Пилюли от хандры
Шрифт:
– Хорошо, я попробую.
– Вот и молодец, – редактор удовлетворенно вздохнул, – молодец, старик. Правильно воспринимаешь мои советы. А то некоторые авторы чуть что – сразу на дыбы встают. Сразу в драку – собаку лезут! И вот еще что, ты измени название романа. Назови его как – то оригинальнее. Как – то более запоминающимся. Ну не тебя мне учить! Лады?
– Лады!
Неделю я корпел над романом. Добавил восемьдесят семь убийств, сорок четыре погони и двести тридцать три перестрелки. В романе появились серийный маньяк – людоед, следователь с экстрасенсорными способностями,
Роман я отправил редактору по Интернету. И уже через пару дней меня разбудил его звонок.
– Петрович, – голос у Юрия Михайловича был подавленным, – я прочитал твой роман.
– И как впечатление?
– Ну, ты и зверь, старик! Ну, ты и навертел! Я чуть в штаны не наложил от страха! Я корвалол пил стаканами!
– Значит, понравилось?
– Ну, скажем так, очень впечатлило.
– Напечатаешь?
Редактор замолчал и с минуту я в трубке слышал его задумчивое сопение.
– Старик, не обижайся, я это издавать не стану.
– Почему? – усмехнулся я.
– Ну, как тебе сказать. Ты же знаешь, у меня две дочери, внуки уже школьники. Как же я могу такую жестокость издать?! Я же не зверь! Всему же есть предел, старик!
– То есть, опять не ширпотреб?
Редактор вновь замолчал. Мы знакомы тридцать лет, и я хорошо понимаю его. Юрий Михайлович вынужден публиковать не то, что по его оценкам является художественной литературой, а то, что имеет массового читателя и соответственно коммерческий успех. Он не может и не должен работать себе в ущерб.
– Слушай, старик, я вот сейчас о чем подумал. В прошлом году ты мне давал читать свой роман об апостоле Андрее. Ты его уже где – то опубликовал?
– Нет. Куда я только не обращался – не берут. Не ширпотреб!
– Пришли мне его. Знаешь, век воли не видать, напечатаю! Не все же мне ширпотребом заниматься. А ты, Петрович, свои «Роковое полнолуние» и «Сорок бочек корвалола» больше никому не показывай. Не позорься. И больше не пиши по заказу! Пиши только по вдохновению, по зову души! Пусть даже и в стол, старик…
Не французское бритье
Эта увлекательная история произошла в конце 80 – х годов XX века в одном из институтов Академии наук СССР, в котором я тогда работал младшим научным сотрудником в лаборатории генетики микроорганизмов. Времена были сложными, дефицит товаров был повальным, а очереди в магазинах запредельными. Страну отчаянно лихорадило, но я был молод, бесшабашен, чересчур увлечен фундаментальной наукой и многих неудобств той жизни просто не замечал…
Работа в институте и подготовка диссертации – увлекательный процесс, который занимал фактически все время, кроме сна. И в институте доводилось буквально дневать и ночевать…
В тот февральский день я покинул лабораторию около полуночи. Как и положено, запер дверь, опечатал ее, а ключ под запись сдал вахтеру. На следующее утро пораньше приехал в институт. Ключа на вахте не оказалось. Я поднялся на третий этаж. У двери в лабораторию стоял наш шеф Валерий Иванович, доктор наук, профессор. Ему было чуть за пятьдесят, но мне он казался тогда очень старым человеком. Зачем он приперся в 7—30 на работу? Ученый совет начинался в 10—00…
Валерий Иванович стоял у двери в дубленке и шапке и был крайне раздражен. За дверью мяукал котенок.
– Где тебя черти носят? – рявкнул завлаб. – Ты последним вчера из лаборатории уходил? Доставай ключ!
– А у меня нет ключа. Я его на вахту сдал.
– Нет там ключа! Вы – молодежь – совсем уже офонарели! Ни порядка! Ни дисциплины! Где ключ?!
– Не знаю.
– А кто знает?!
Котенок, рыжий шкодник отчаянно мяукал за дверью.
– Где ключ?! – завлаб пришел в ярость.
– Не знаю.
– Спускайся в подвал к Егорычу, плотнику, возьми у него топор и ломай к чертовой матери дверь!
Я поперся в подвал. Минут десять разыскивал Егорыча. Потом еще минут десять уговаривал его дать мне топор. Даже сулил мензурку со спиртом, хотя Егорыч и был не пьющим… Наконец – то я уговорил плотника, человека для меня запредельно старого, участника Великой Отечественной войны…
Поднялся на этаж, многие сотрудники уже приехали на работу и с удивлением косились на топор. Валерий Иванович был еще зол, хотя все знали, что он весьма отходчив.
– Что так долго ходил?
– Егорыч топор не хотел давать.
Котенок жалостливо запищал.
– Ломай дверь! – рявкнул Валерий Иванович.
Я занес над дверью топор. Но как ее ломать?
И тут в конце коридора, расшаркивая больными ногами, переваливаясь с боку на бок, появилась Кузьминична, уборщица. Завидев меня с топором, она заголосила:
– Ба – а – тюш – ки! Погодь! Погодь, сынок!
Кузьминична подбежала, лицо у нее было красным от натуги. Из кармана синего рабочего халата она достала ключ от нашей лаборатории.
– Это я виновата! – созналась Кузьминична. – Я пришла пораньше, мне внука в детский сад отводить. Я такая затурканная! Такая затурканная! Полы помыла, а ключ на вахту сдать забыла. Пришла домой, а ключ в кармане. Вот бежала, как паровоз!
Валерий Иванович взял у нее ключ, открыл дверь, вошел в лаборатории. Я последовал за ним. Завлаб взял на руки котенка, принялся его гладить и сразу подобрел. Я разделся, положил топор на свой письменный стол и удалился в курилку. Минут через пятнадцать вернулся в лабораторию. Валерия Ивановича уже не было, он отправился в библиотеку. Но явились две лаборантки, Галя и Оля. Обе они стояли возле моего письменного стола и с ужасом рассматривали топор.