будем бояться происков демонов и колдунов.
Дитмар, получив строгое внушение от Фридриха Магдебургского и других вождей похода, вынужден был замолчать. Ему было настоятельно рекомендовано, заняться обращением косневших в язычестве душ и оставить христиан в покое. Ибо отпущение грехов от папы Евгения они уже получили и могли со спокойной совестью не только спать, но и действовать во благо святой церкви.
Отдохнувшее в Гевельберге крестоносное воинство двинулось вперед бодрым шагом, но с некоторым беспокойством в растревоженных сердцах, не совсем понимая, кто же из двух красноречивых пастырей окажется, в конце концов, прав. Многие надеялись на правоту архиепископа Фридриха, ибо сильно сомневались в изначальной чистоте собственных помыслов. В конце концов, люди отправлялись в поход не только, чтобы защитить истинную веру, но и за добычей, которую им обещали щедрые вожди.
– Мороченский лес все расставит по своим местам, – мрачно прокаркал Вальтер. – Помяни мое слово, Герхард, правым окажется Дитмар, а вовсе не архиепископ Магдебургский.
Увы, пророчества Валенсберга стали сбываться почти сразу же, как только крестоносцы втянулись в колдовские дебри. Сначала, как водится, поползли слухи, один страшнее другого. Появились свидетели ужасных событий, утверждавшие на голубом глазу, что видели демонов ада, вылезавших из-под земли. Потом стали пропадать люди, причем среди бела дня. Возможно, речь шла о дезертирах, которые покинули ряды крестоносцев, испугавшихся трудностей. Но пропавших становилось все больше и больше, и это уже нельзя было объяснить просто бегством. И если в дневную пору люди еще сохраняли бодрость, то ночь погружала их в беспокойство и страх. Крестоносцы жались к кострам, с ужасом прислушиваясь к непонятным горожанам звукам, несущихся из темных глубин.
Герхард настаивал, что уханье, доносившееся из леса, это проделки не бесов, а птиц, охотящихся по ночам не за алеманами, а за грызунами. А грозный рык, только что разорвавший ночную тишину, принадлежит зверю, скорее всего туру или оленю, коих немало в этих забытых богом и людьми местах. Кнехты слушали осведомленного человека с большим вниманием, но от костров отходили только по нужде. А люди между тем пропадали. Что беспокоило уже не только простых пехотинцев, но и вождей. И если в первую ночь пропало сто человек, то во вторую уже триста. Альбрехт Медведь настаивал на том, что это проделки морочен, знающих свой лес как пять пальцев, и призывал благородных рыцарей тщательней обыскивать участки леса, где они останавливаются на ночной отдых. Совету маркграфа вняли. Герхард де Лаваль лично облазил заросли вокруг поляны, которую благочестивый Дитмар избрал для стоянки. Рыцари и кнехты, сопровождавшие папского легата, развели огромные костры, осветившие лес едва ли не на полсотни метров вокруг. Увы, даже эти предосторожности не помогли Францу и Эберхарду сохранить свои жизни. Благородные рыцари отошли от костра едва ли дальше, чем на десяток шагов. Герхард и Вальтер следили за ними в четыре глаза. И вдруг рыцари исчезли, не издав ни звука. Словно растворились в воздухе. Герхард стрелой метнулся к месту происшествия, но не обнаружил ничего кроме нескольких кучек гнилых прошлогодних листьев. В этот миг шевалье де Лаваль впервые за время похода испытал суеверный ужас. У костра загомонили кнехты и служки епископа, а он стоял словно парализованный, тупо вглядываясь в темноту, за которой угадывались только стволы деревьев да подлесок.
– Что ты теперь скажешь? – спросил Вальтер, клацая зубами, у подошедшего к огню Герхарда. – Благородных рыцарей унесли ночные птицы? Или это все-таки лесные бесы так страшно пошутили с нами? А кому тогда принадлежали волосатые руки, сдавившие горло Эберхарда?
– Ты видел это существо? – насторожился Герхард.
– Я видел только руки, – в ужасе замотал головой Валенсберг. – Нечеловеческие!
Среди кнехтов нашлись очевидцы, разглядевшие окровавленную пасть демона, утыканную жуткими зубами, и даже языки адского пламени, вырвавшиеся из преисподней. В этом пламени и сгорели якобы несчастные рыцари. Эта версия, возможно, удовлетворила епископа Дитмара, но Герхарду она показалась сомнительной. А вот в волосатые руки, виденные Вальтером, он поверил. Франц и Эберхард стояли в четырех-пяти шагах друг от друга, каждый у своего дерева. Руки у них при этом были заняты. Исчезли они почти одновременно. Ни тот, ни другой даже не вскрикнули, скорее всего, рыцарей парализовал страх. А их замешательством воспользовались убийцы.
– Ты считаешь, благородный Герхард, что на рыцарей напали люди? – прямо спросил Альбрехт Медведь, лично проводивших расследование ночного происшествия, впрочем, далеко не единственного в войске крестоносцев.
– Они действительно увидели что-то страшное, – задумчиво произнес Лаваль. – Но это могли быть не демоны, а ряженые. В Гевельберге я видел жуткие образины из дерева едва ли не на каждом доме – что они означают?
– Говорят, что морочене таким образом отпугивают злых духов, – пожал плечами маркграф. – Якобы это лик их бога, которого они называют Велесом или Волосатым.
– А мне показалось, что эти образины больше похожи на звериные морды, чем на человеческие лица.
Альбрехт криво усмехнулся:
– Когда-то, во времена Карла Великого, саксы тоже почитали бога не только в образе человечьем, но и медвежьем. Мои далекие предки были его жрецами. Отсюда мое прозвище – Медведь. Ты ведь это хотел узнать, рыцарь?
– Не совсем, – покачал головой Лаваль. – Я видел ругов, облаченных в волчьи шкуры. Простые кнехты считали их оборотнями. Я в это не верю, но хотел бы знать, что думают по этому поводу сами носители звериных шкур. Это связано с какими-то мистериями религиозного свойства?
– Не пойму, к чему ты клонишь, благородный Герхард, – нахмурился Альбрехт.
– Я хочу знать, верит ли человек, напяливший на себя медвежью шкуру, что он сам превращается в медведя, и насколько эта вера глубока?
– А если верит, то что?
– Однажды в Триполи я видел колдуна, который водил обывателей по раскаленным углям, убеждая их, что это обычные камни. И люди по ним ходили – взад и вперед.
– А потом они корчились от боли?
– Нет, – покачал головой Лаваль. – Я сам осматривал их ступни и не обнаружил даже следа ожогов.
– И какая здесь связь? – заинтересовался маркграф.
– Я не исключаю, что морочене верят в то, что превращаются в медведей и заставляют поверить в это других. Для этой цели им служат звериные шкуры и искусно выделанные личины.
– Но ведь они появляются из-под земли?
– Скорее из неглубоких ям, присыпанных ветками и листьями.
– А тела убитых?
– Они уносят их с собой, чтобы нагнать на нас побольше страха, – пояснил Герхард. – Прикажи обыскать лес на несколько миль вокруг. Наверняка мы обнаружим трупы, убитых сегодня ночью. И тогда если не все, то многие поймут, что на них охотятся не демоны, пожирающие людей без остатка, а такие же смертные как мы.