Пионер Советского Союза
Шрифт:
— Надо же, а я и не знал. Всегда думал, что общепринятое название содомитов — это «пидорасы».
— Саша! Ещё раз услышу от тебя такое нехорошее слово, расскажу всё Жану и он… эээ…
— Побьёт меня?
— Да что же ты такое говоришь, Саша?! Разве можно бить человека, тем более — ребёнка?! Ребёнок равен взрослому, женщина равна мужчине, война, насилие в любой форме — зло!
— И что этот самый Жан сделает мне, если я скажу ему, что он пидорас?
— Жан огорчится. Наверное, придётся обратиться к психиатру, чтобы он прописал тебе какие-нибудь лекарства.
—
— Вот и веди себя хорошо и не огорчай Жана и Патрика своими словами и поведением. Они же любят тебя, Саша, хотят тебе только добра. И чем ты недоволен-то? Посмотри, какие у тебя комнаты, сколько игрушек! Домашний кинотеатр, компьютер, нарядная одежда, косметика! Чего тебе ещё надо?
— Кстати, а кем они работают-то, эти извращенцы? Откуда у них деньги на всё это?
— Саша, они — не извращенцы. Это ты извращенец со своей пещерной гомофобией. А Патрик и Жан — футболисты, ведь я говорил тебе об этом, разве ты забыл?
— Не, про футбол я помню, сам играть люблю в него, но кем они работают-то?
— Ты что, глухой? Они — футболисты. Играют в одном очень известном клубе, не редко и за рубежом. А Жан вообще на прошлом чемпионате Европы сидел на скамейке запасных сборной страны! Так что денег у них много, зарабатывают они хорошо.
— Чем зарабатывают-то? Я так и не понял.
— Они играют в футбол, что тут неясного?
— А деньги откуда?
— Они играют в футбол.
— И за это им платят деньги?
— Очень хорошие деньги, Саша, заметь. И Патрик, и Жан в неделю получают больше, чем какой-нибудь профессор университета за год! Конечно, профессор берёт взятки со студентов, но даже и с учётом взяток его доход совершенно несопоставим с доходами успешного профессионального футболиста.
— Что за бред?! Люди ничего не производят, весело проводят время, пиная мячик, а в итоге денег у них больше, чем у уважаемого человека, у профессора? Это Вам не кажется странным, Тимофей Дмитриевич?
— Ничуть. Нормальные рыночные отношения. Профессия футболиста сейчас намного престижнее, чем профессия какого-нибудь там орнитолога или вулканолога с их никому не нужными и неинтересными заумными знаниями.
— По-моему, это глупо.
— Мир меняется, Саша. Сейчас у нас, слава Богу, не времена не к ночи будь помянутого Совка, сейчас у нас демократия. Ты вот, Саша, сам кем хочешь стать?
— Космонавтом.
— Кххх! — неожиданно для меня давится смехом мой собеседник. Что смешного-то он нашёл? — Саша, ну что за детские фантазии?! Ты ещё скажи «пожарником» или там «продавцом мороженого». Право, детский сад, штаны на лямках!
— Я хочу стать космонавтом!
— Саша! Ну… это же несерьёзно, согласись! Тебе тринадцать лет ведь уже!
— Ну и что?
— В твоём возрасте пора бы и поумнеть, задуматься о настоящей, престижной профессии, о такой профессии, с которой тебе будет легко и приятно шагать по жизни.
— «Легко и приятно»? Это Вы какую профессию в виду имеете, Тимофей Дмитриевич?
— Господи, Саша, да таких профессий масса! Сейчас очень многие юноши хотят быть экономистами, юристами, и даже бухгалтерами, управленцами, социальными работниками.
— И что из этого Вы бы посоветовали мне?
— Так. Дай-ка подумать. Ну, в большой спорт тебе идти уже поздно, ты староват. Да и… ещё причины есть. Зато ты, Саша, практически идеально подходишь для модельного бизнеса, у тебя достаточно симпатичное лицо, а над фигурой пока ещё не поздно поработать. Да, действительно, у тебя есть все шансы стать моделью высшего ранга. Конечно, просто так в модельный бизнес не пробиться, но Патрик и Жан помогут тебе. Опять же, хотя там натуралов и так уже практически не осталось, но ты всё равно будешь выделяться из основной массы моделей, таких, каким ты будешь, даже среди моделей пока ещё немного, тебе будет проще. Хочешь стать топ-моделью?
— Я не очень понял, что Вы мне предлагаете делать. Строить какие-то модели? Модели чего?
— Боже мой. Питекантроп. Австралопитек. Шимпанзе. Ты что, не знаешь, чем занимаются модели?
— Не знаю. И не нужно оскорблять меня, лучше объясните.
— О, Боже мой. Сейчас, погоди, — мой переводчик подошёл к полочке с видеодисками и принялся рыться в коробочках с яркими наклейками. — Не то… не то… ага, вот это подойдёт. Смотри!
Диск из коробочки с изображениями каких-то полуголых длинноногих тёток отправился в недра проигрывателя. Тот немного пожужжал, помигал огоньками, а затем гигантский плоский телевизор на стене ожил и начал демонстрировать цветное кино высочайшего качества. Под словом «качество» я понимаю в данном случае качество изображения, но никак не качество самого фильма, так как собственно фильм был настолько дурацким и бессмысленным, что не мог бы претендовать даже на роль киножурнала.
Судите сами. Три какие-то невероятно нелепо одетые тётки вышли из-за кулис. Прошли под громкую музыку по какой-то длинной штуке вроде сцены. Молча, уперев одну руку себе в бок, постояли на краю сцены. Изобразили на своих не изуродованных присутствием интеллекта лицах нечто, что страдающий близорукостью пожилой носорог метров с пятидесяти мог бы посчитать улыбкой. А потом развернулись и под всё ту же музыку ушли со сцены, виляя попами. Говорить никто из тёток даже не попытался, всё они делали молча.
Потом был ещё один выход, но с тремя другими тётками, одетыми ещё более нелепо, чем предыдущие (хотя я поначалу считал, что более дурацкой одежды придумать просто невозможно; ошибался я). Ещё три тётки. Ещё две практически голые. А потом… потом музыка как-то изменилась и под гром зрительских аплодисментов вышла она. Или оно. Или не-пойми-кто. Наверное, можно было бы и испугаться, если бы не было так смешно. Что же это на неё напялили-то, а? Ужас. Даже не представляю, сколько телевизора должен был выкурить портной, чтобы сшить такой костюм. На что тот костюм похож? Ну, как вам сказать. Попробуйте представить себе нечто среднее между копной сена и выкрашенным в розовый цвет корабельным якорем. Не можете представить? Однако, такую штуку как-то сшили и даже уговорили эту скорбную на всю голову тётку выйти в ней к людям. Отвратительное зрелище.