Пионер Советского Союза
Шрифт:
— Нормально-нормально, мне нравится, — говорю я, сдувая пылинку с плеча переодетого в полевой мундир новоиспечённого рейхсфюрера.
— Лена, так не бывает!
— Бывает.
— Это глупость, Лена!
— Не глупость, мне лучше знать!
— Глупость! Медаль «за 25 лет службы» не бывает у рядовой. Не может быть! Вместе с такой медалью у рядовой «Рыцарский крест»?! Чушь!
— А мне нравится, красиво получилось.
— И нагрудные знаки парашютиста Люфтваффе и «за танковую атаку» вместе не бывает! Ещё
— Да всё нормально, всё правильно, так и должно быть!
— Плохо.
— Хорошо. Теперь автомат на шею повесьте… вот так.
— Так мне неудобно.
— А как удобно?
— Так, — Мюллер перевешивает автомат у себя на шее стволом направо.
— Ладно, можно и так.
— Но так я не смогу быстро начать стрелять, мне неудобно.
— А как его правильно вешают?
— Вот так, — Мюллер снимает с шеи автомат и вешает его себе на плечо.
— Нет, так не пойдёт, — не понравился мне результат. — Вешайте обратно, как было.
— Это неправильно, Лена.
— Мне лучше знать.
— Непонятно, откуда взять рядовой пистолет-пулемёт.
— Как откуда? — удивляюсь я. — А как же солдат без автомата?
— Рядовому положен карабин. Пистолет-пулемёт бывает у командир отделения.
— Странно. А мне казалось, что автоматы у всех солдат были, кроме, разве что, лётчиков. Я много раз в кино видела, как по полю идёт толпа немцев и все с автоматами, стреляют постоянно. А наши по ним из окопов из винтовок стреляют, только почему-то обычно мимо. Немцы же в наших из автоматов попадают.
— Солдаты Вермахта идут в полный рост по полю на окопавшийся противник?
— Да. А чего? У них ведь автоматы у всех, а у наших только винтовки. Автомат же сильнее винтовки, верно?
— Лена, это глупость! — возмущается бывший шеф Гестапо. — Так можно делать только тот, кто хочет умирать. Офицер не сможет посылать свой солдат в такой атака! Если офицер даст такой приказ — солдаты сами убить его или звать Гестапо!
— Да что Вы всё затеяли: «Глупость, глупость»! Не глупость, я ведь в настоящую атаку не посылаю Вас. И автомат наденьте уже правильно, как я Вас учила, господин Мюллер, а не как Вам удобно. Стрелять из него Вам всё равно не придётся. Наверное.
— А если нужно стрелять?
— На крайний случай у Лотара в коляске пулемёт будет.
— Лотар плохо стрелять из пулемёт, всего три занятия, очень мало опыт.
— Сойдёт, вы же не войну там развязывать будете. У охранника, скорее всего, даже и оружия нет боевого, травматика только.
— Что есть «травматика».
— Несмертельное оружие, делает больно, но не убивает. Всё, хватит болтать, каску надевайте.
— Так?
— Пониже на глаза.
— Так?
— Да, всё отлично. Пойдёмте мотоцикл выбирать уже. Кстати, мне что-то не понравился ни один, какие-то они несерьёзные все.
— Это есть настоящий, подлинник мотоцикл Вермахт!
— Всё равно выглядят убого.
— Какой глупый вид! — в очередной раз сокрушённо вздыхает Мюллер, смотрясь в зеркало. — Ваши полицаи такие глупые, что не поймут?
— Не поймут. Они ведь такие же фильмы смотрели, как и я.
— И не остановят для обыск? Вблизи видно будет, что у Лотар усы приклеен.
— Он смешной такой с этими усами стал, жесть! А так думаю, что не остановят. Конечно, в любой другой день остановили бы скорее всего, даже наверняка, но только не сегодня.
— Почему?
— Говорила же, День Победы у нас, праздник. Военных куча на улицах, в Москве парад. Вас за чокнутых реконструкторов примут, за артистов. Подумают, что вы с Лотаром с какого-то представления едете.
— Возможно, оружие лучше спрятать в коляске?
— Ни в коем случае! Что вы за фашисты тогда будете, если без автоматов?
— А пулемёт?
— И пулемёт нельзя прятать, на коляске просто обязан быть пулемёт, иначе не бывает.
— Бывает и очень часто.
— Не бывает, мне лучше знать.
— Но откуда у артистов боевое оружие, особенно пулемёт?
— Никто и не подумает, что оно боевое, подумают, что это муляж.
— Что есть «муляж».
— Макет. Всё, идёмте уже во двор, а то Лотару, наверное, надоело катать Светку на этом чуде техники.
Мы с Мюллером вышли из комнаты и стали спускаться со второго этажа вниз по лестнице. С улицы отчётливо доносился рёв мотоциклетного двигателя, периодически перекрываемый довольным повизгиванием Светки. Это она на Лотаре каталась. Не на самом нём, конечно, а в коляске мотоцикла, на месте пулемётчика, Лотар только управлял старинным уродцем.
Пока мы шли по лестнице, Мюллер всё время тихо ругался по-немецки (ему не нравилось, как он с моими подсказками оделся), а я в это время пыталась решить, нужно ли привязывать к мотоциклу георгиевскую ленточку или нет. С одной стороны, у нас в Москве на День Победы их буквально к любому транспортному средству привязывают, от железнодорожных локомотивов до детских колясок. Но с другой стороны, георгиевская ленточка на фашистском мотоцикле — не слишком ли это авангардно?..
Слышу, какой-то шум с улицы раздаётся, будто кто-то чем-то довольно громко так трещит. На выстрелы даже похоже немного, как в тире, только очередями, будто из пулемёта стреляют.
— Ой!!
— Чего там такое? — отрываюсь я от тетрадки и удивлённо оглядываюсь на стоящего возле окна с чашкой кофе Тимофея Дмитриевича.
— Саша!
— Что? Что случилось-то?
— Ты не поверишь, Саша.
— Да что там?
— Вот, смотри сам. Пьяные они, что ли? Придурки.