Пиноктико
Шрифт:
— Я учил математику, — кивнул я. — Даже помню, что такое суммы Дарбу… Ваш граф больше похож на неё, чем на интеграл… Хотя если смотреть на него в профиль…
— В общем, то, что вы теперь видите, я, как говорится, высвободила… Из единой алюминиевой глыбы… С помощью пятиосного фрезерного станка. В процессор которого были заложены результаты интегрирования и сканирования… Я как будто напечатала графа в воздухе серебрянкой — на трёхмерном принтере!..
— Здорово, — сказал я. — Сама идея…
— Можно ли придумать что-то ещё более объективное, я не знаю. Но почему-то многим, в частности зелёным, резко не понравился мой алюминиевый граф, они заявили, что он был нужен на старинной Променаденплац
— Ни в коем случае, — сказал я. — Хотя бы потому, что я, в отличие от своего отца, не член партии зелёных… И вообще: мне нравится ваш белый великан!
Кстати, фигурки, которые стоят у Барбары Гросс, совсем другие, ничего общего, простой реализм, комичность которого только в размере… Хотя и здесь что смешного… Дюрер не раз вписывал семью заказчика картины в холст — этакими гномами… Многочисленных членов семейства Паумгартен, к примеру…
Слишком дорого, а так бы я заказал ей себя, почему бы и нет… А потом подбросил бы в тот же самый бункер… Где теперь бар «BZW»… Просто забыл бы на столике… И Пиноктико зажил бы собственной жизнью… Телефон Карин Зандер у меня где-то был… Если потерялся, можно спросить у Барбары…
Нет, дороговато всё-таки… Я проживаю деньги отца — их совсем не так много, и что будет потом, неизвестно… Надо бы успеть вернуться в университет, пока есть деньги… Потому что потом их надо будет как-то зарабатывать…
Ну да… Но зачем сейчас об этом думать?
Я разыскал свою машину и поехал домой, по дороге включив диск DJ Shadow — подходящая мне показалась тема для предрассветного драйва:
Such tales fill page upon page with enough ink To flood a thousand valleys, and drown the tallest tree, But there is one tale, that as yet been told The story of… [40]Когда, добравшись наконец до своей постели, я уснул, оказалось, что я плыву по морю, запертый в чёрном ящике… Я не знал, кто я, что я… В голове шевелились догадки: я — картина, которую украли, но не смогли продать… Я — оружие, которое… решили сдать подобру-поздорову…
40
Подобные рассказы заполняют страницу за страницей,
хватит чернил, чтобы залить тысячу долин,
утопить самое высокое дерево.
Но рассказан пока только один — история…
Темнота, плотно окружавшая меня, обрела вдруг другие качества…
Может быть, это была нефть…
Я окунул в неё палец и понюхал… Нет, это была не нефть… Скорее, чернила или какая-то кислота…
Я стал выгребать в ней какую-то нишу, в этой темноте, и, кажется, мне это удалось, я очутился в холле «Кемпински»… При этом я по-прежнему не мог понять, who I am…
Ну да, во сне меня всё ещё иногда волнуют такие смешные вопросы…
Я запомнил также, что под куполом холла гостиницы появился отец…
Впрочем, это мог быть и совсем другой купол… Вчера я об этом подумал, когда вспоминал сон на трамвайной остановке, глядя на светящийся плакат-рекламу… Там были изображены два старичка, сидящих где-то в Альпах на лавочке… На берегу озера, а высоко над ними раскрылся гигантский пляжный зонтик со словами «Versicherungskammer Bayern» [41] .
И вот этот зонтик напомнил мне купол отеля «Кемпински»… А потом ещё один — купол, — который я как раз и видел в здании «Versicherungskammer Bayern», на выставке Ильи Кабакова, —
41
Страховая компания Баварии.
Так что, скорее всего, отец завис в воздухе всё-таки под куполом «Четырёх времён года», а не «Страховой компании Баварии»… «Зачем тебе быть моим сыном? — спросил он. — Поверь в то, что я тебе сказал, поверь в это до конца, всем сердцем». — «Но что ты мне сказал? — спросил я. — Один раз одно, другой раз другое… Картина, гранатомёт…» — «Неважно, это всё неважно. Главное — что ты не мой сын, понимаешь, не мой сын…».
Проснувшись, я подумал, что теперь с этим всё ясно. Мэсседж из подсознания такой: я, дескать, не сын своего отца, происхождение моё покрыто мраком… А значит, и конец будет не обязательно таким, каким я его представлял себе с детства… Вот и весь мэсседж, собственно говоря… А там… Нарисованный гранатомёт, или картина, ставшая оружием возмездия… Это уже неважно…
И я снова уснул… И снова поплыл по волнам Океана… Только теперь уже не в сундуке, а в кусочке льда, как муха, я был впаян… Там, у Кабакова, кстати, были костюмы и декорации к какой-то мушиной опере, происходящей на коммунальной кухне, и теперь эти огромные мухи висят по всему городу… Ну то есть плакаты с ними — чередуясь с зонтиком «Страховой компании Баварии»…
Во сне я был частью хоровода вещей… Это был круговорот разных явлений: гипотезы, которые роились у меня в голове наяву, во время нашего разговора, теперь получали иллюстрированные приложения… И я почему-то сейчас уверен, что во сне меня посетила правильная догадка о сущности деятельности госпожи Воронофф и К°… И почему фактор времени так важен в её таинственной логистике… Но ясно, что я забыл, проснувшись… что там гоняет по волнам от материка к материку эта госпожа, тонны замороженной рыбы или просто куски льда — я не могу сказать с полной уверенностью… Вряд ли бомбы… Но лёд — почему бы и нет? Кто знает, может быть, у снов единая эхо-логическая система, поэтому я и вспомнил теперь, как плыл в кусочке льда… Который возник из ночной жалобы Джонни на то, что ему дали колу без льда в отеле «Кемпински»…
7. Последняя тайна воды
Мы сидели с Дженни в кафе возле Фрауэнкирхе, было не так уж и холодно, к тому же выставили лампы-подогреватели, и официанты выдали всем желающим шерстяные красные одеяла… В общем, нам так хотелось и мы так сидели — снаружи, что-то пили, о чём-то говорили, Дженни собиралась уезжать тем же вечером в свой Альгой…
Как вдруг откуда ни возьмись… Возле нас возник Уртюп со своей торбой, с белой собакой, то есть однозначно тот же самый Уртюп, который возникал на Изаре, когда я сидел там со Штефи, и…
— Можно у вас сигаретку? — спросил он, низко кланяясь…
Или, точнее, просто низко наклоняясь — над нашим столиком, поворачивая голову… Я ещё подумал, что у него какой-то акцент и странный череп… Может быть, он из Гренландии… Может быть, я так подумал, потому что мне накануне снились льды…
И уже рука его потянулась к Дженни…
Я чуть было не схватил его тогда — за руку…
Дженни курила, но сигареты её лежали не на столе, а в сумочке…
— Не курю! — сказал я, надеясь, что после этих слов Уртюп исчезнет, но он не исчез, он стоял, наклонившись, повернув голову и смотрел Дженни в глаза, это было ужасно…