Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза
Шрифт:
Целый день вдова усердно трудилась и не заметила, как прошло время: когда собралась она домой, солнце уже угасло. Как только ни уговаривали ее родные: скверно, мол, возвращаться в горах потемну, да беспокоилась женщина за детей; и подарочек — рисовые лепешки — она припасла, хотелось порадовать ребятишек, вот и пустилась она в дорогу, забыв про опасность.
Лунный свет пробивался сквозь облака. Через гору Каннон, где и днем-то не часто встретишь живую душу, вела чуть приметная извилистая тропинка,
Но не прошла она и трех тё, как след вдруг исчез и женщина очутилась в густой чащобе, усыпанной желтыми листьями. Сердце у нее забилось от страха.
Она сделала несколько шагов вправо и наткнулась на прогалину, напоминавшую тропинку, но «тропинка» вскоре свернула и вновь привела ее в заросли. Женщина бросилась назад, однако совсем заплутала.
«Жутко ночью в горах, как бы беды не вышло», — подумала она и решила поворотить назад — дождаться утра. Она стала поспешно спускаться по склону, но вдруг… Навстречу ей показалась какая-то тень.
Сердце у женщины ушло в пятки. Тень была уже совсем рядом.
Но тут женщина разглядела во тьме старушонку: румяное лицо ее приветливо улыбалось.
— Что ты тут делаешь? — спросила она.
— Сбилась с дороги, — ответила женщина, — и решила поворотить назад.
— Пойдем со мной, — предложила старушка. — Я знаю эти места. Куда тебе надобно?
— Мой дом за горой, — отвечала вдова.
— Тогда идем вместе! Мне тоже туда.
— Вот спасибо, — обрадовалась вдова. — А я уж не знала что делать.
— Тут я пройду и с закрытыми глазами. Не отставай!
Старуха пошла впереди, вдова поспешила следом.
Теперь, когда страхи исчезли, женщина вдруг почувствовала, что продрогла до костей.
— Куда это ты ходила? — спросила, шагая вперед, старуха.
— К родным, помогала печь моти. Говорили мне: «В горах ночью страшно, побудь у нас до утра», — да гостинец несу ребятишкам, рисовые лепешки, вот и спешу, — отозвалась вдова.
— Так у тебя есть лепешки? Прости меня, старую, с утра во рту маковой росинки не было. Дай мне одну лепешечку!..
Лепешки у женщины были завязаны в узелке, узелок — на плече. Маловато лепешечек, но одну, пожалуй, не жалко. Спасибо старухе, дорогу показывает.
— Трое у меня ребятишек, и маловато лепешечек, да поделюсь, спасибо вам за доброе дело. — Женщина остановилась и, прижав узелок к груди, нащупала две лепешки. А старуха уже тянула к ней свою желтую руку.
— Вот спасибо, — прошамкала старушонка и вновь зашагала вперед, жуя на ходу лепешку. Спустя некоторое время она обернулась:
— Дай мне еще лепешечку. В животе совсем пусто, уж ты прости меня, старую.
Женщина готова была убить бесстыжую старушонку, но, побоявшись, что та бросит ее на полпути, достала из узелка еще две лепешки.
— Остальное я отнесу ребятишкам, так что больше дать не могу, не обессудь.
Старуха ласково улыбнулась и пошла дальше. Но вскоре снова остановилась:
— Доченька, уж прости меня, старую, есть больно хочется. Ноженьки не идут…
У вдовы так руки и зачесались.
— И не проси, бабушка! Детишкам несу ведь, ждут не дождутся они…
— Не дашь лепешку, так не пойду вперед! Ноги меня не держат, есть хочется. Дай одну!
Старуха прижала руки к груди. Лицо ее вдруг странно переменилось: теперь, в лунном свете, оно казалось зловещим и безобразным. Женщина безропотно протянула ей две лепешки.
— Все, больше не дам!..
Старуха засунула в рот угощенье и зашагала вперед.
Женщина попыталась прикинуть, сколько лепешек еще в узелке. Увы!.. — оставалось всего лишь по две на каждого. Ах, дрянная старуха!
От злости женщина зашагала быстрее, пиная ногами палые листья. Но вот старуха снова остановилась и оглянулась.
— Ох, как есть хочется! Ноженьки не несут, дай-ка еще одну!
— Не могу я, бабушка! Говорю же, детишкам я обещала, ждут они! Старшей тринадцать годочков, сыночку восемь, а самой младшенькой пять; целый день одни дома сидят, ждут, когда мама вернется. Пожалей ты хоть их!
Пеняя старухе, женщина заглянула ей в лицо — и обомлела: глаза старухи сверкали жутким блеском, кроваво-красные губы стянулись в узкую щель.
Женщина так и ахнула. Ведьма!! От страха у вдовы отнялись ноги, и ей вдруг захотелось одним махом перенестись через проклятую гору.
— Послушай, бабушка. Здесь шесть лепешек. Возьми половину, только пойдем поскорей!
Вдова подала старухе три моти. Старуха с жадностью захрустела лепешками, прошла несколько шагов и снова остановилась. Глаза ее горели злобой.
— А ну-ка, дочка, дай мне еще одну!..
Женщине было уже не жаль лепешек. Молча она достала и подала старухе последние моти.
— Бабушка, ну скорее, пойдем же!
Старуха прошла два-три шага и обернулась.
— Еще одну!
— Нету больше, все вышли, — сказала вдова.
— Тогда я проглочу тебя!
Рот у старухи растянулся от уха до уха. Она кинулась на вдову…
Когда наступил вечер, дети сгрудились у дверей и стали смотреть на гору. Солнце садилось, и вершина Акаги, поднимавшаяся за горой Каннон, растворилась во мраке. В окутавшей землю вечерней дымке огни жертвенных лампадок у подножия Каннон засверкали, точно глаза хищных зверей. Детям стало страшно, и они ушли в дом.