Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза
Шрифт:
— А где твоя деревня? Давай я провожу тебя до дому.
— У меня все равно что нет дома.
— А родители?
— Оба умерли. Нет ни одной родной души, ни братьев, ни сестер.
— Как же ты живешь?
— Продавала то, что осталось от родителей, этого едва-едва хватало. А потом меня взял на службу один человек, но вчера отпустил.
Ее манера говорить отличалась благородной простотой. Поразмыслив немного, Мунэёри сказал:
— Я — наместник. Пойдем, проводишь меня до моей усадьбы.
Мунэёри тронул коня, женщина послушно поплелась следом, но, видимо, от усталости ноги не
— Садись сюда!
Мунэёри взял женщину за руки, обнял и посадил в седло.
— Как тебя зовут?
Тикуса.
Тяжесть ее влажного от росы тела спокойно доверилась рукам Мунэёри.
Вдали из речного тумана показались всадники.
— Господин наместник, наконец-то!
Мунэёри узнал дворцовых слуг, которых отрядили на его поиски.
Тикуса как была в объятиях Мунэёри — так и проследовала в усадьбу, в покои и в тот же вечер — в опочивальню. Следующий день выдался ясный и безветренный, но Мунэёри даже словом не обмолвился об охоте. Он никому не сказал о том, что произошло с ним в тот день и в ту ночь. К счастью, никто и не смел допытываться.
Прошло два дня, наступил третий, а Мунэёри все не выезжал на охоту. Прошло семь дней, минуло десять: казалось, что Мунэёри совсем забыл об охоте. Вопреки былой привычке, он с вечера затворялся в опочивальне, вставал поздно и даже днем редко выходил из покоев. Если кто-то самовольно, даже по делам службы, приближался к нему, Мунэёри впадал в ярость и нещадно бранился. Но что удивительно — наместник знал обо всем, что происходило в провинции и в замке. Он знал обо всех тайнах, мошенничествах, промахах, и чиновники частенько попадали впросак и растерянно что-то лепетали. Придирчивый наместник. Неусыпное око. Тикуса жила замкнуто, прячась за спиной наместника, она избегала сторонних взоров и, похоже, старалась не показываться на людях лишний раз. Конечно же, за ней следили, — по крайней мере во дворце, однако, несмотря на тайные поиски, никому не удалось дознаться о ее прошлом, просто ухватиться было не за что. Но ее нежный лик, скромное изящество понравились обитателям замка, и все, хоть и с некоторой подозрительностью, смирились с присутствием этой молодой женщины.
За исключением Юмимаро, мнение которого было не в счет, Фудзиути, пожалуй, был единственным, кто не примирился с появлением Тикусы. Не потому ли, что ее прошлое было никому не известно? Фудзиути упорствовал в своих подозрениях, тщетно разнюхивал и в конце концов решил разложить гадательные палочки. Однако палочки будто кто-то перемешал. Густой туман застлал глаза. Фудзиути истолковал это как дурное предзнаменование. Словно одержимый, он еще упорнее выслеживал Тикусу, даже пытался читать по очертаниям полога. Но недоброе таилось скорее в глазах самого Фудзиути.
Во дворце любители охоты сокрушались о том, что благодатные дни осени проходят без толку.
Как-то утром два молодых человека, разговаривая, смотрели в прозрачное высокое небо.
— Неужели в такой прекрасный день птицы и звери так и будут разгуливать на воле?
— Похоже, наместнику нет дела до этого.
— Что ж, так и должно быть. Ведь с той ночной охоты наместник вернулся с красивой добычей. Кажется, она пришлась
— А таким, как мы, со стрелами в колчане и деться некуда.
— Ты это про какие ж стрелы? Может, они Уцуро-химэ приглянутся? А?
— Нет уж, уволь!
Они в один голос рассмеялись. Эти двое разговаривали в закоулках дворца, и поблизости никого не было, так что никто не должен был слышать их шепот. Тем не менее вскоре обоих позвали к наместнику, и они послушно направились в сад.
К ним вышел Мунэёри с луком в руках.
— Ну, а теперь скажите-ка вслух, о чем вы только что шептались!
Оба побледнели.
— Добыча — это не только дичь. И не обязательно отправляться на охоту, чтобы найти мишень для лука.
Молодые люди, павши ниц, просили наместника о пощаде. Мунэёри хладнокровно вонзил стрелы в распростертые у его ног спины и стал топтать их, потом намотал их волосы на конец лука.
— Запомнили? Никогда не забывайте!
Похоже, он внушал это самому себе.
В это время из галереи раздался голос:
— Ай да молодец!
Там стоял Юмимаро.
— Ну, наконец-то наместник понял предназначение лука и стрел. Лук создан, чтобы убивать живое. И живое — это не только какие-то там птицы и звери, это люди, живущие в этом мире. Коли познал убийство — обязательно должен убивать. Убивать все больше и больше. Твои руки не пресытятся этим делом. Ты не будешь знать усталости. Запомнил?
Юмимаро уже повернулся спиной и, волоча ногу, уходил в глубь галереи, когда Мунэёри, злобно вперил взгляд ему в спину. Человек, который превосходит его в скорости и дальности стрельбы, уходит без всякого почтения, уходит туда, где стрела его не настигнет. Это была спина дерзкого врага. Именно его надо поразить и взять над ним верх. Мунэёри снова вскинул лук и крикнул:
— Эй, дядя! Я понял твои наставленья!
Лук зазвенел, пустив две стрелы. Слившись воедино, они в мгновение ока должны были пронзить удаляющуюся спину. Но Юмимаро вдруг подскочил на одной ноге и на лету поймал стрелы.
— Дурень!
Придерживаясь за столб, Юмимаро оглянулся, держа в руках стрелы.
— Секрет стрельбы двумя стрелами изобрел я. Поскольку ты подавал кое-какие надежды, я открыл тебе его. Так неужели тебе неведомо, что стрела направляющая и разящая, соединясь воедино, бьют без промаха? Как же ты посмел стрелять в меня способом, которому я тебя обучил? Скверная это забава!
Юмимаро с хрустом переломил стрелы и швырнул их наземь. Спина его скрылась из виду.
Мунэёри закусил губу. У ног его струилась кровь, вытекшая из двух мертвецов. Вдруг он почувствовал, что поблизости стоит кто-то. Он поднял глаза. Пригнувшись, Фудзиути наблюдал за ним из-за деревьев. Когда он сюда прокрался?
— Фудзиути!
— Да, ваша милость!
— Посади здесь, где пролилась кровь, пурпурные астры.
— Вы изволите говорить…
— Пурпурные астры. Это цветы памяти, они не дают ничего забыть.
С этими словами Мунэёри пошел прочь. Фудзиути нерешительно окликнул его:
— Господин наместник…
Но когда Мунэёри повернулся к нему, тот отвел глаза, словно бы раскаиваясь, и пробормотал что-то невнятное. Затем, наконец, не вытерпев, он решительно сказал: