Pink Floyd. Кирпич к кирпичу
Шрифт:
КОННОР МАКНАЙТ: Как это связано с тем, что вашу музыку называют космической?
РОДЖЕР УОТЕРС: Почти никак.
НИК МЕЙСОН: То был просто удобный ярлык.
РОДЖЕР УОТЕРС: Который чертовски долго висел. Люди до сих пор называют нашу музыку космическим роком. Они называют космическим роком «Dark Side of the Moon», что является полным сумасшествием. Они думают, что это научная фантастика, только потому что в названии есть слово «Луна», а это глупо. А еще они говорят, что мы перешли с внешнего космоса
КОННОР МАКНАЙТ: Но журналистам, наверное, трудно, им приходится слушать так много музыки, что они вынуждены вешать ярлыки, чтобы объяснить людям, о чем те слушают.
НИК МЕЙСОН: Совсем не трудно. Они легко вешают ярлыки и заботятся только о том, чтобы их не сняли.
РОДЖЕР УОТЕРС: У нас было не так уж много вещей, имеющих отношение к научной фантастике. Это три песни: «Astronomy Domine», «Set The Controls» и «Let There Be Light» («Да будет свет»).
НИК МЕЙСОН: «Saucerful» — не фантастика.
РОДЖЕР УОТЕРС: Название композиции позволяло думать обо всем, о чем ты хотел, и поскольку были люди, кто понимал его буквально, они говорили: ого, научная фантастика! Но композиция могла быть о чем угодно.
КОННОР МАКНАЙТ: Многие авторы проводят аналогии с живописью, чтобы описать свои впечатления о вашей музыке. Вы разделяете такое мнение?
РОДЖЕР УОТЕРС: Возможно. Я думаю, что тексты наших песен настолько многозначны, что слушателю становится очень легко подключить воображение.
НИК МЕЙСОН: Часто люди слушают музыку, и у них возникают определенные образы, связанные с этой музыкой. Когда это происходит, они думают, что поняли музыку, что раскрыли секрет. Иногда они даже пишут нам и заявляют: «Я понял, я нашел ответ, это о кукурузных полях, правда?»
РОДЖЕР УОТЕРС: И тогда мы им говорим: «Если песня ассоциируется у вас с этим, тогда она об этом», но она может быть о чем хотите. Не имеет значения, что вы представляете себе, — это неважно.
НИК МЕЙСОН: И они постоянно расстраиваются.
РОДЖЕР УОТЕРС: Особенность нашей музыки влиять на сознание позволяет слушателю легко представить себе какой-либо образ, легко вообразить какую-либо сцену. Если ты слушаешь Джона Кейджа или Штокгаузена, это трудно, потому что их музыка — сплошь писк и бульканье. Она больше похожа на абстрактную живопись. В ней есть определенные предметы, например треугольники и квадраты. Но она не создает у тебя впечатления битвы при Ватерлоо или чего-то еще, это только треугольники и квадраты, ты реагируешь на нее интеллектуально. Наша же музыка воздействует не на интеллект, а на эмоции.
КОННОР МАКНАЙТ: Музыка, воздействующая на чувства?
РОДЖЕР УОТЕРС: Да.
КОННОР МАКНАЙТ: Что собой представляет знаменитый «Азимут-координатор»?
РОДЖЕР УОТЕРС: Просто название, придуманное нами для квадрофонической примочки, которой мы пользуемся. Мы придумали его, когда начали использовать квадрофонические штучки. Больше их никто не мастерил.
КОННОР МАКНАЙТ: Откуда возникло название, это имя писателя-фантаста?
РОДЖЕР УОТЕРС: Нет, Айзек Азимов ни при чем.
НИК МЕЙСОН: О боже — «Азимов-координатор». Что за чушь ты несешь?
РОДЖЕР УОТЕРС: Убирайся к черту, пошел, откуда пришел. «Азимут» означает направление; где словарь? «Дуга небесной сферы, идущая от зенита к горизонту, разрезающая его под прямым углом». Вот что это такое. Вполне понятно, не правда ли?
КОННОР МАКНАЙТ: Чем занимался Рон Гисин во время работы над «Atom Heart Mother»?
НИК МЕЙСОН: Меня познакомил с ним Сэм Джеймс Катлер, это было одно из тех немногих хороших дел, которые он сделал. Гисин был шотландцем, упражнявшимся на Лэдброук-гроув, и затем Роджер познакомился с ним и сделал с ним «The Body» («Тело»).
РОДЖЕР УОТЕРС: Неужели? Это было до «Atom Heart Mother»?
НИК МЕЙСОН: Да. И потом, когда мы начали работать над «Atom Heart Mother», мы пришли к заключению, что произведению нужна оркестровка, и Рон ее сделал. У нас были наброски?
РОДЖЕР УОТЕРС: Да, думаю, что так. У нас было много треков второго плана, которые мы отдали ему, поэтому он примерно знал, чего мы хотели. Рик работал с ним над бэк-вокальными партиями, и Рон полностью сочинил вступление и работал над другими вещами — нашими мелодиями-набросками. Вот примерно и все. Он демонстративно ушел с нашего концерта в субботу. Я тебе говорил об этом?
НИК МЕЙСОН: Да, приятель. А знаешь, откуда ты получил эту информацию? От меня.
Сид Барретт — бесспорно выдающийся сочинитель песен, и его уход из «Pink Floyd» породил сомнения у многих людей относительно жизнеспособности группы. Сейчас Сид уединился в Кембридже, где он занимается садоводством.
КОННОР МАКНАЙТ: Почему Сид ушел — какова реальная история?
НИК МЕЙСОН: Какая история тебе нужна?
КОННОР МАКНАЙТ: Я слышал, Америка погубила его.
НИК МЕЙСОН: А ты слышал историю, как он угрожал нам пистолетом?
РОДЖЕР УОТЕРС: Это хорошая история.
НИК МЕЙСОН: Тебе нужна закулисная история?
КОННОР МАКНАЙТ: Какие у вас были чувства тогда?
РОДЖЕР УОТЕРС: Мы покрылись волдырями от ярости.
НИК МЕЙСОН: Мы двигались вперед, несмотря на это, думали, что не справимся без Сида, поэтому терпели человека, которого можно было назвать не заслуживающим доверия маньяком.
РОДЖЕР УОТЕРС: Сид превратился в очень странную личность. Был он болен или нет, в те дни это не было для нас поводом дискутировать о природе безумия. Все, что я знаю, — это было самоубийством: жить и работать с ним.