Пионерские были
Шрифт:
Так как я не знал, что мы должны делать для революции в детском вопросе, то предложил принять декрет об организации Красной Армии, которая разгромит гидру империализма — белую Антанту.
— Слово имеет наркомпрод, — громко объявил я и тихо добавил. — Нинка, говори.
Четырехлетняя сестра забралась на стол и, назло мне показав кончик языка, быстро затараторила:
Щи да каша — пища наша!
Щи да каша — пища наша!
Я
— Не огорчайся, Лева, — погладила она меня по голове. — Будет и у вас своя детская организация, будут дворцы для детей. Все будет. Пусть только кончится война.
Через два с половиной года я вступил в один из первых пионерских отрядов Москвы. Долгое время нас в школе было только три пионера. Мы мужественно защищали свои красные галстуки от нападения хулиганов — детей нэпманов и спекулянтов с Арбатского рынка. В отряды к нам приезжали старые большевики; мы их тоже принимали в пионеры.
Одним из первых почетных пионеров стал Ф. Э. Дзержинский. Его приняли в пионеры в школе, где учился его сын Ясик.
Когда Феликсу Эдмундовичу повязали красный галстук и показали наше пионерское приветствие — салют, Дзержинский, высокий, прямой, как меч, с острой, словно наконечник пики, бородкой, поднял руку выше головы и твердо произнес:
— Стоять за дело рабочего класса всегда был готов!
Он подарил отряду настоящий футбольный мяч — мечту всех мальчишек того времени.
НЕ ТРОНЬ — ОГОНЬ!
Это было в Москве осенью 1922 года. В то время только создавались первые пионерские отряды. Пионеров было еще очень мало. Когда мне и моему другу Жене Трусевичу встречался мальчик или девочка в красном галстуке, мы провожали их долгим и, по правде сказать, завистливым взглядом. Но как вступить в пионеры — этого мы не знали. Пионерские отряды организовывались тогда не при школах, а на предприятиях.
Долго мы думали с Женей, наконец решили: комсомольцы обязательно помогут. И отправились в райком комсомола.
С нами разговаривал сам секретарь. Расспросив, кто мы, из какой школы, он взял бумажку и стал писать.
— Вот, — сказал секретарь, — эту записку отнесете в отряд при Реввоенсовете республики и отдадите вожатому. Адрес тут написан. Желаю успеха, товарищи!
Мы возвращались, ног под собой не чуя от радости. По дороге раз десять останавливались, чтобы еще раз посмотреть на записку и прочитать адрес. Совсем рядом со школой, на той же улице!
Через час с небольшим мы с Женькой уже взбирались на второй этаж дома, который был указан в записке. Вошли в клуб и, не отдышавшись от подъема по крутой лестнице, сразу приступили к делу.
— Где вожатый? — спросили мы в один голос.
— Здесь вожатый! — обернулся к нам паренек лет семнадцати с белыми как лен волосами и такими же белыми бровями, отчего его загорелое лицо было похоже на негатив.
Мы молча протянули записку.
— Так… — сказал вожатый, быстро пробежав ее глазами. — Значит, хотите быть пионерами?
Он обернулся к ребятам, которые с явным интересом слушали наш короткий разговор:
— Ребята! Готовить новичков к вступлению в пионеры поручаю звену «Парижская коммуна».
Окруженные пионерами, мы начали знакомиться. Вдруг дверь широко распахнулась и вошел еще один мальчик.
— Андрей, — закричали ребята, — ты что же опаздываешь? Живей иди, у нас новенькие!
Мальчик шагнул к нам и застыл от удивления. Мы с Женькой тоже…
— Знакомьтесь, чего смотрите!
— Да мы знакомы… — смущенно пробормотал мальчик.
— Еще бы, это же Андрей Балла! — сказал Женя. — Ведь он с нами в одном классе!'За соседними партами сидим… Эх ты! Мы даже в райком ходили, чтобы узнать, где отряд, а ты не мог сказать?
— А я почем знал, что вы хотите в пионеры! Разные бывают люди, не всем говорить приходится! — сердито и смущенно ответил коренастый, плотный Андрей.
Андрей был очень рад, что теперь в школе есть еще пионеры. Мы стали неразлучны.
И вот пришел день, когда наконец нам с Женей торжественно повязали красные галстуки. Это происходило под развернутым знаменем, перед всем отрядом, построенным в каре. В то время строились не в линейку, а в каре — четырехугольником.
— Почему ты галстук не носишь в школе, а надеваешь, только когда идешь в отряд? — спросил я Андрея, возвращаясь домой.
— Боюсь… — откровенно признался Андрей. — Наша школа где находится? Около Арбатского рынка. Тут кругом сынки лавочников, да спекулянтов, да прочего чуждого элемента. Как увидят галстук, так обязательно бить будут. Думаешь, я не пробовал? У меня бока не железные… И чтобы каждый раз галстук отнимали!
— Вот еще! — фыркнул я. — Что это, старый режим, что ли? Как это нас в нашей же, советской школе осмелятся бить?!
— А так и осмелятся! Уж я-то знаю!.. — усмехнулся Андрей, и мне сразу вспомнились синяки и шишки, о происхождении которых Андрей упорно не говорил в классе.
— Ну и пусть бьют! Пионер не должен трусить! — решительно сказал Женька Трусевич, фамилия которого нисколько не соответствовала его пылкому и воинственному характеру.
Мы с Женей предложили: всем троим прийти завтра в школу в красных галстуках.
— Все равно две трети за это, а ты, Андрей, — только одна треть, меньшинство. Должен подчиниться.