Пилот штрафной эскадрильи
Шрифт:
Третьим звеном оказалось звено Демидова.
Сначала в воздух ушло звено Кривцова, через пятнадцать минут – три самолета второго звена, а еще через четверть часа – дали команду на вылет звену Демидова, в которое входил и самолет Михаила.
Они уже прошли деревню Мичурино, когда встретили возвращающееся с задания первое звено. Михаил услышал по рации голос Кривцова:
– Не промахнетесь, парни, дым за десять километров виден. Удачной работы!
Звено всей тройкой пролетело мимо.
Ферзиково – вернее,
Они снизились до полутора тысяч метров. Конечно, с большой высоты бомбить удобнее – зенитки не собьют, но и разброс бомб велик.
Михаил лег на боевой курс, скорость – 400.
– Левее два градуса – так держать, – услышал он в переговорном устройстве голос штурмана.
Михаил впился взглядом в компас – на боевом курсе надо точно выдерживать направление. Хлопнули створки бомболюка, бомбы пошли на цель, облегченный самолет «вспух».
– Разворот, цель накрыли! – раздался в шлемофонах голос Петра Демидова.
Крутой вираж всей тройкой. И тут – «мессеры», штук шесть. Михаил их и пересчитать не успел. Они кинулись сверху – на каждую «пешку» по паре стервятников.
Очереди проходили слева и справа – совсем рядом. Сзади грохотали пулеметы штурмана и стрелка. Ведущий пары «мессеров», отстреляв, с понижением высоты ушел под «пешку», и его место занял ведомый. Черт его знает, по какому наитию Михаил выпустил тормозные щитки. Самолету как будто кто-то в хвост вцепился, скорость упала.
Ведущий «мессер» проскочил «пешку» и попытался уйти с набором высоты. Не мог Михаил упустить такого момента: для того и щитки выпустил. Он довернул нос самолета и, когда немец сам заполз в прицел, надавил на гашетку.
Очередь пулеметов Пе-2 угодила по центроплану и кабине «мессера». Он свалился на крыло и камнем пошел вниз. Вероятно, Михаил сразил пилота, потому как истребитель не горел, но из крутого пике не вышел. Летчик не выпрыгнул с парашютом, и «мессер» врезался в землю.
Проводив взглядом ушедший в последний путь «мессер», Михаил опомнился и огляделся. Елки-моталки, ведущий ушел вперед вместе со вторым ведомым! Михаил убрал щитки, добавил газ. Полегчавший после бомбежки Пе-2 быстро догнал звено и встал в строй.
Обозленные потерей товарища, немцы не отставали. Пары разделились. Два самолета заходили слева, два – справа, оставшийся без пары ведомый истребитель висел у Михаила на хвосте. Пулеметы штурмана и стрелка грохотали почти без перерыва.
Михаил заметил, как от хвоста самолета Рожковца полетели клочья, от правой хвостовой шайбы почти ничего не осталось.
– Алексей, ты как? – спросил его по рации Михаил.
– Машина руля слушается плохо, стрелок не отвечает – наверное, убит.
– Держись, друг, осталось недалеко.
– Выходи вперед, мы тебя прикроем, – скомандовал
Поврежденная «пешка» вышла вперед.
Немцы продолжали яростно атаковать. Еще бы: ведь до передовой оставалось километров сорок. И тут сердце Михаила оборвалось. Левый, ближний к нему двигатель самолета Демидова полыхнул пламенем, которое почти сразу погасло, но появился густой черный дым. Винт остановился, и «пешка» командира начала снижаться.
Немцы бы добили ее, но на встречном курсе показалась группа наших истребителей. Не приняв боя, фашистские летчики убрались восвояси на форсаже. Да и с чем им драться? Боеприпасы и топливо на исходе, а наши истребители только взлетели и готовы к бою.
Михаил с замиранием сердца следил за тем, как снижается командир. За самолетом тянулся густой черный шлейф дыма.
– Алексей, уходи домой, я прикрою командира.
А самолет Петра Демидова опускался все ниже, и скорость его была все меньше. Чувствовалось, что машина плохо слушается пилота.
– Командир, прыгай!
– Попробую дотянуть.
Но дотянуть не получилось. Вместе с дымом вновь появилось пламя.
Командир выпустил шасси.
– Петр, прыгай! – прокричал Михаил.
– Передай в полк – сажусь на вынужденную, – ответил командир.
Петр посадил самолет на поле.
Михаил кружил возле. Он видел, как самолет запрыгал по неровному полю и остановился. Экипаж выбрался из кабины и кинулся прочь от горящего самолета, на ходу выхватывая пистолеты.
«Нет, не брошу, – решил Михаил, – а иначе – как они переберутся через передовую? Уж лучше смерть, чем плен!»
Родственники попавших в плен военнослужащих испытывали на себе всю тяжесть воздействия жестокого бериевского НКВД.
Михаил выпустил шасси и пошел на посадку. Петр понял, что он задумал, и замахал руками, запрещая ему посадку. Но Михаил стиснул зубы, выпустил закрылки и потянул рычаг на себя.
Сказать, что самолет трясло, – значит не сказать ничего. Его раскачивало на кочках, как корабль в море во время жестокого шторма. «Не хватает только шасси поломать и здесь остаться», – со страхом подумал пилот. Но глаза боятся – руки делают.
Михаил подрулил поближе к экипажу, открыл форточку, распахнул бомболюк.
– Командир – в кабину, штурман и стрелок – в бомболюк.
Кабина бомбардировщика не была рассчитана на второй экипаж – в ней и без того было тесно.
Петр Демидов забрался в кабину через нижний люк и улегся на бок, прижавшись спиной к борту. Штурман и стрелок забрались в бомболюк. Как они там держались? За что? За держатели для бомб?
Михаил закрыл створки бомболюка, развернул самолет и по своим же следам на слегка заснеженном поле начал разбегаться. Машину трясло, штурвал рвался из рук. Наконец взлетели. Тряска прекратилась, Михаил убрал шасси.