Пионеры Вселенной
Шрифт:
Сказав жене, что ужинать не будет, он закрылся в своей комнате, зажег лампу и склонился у стола:
«…ввиду массы проектов воздухоплаванья, всякую новую попытку в этой области встречают с улыбкой недоверия…» «Хорошо пишет! Хорошо и очень верно. Уж я-то это по себе знаю, – вздохнул Циолковский. – Ну, что же у него за мысли?»
«… Мой проект идет вразрез с установившимся основным положением… А ведь всякое новшество встречает на своем пути громадное препятствие – трудно преодолеть умственную инертность…»
«Как верно пишет. Неужели он пережил то же, что я?..»
«…больно и обидно думать,
… Целью настоящей брошюры и является желание ознакомить с сущностью моего изобретения всех интересующихся делом воздухоплаванья и найти среди этих последних поддержку в осуществлении моего проекта. Лишь худое дело боится света, а для хорошего – чем больше его, тем лучше, и потому я с благодарностью приму всякие указания на ошибки и темные стороны в моем проекте… Я буду глубоко признателен каждому, кто выразит желание поддержать мое дело своим авторитетом, влиянием, познаниями, опытностью, материальными средствами и даже простым выражением сочувствия, так как и оно дает уверенность, что результат, достигнутый многолетним упорным трудом, не пропадет бесплодно и что я «не один в поле воин»…»
«Нет, этому человеку я должен ответить. Он выразил мои чувства. Он заглянул мне в душу. Но все-таки в чем же суть проекта?»
Циолковский стал читать дальше:
«… Все, что до настоящего времени ни было предложено в воздухоплавании, имеет одну основу – атмосфера принимается за опорную среду для полета».
«Пожалуй, верно. Я не знаю, правда, принципа работы снаряда Кибальчича, но все остальное – да. И воздушные шары, и дирижабли, и самолеты – все опирается на атмосферу. Не будет воздуха – даже птица не полетит!»
«… Наша же система будет обладать всеми данными для свободного полета»..;
«Следовательно, снаряд Федорова сможет лететь и в безвоздушном пространстве?..»
Циолковский дочитал брошюру до конца и долго ходил, размышляя: «Любопытно! Очень любопытно… Три группы труб. Одна группа установлена вертикально – она обеспечит подъем. Вторая – горизонтально. Она даст поступательное движение. И третья группа – спиралью обовьет трубы, поставленные вертикально. Эта группа труб заменит руль. Принцип движения – реактивная сила. Все равно что сила отдачи при выстреле из орудия – вызывающая откат. Отлично! Просто и надежно: движение будет осуществляться путем выброса газов из труб… Но где взять столько газа? Федоров предлагает генератор, или воздуходувную машину, или преобразователь… Но ведь это же огромная тяжесть! К тому же, помимо машин, нужно брать в полет воду… Тут что-то не додумано…
Принцип отличнейший, но вода?.. Нет, не то, не то!.. Решительно не то… Газ должен вырываться из труб с большой скоростью. Тут нужна огромная энергия. Нет, не то… Надо думать, надо искать… Федоров высказал замечательную идею, но не довел ее до конца…»
Циолковский, зажав в руке брошюрку, продолжал ходить из угла в угол.
«Смелую идею выдвигает Федоров, но не указывает реальных путей к ее практическому осуществлению… Надо думать… Надо искать… Мысль замечательная…»
Глава одиннадцатая
1
Наступило лето 1897 года.
Лодка Циолковского, изготовленная по профилю дельфина, с днищем, склеенным мешковиной и хорошо просмоленным, развивала большую скорость. Когда Игнатик с Колей Стрешневым сидели за веслами – их никто не мог догнать. Игнатик очень гордился лодкой отца; сам окрасил ее в голубой цвет и на бортах написал: «Наутилус». На ночь он привязывал ее цепью и зажимал «хитрым» замком.
Игнатик боялся, что лодку могут отобрать у него взрослые парни, и всегда приглашал кататься Колю Стрешнева. Коля был старше всего на год, но выглядел рослым, широкоплечим, сильным…
Игнатик был замкнут и трудно сходился с ребятами, но с Колей, как стали вместе учиться в гимназии, сделались неразлучными друзьями. Игнатик часто ходил к Стрешневым, рылся в книгах, сражался в шахматы и даже учился играть на рояле.
Дружба детей поддерживала общение между семьями Стрешневых и Циолковских.
Как-то вечером Игнатик вернулся от Стрешневых с пакетом для отца. Сергей Андреевич и Елизавета Павловна только приехали из Петербурга, куда ездили по приглашению Громовых. Подполковник по-прежнему служил в Военно-инженерном ведомстве и принимал участие в постройке дирижабля Шварца. Он рассказал друзьям не только о дирижабле Шварца, но и о том, как был отвергнут проект Циолковского. «Если увидите учителя – передайте ему вот эту книжку, – попросил Громов, – она ему пригодится…»
И вот сейчас Стрешнев, посылая с Игнатиком эту книжку, коротко сообщал в записке о своей поездке, звал на чашку чая, но ни словом не обмолвился о дирижабле Шварца, опасаясь, что это известие может снова свалить Циолковского…
– Ну, что за пакет ты принес, Игнаша? – спросил Константин Эдуардович. – Давай-ка посмотрим.
Он достал записку, быстро пробежал и вынул из пакета книжку:
– Вот так штука: «Привязной, свободный и управляемый аэростат» – сочинение профессора Поморцева… Забавно! Ярый противник аэростатов, один из тех, кто загубил мой проект, пишет об аэростатах… Ты, Игнаша, молодчина, что принес эту книжку. Спасибо! Иди ужинать, а я почитаю. Иди!
– Я уже ужинал у Стрешневых.
– Хорошо. Тогда пойди погуляй. Надо встретить Любашу – она ушла с подружками в городской сад. Ну, беги!
Игнатик ушел, а Циолковский принялся за чтение. Минут через десять он вскочил и стал ходить: «Так и есть: Поморцев не изменился, он по-прежнему не верит в будущность аэростатов. Он для того и написал эту книжку, чтоб доказать «несостоятельность» постройки управляемых аэростатов».
Циолковский снова сел к столу и, прибавив огня, стал читать. «Какой-то абсурд… невероятно… Для управляемого аэростата, чтоб он свободно преодолевал сопротивление воздуха, по формуле Поморцева получается объем в два миллиона кубических метров! Это в пятьсот раз больше моего аэростата… Чепуха какая-то…»
Циолковский взял карандаш и стал скрупулезно проверять расчеты профессора.
«А, вот где зарыта собака!.. Нашел… Конечпо, грубейшая ошибка! Профессор, по рассеянности, при решении уравнения, которым он определял наибольший диаметр поперечного сечения аэростата, радиус окружности аэростата спутал с диаметром».
Циолковский прошелся и снова сел:
«А что же получится, если правильно решить его формулу? Попробуем…»
Циолковский пересчитал и, бросив карандаш в бокальчик, поднялся. «Превосходно! Получается объем в четыре тысячи кубических метров. Это вполне приемлемо. Профессор посрамил не изобретателей аэростатов, а себя…