Pink Floyd. Кирпич к кирпичу
Шрифт:
РОДЖЕР УОТЕРС: Вставь-ка ему. Боже, мы возмущены этим.
НИК МЕЙСОН: Ты в курсе, что Роберту Стигвуду дали награду, какую-то золотую медаль, за организацию бесплатных концертов в Гайд-парке? Какая-то американская газета дала, поскольку они посчитали, что концерт группы «Blind Faith» был первым бесплатным концертом в Гайд-парке? Вот в двух словах история «Blackhill» — целое явление возникло благодаря Питеру и Эндрю.
КОННОР МАКНАЙТ: И все же зачем нужна была субсидия?
НИК МЕЙСОН: Не думаю, что на самом деле кто-нибудь знал. Вложить в фильм или в какое-нибудь шоу, главным образом, чтобы поддержать
РОДЖЕР УОТЕРС: В конце недели все мы приходили получать наши чеки, и с каждой неделей ребята стали приходить все раньше и раньше; они забирали свои чеки, бежали в банк и обналичивали их, потому что не хватало средств, чтобы заплатить всем, так что тот, кто первым забирал чек, и получал деньги. Чеки вечно не оплачивались, так как на счету не хватало денег, и, если управляющий банком не позволял превышать кредит, тебе вообще ничего не платили.
НИК МЕЙСОН: Обычно «Blackhill» превышала кредит на 7–8, может быть, на 9 тысяч, но и ей, как правило, были должны тоже.
Концерт «Pink Floyd», как известно, поистине изумительное действо — величественная музыка, безупречно представленная и оформленная с присущим им несравненным драматическим вкусом.
КОННОР МАКНАЙТ: Было ли вам вначале страшно выходить на сцену?
НИК МЕЙСОН: Нет, не очень. Мы были очень недовольны своими концертами, но не слишком напуганы. Мы просто двигались дальше, и дальше, и дальше. Никогда не говорили: «Черт, мы проиграли». Мы просто устало шли за очередной порцией разбитых бутылок.
РОДЖЕР УОТЕРС: Где это было — когда в нашу барабанную установку бросали разбитые пивные кружки?
НИК МЕЙСОН: В Восточном Дирхэме и в Калифорнии в танцевальном зале.
РОДЖЕР УОТЕРС: В Калифорнийском танцзале на нас вылили с балкона массу пива, что было весьма неприятно, да и опасно.
НИК МЕЙСОН: И то, что устроители не позволяли нам пить в баре, чертовски нас злило. Мы всякий раз клялись, что больше не вернемся на сцену, но так и не сдержали слово.
КОННОР МАКНАЙТ: Сколько вы получили тогда?
НИК МЕЙСОН: 250 фунтов, поскольку мы были группой из хит-парада и на нас шли зрители.
РОДЖЕР УОТЕРС: Хотя потом мы опустились почти до сотни.
НИК МЕЙСОН: Нет, мы никогда не опускались так низко, Родж. Может быть, раз или два нам заплатили 135 фунтов.
РОДЖЕР УОТЕРС: Самая плохая штука, когда-либо произошедшая со мной, случилась в «The Feathers Club» в Илинге. Это был пенни, брошенный из толпы и оставивший огромный шрам у меня на лбу. Я потерял довольно много крови. И я встал у края сцены, чтобы посмотреть на того, кто швырнул монету. Я совершенно взбесился и готов был прыгнуть в толпу, чтобы добраться до него. К счастью, в зале оказался один чудак, которому мы нравились, поэтому публика провела вечер, выколачивая из него дерьмо, и оставила нас в покое.
КОННОР МАКНАЙТ: Вы когда-нибудь участвовали в разгромах отелей и подобных вещах?
РОДЖЕР УОТЕРС: Нет.
КОННОР МАКНАЙТ: Чем вы занимаетесь на гастролях в Америке, чтобы побороть скуку?
РОДЖЕР УОТЕРС: В отличие от большинства других групп мы не слишком сходим с ума от скуки
НИК МЕЙСОН: Много едим и разговариваем.
РОДЖЕР УОТЕРС: Если гастроли летом, мы проводим время, сидя вокруг бассейна, читая и играя в «слезь с моей веревки». В американских бассейнах есть веревка, натянутая поперек бассейна, которая отделяет тот уровень глубины, где мелко, от того, где глубоко. Если ты встанешь на нее, она провисает приблизительно на три фута ниже уровня воды. Поэтому кто-нибудь становится на нее, а другой пытается на нее взобраться. Вы можете играть в Робин Гуда и Малыша Джона весь день. Правда, вы можете получить массу ушибов.
НИК МЕЙСОН: Еще мы балдеем от «монополии» и триктрака. Также мы работаем почти каждый день, что важно, потому что иначе слишком скучно. Но никто из нас не громит отелей.
КОННОР МАКНАЙТ: В начале своей карьеры вам приходилось гастролировать с другими группами?
НИК МЕЙСОН: На самом деле мы незнакомы с другими группами. Ближе всех мы контактировали с «The Who», с ними мы отыграли три концерта. Это целая область общественной жизни, которую мы пропустили.
РОДЖЕР УОТЕРС: Я думаю, «The Who» до сих пор является моей любимой группой, с ними хорошо гастролировать, поскольку они люди того же сорта, что и мы. Они не все хулиганы, Муни [1] — хулиган, но он очень изысканный хулиган: хулиганит с большим артистизмом. Когда он не хулиганит, он невероятно забавен.
1
Имеется в виду Кит Мун. — Прим. перев.
НИК МЕЙСОН: С ним очень приятно посидеть и выпить. У многих людей просто мания — напиваться, чтобы их шатало и мозги отказывались работать.
РОДЖЕР УОТЕРС: «The Who» — хорошие собеседники, кроме Роджера Долтри.
НИК МЕЙСОН: Ты просто никак не придешь в себя после того случая, когда он принял Рика за Эрика Клэптона. Это произошло где-то в артистической.
РОДЖЕР УОТЕРС: В «Fillmore».
НИК МЕЙСОН: Он подошел к Рику и сказал: «Привет, дружок, рад тебя видеть». А Рик подумал: «Черт, это смешно».
РОДЖЕР УОТЕРС: Когда Роджер понял, что ошибся, он испарился, и с тех пор мы с ним больше не виделись.
КОННОР МАКНАЙТ: Роджер, в 1968 году ты заявил, что вы хотите создать рок-цирк.
НИК МЕЙСОН: В организации цирка мы здорово продвинулись. Даже сделали большой купол, но по какой-то причине мы отказались от этой идеи.
РОДЖЕР УОТЕРС: Некоторое ощущение цирка возникло у нас на концертах в «Earl's Court» на прошлой неделе. Когда мы установили сценическое оборудование, я подумал, что все это выглядит немножко как цирк — со всеми этими тросами, идущими в зрительный зал. И самолет, использованный нами в «Earl's Court», был совсем как цирковые космические ракеты — он был серебристокрасного цвета и длиной около шести футов, словно чертовски огромный алюминиево-бумажный дротик, испускающий огонь и дым. Изумительно.