Пилюля
Шрифт:
Нажрался на радостях, еле дотащили. А я вот "концы рубил" сегодня. В прошлой жизни пару раз пришлось. Но. сегодня… Просто жесть. Ничего, так закаляется сталь. А то песенки, обжималочки. В молодости помню столько всего просрал из-за розовых соплей. Футбол и хоккей – точка. Шаг влево, шаг вправо… Идти по прямой к цели. Без всяких загибов. До осени продержусь и в Питер. Какие-то предчувствия херовые… Ну, да ладно. Как говаривала незнакомая мне девица – подумаю об этом завтра…
26
Бегу. Сегодня я за капитана. Наш Васечка не смог выйти из алкогольного дурмана. Выпил милок кружку рассола и завалился дальше во сне биться со змеем. Попандопуло тоже бился в своей койке. А так все на месте. Даже барышни.
Тут Абрамян расправив перья в отсутствие соперника направляет в сторону Любочки очередной заброс:
– А вчера Стёпа так нажрался, что с лестницы вниз упал.
– И что сказал? – интересуется девушка.
– Мат пропускать?
– Да.
– Тогда молча упал…
Алёша, как комсорг общежития, принял моё заявление. Рекомендации написали сам Абрамян и Стёпа Попандопуло. Получил брошюрку с Уставом и нагрузку – срочно оформить новую стенгазету. На мои вялые отговорки и просьбы:
– А может не надо?
Ара со стопроцентной точностью сказал:
– Надо, Юра. Надо.
Вчера от нижнемасловских приходили. Письмо на вахте оставили. Отфильтровав наскоки и подростковые ярлыки можно было понять, что матч состоится в 12–00 в воскресенье на стройке. У них там цех будут запускать весной, а пока здание пустое.
Позанимались активно так. Уже чуть-чуть на мой футбол стало похоже. Недостаток мастерства местные бойцы компенсируют жаждой борьбы. Если эти живчики будут выполнять тренерские установки – у нас будет шанс не обделаться…
– Вставай, алказавр. Тренировку свою проспишь. – толкаю свернувшегося калачиком Колобка.
Садится, потягивается. Потом, вспомнив, испуганно:
– Я это. Не хотел. А они давай, давай… Вот…
Сапог тупорылый. На "слабо" ведётся как баран. Эх, молодо-зелено.
А вслух говорю, ставя свой баул у двери:
– Объявишь завтра в своей команде, что перед игрой ни пива, ни шампусика…
– Какого "шампусика"?
– Так художники шампанское называют. Что не слышал?… Твои проблемы. Чао!
Спускаюсь вниз.
Мама дорогая.
Тётя Клава вся нарядная и опять с медалью сидит за столом. На каком-то музейном стуле. Под телефоном красивая салфетка. На столе газета "Правда". Над головой работника зрительного труда грамота с Красным Знаменем. А племянник ейный Гриша строчит что-то в свою тетрадку.
Тётя Клава кивает на родственника:
– Гришутке то задание дали описать рабочее место кого из родителей. А я значит за родителя.
Обводит рукой стол, себя с верху до низу:
– Не хуже чем у людей. Мы тоже не пальцем деланы. Я Гришутку то в люди выведу.
– Удачи вам
– Вот обормот… – ставит точку в разговоре наставница молодёжи.
На остановке видел забавную сценку.
Пацанята нашли в сугробе пустой кошелёк с половинкой рубля. Тут, вероятно самый умный (в очках), предложил нахаркать внутрь, а половинку как приманку выставить. Так и сделали. Отошли, ждут. Подошёл трамвай. Вышедшая тётка увидела кошелёк. Посмотрела по сторонам. Схватила и высыпала содержимое себе на ладонь. С удивлением уставилась на разноцветные сопли.
Ребята, раскрыв рты, ржали. А очкарик, упав в снег, стучал валенками по дороге, как конь.
Смешливый какой. О. а вот и моя "шестёрка".
Бегаю. Разминаюсь.
На ворота не пошёл – чего позориться то. Вон дублёр пусть стоит.
Бобров не играет. Коротков сказал к матчу оклемается. В первой пятёрке тренируется Анатолий Викторов из Ленинграда. Его в наш хоккейный клуб уже перевели. А в футбол доиграет в этом году за Ленинград. Такая вот чехарда во многих клубах.
Ферапонтыч подогнал полевые коньки. Вспомню детство золотое. Встаём вчетвером квадратом перед воротами. Передаём шайбу в одно касание. Произвольно делаем бросок в ворота. Теперь тоже самое, но Коля без клюшки. Теперь с клюшкой, но без ловушки. Пару раз попадаем в сетку вратарского шлема. Смешно слушать колины маты. Но, лучше так, чем ходить с фонарями и шрамами. Потом отрабатываем выходы один на один, двое в одного. Затем вся команда встав на синюю линию бросает через каждую секунду. Наблюдаю акробатический этюд в воротах.
В конце тренировки Коротков заводит старую песню о главном – завтра бьемся за медали. Приедет товарищ Сталин. Покажите. Не ударьте. И т. д., и т. п..
Лежу на койке, "Огонёк" листаю. Колобок, быстро одевшись, убежал куда-то. Вдруг в коридоре стук и какие-то голоса. Стук в нашу дверь. Заходят тётя Клава и милицейский старшина. Комендантша сообщает:
– Это наш участковый – Владимир Владимирович.
Здороваюсь кивком. Поднимаюсь, вглядываюсь.
А похож… Да ну, нах. Он и не родился ещё наверное.
– Участковый говорит, что кто-то бандюганов недалече укокошил. Так к нам давно не ходят. Все свои здесь. Смирные.
Владимирыч прошёл по комнате. На книжки, на пластинки посмотрел. И говорит:
– Ну, дальше пойдёмте, Клавдия Петровна.
И почти вышел за ней, но зацепился взглядом за фуфайку. Я её постирал и зашил. Но, видимо, я ещё тот зашивальщик. Вата вылезла между ниток показывая аккуратный след удара ножом. Участковый, посмотрев на застывшего меня, покачал головой и спросил себя: "Смирные? Ну-ну…" Ещё раз глянул на меня с усмешкой и вышел, аккуратно закрыв дверь.