Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза
Шрифт:
Но Фудзиути стоял на своем твердо.
— Прошу вас, господин, не ездите туда. Держитесь подальше от чужих по крови.
— Что?
Мунэёри невольно остановил коня.
— Ты сказал, чужие по крови? Чем же отличается их кровь? Говори, Фудзиути!
— Прошу вас не ездить туда.
Холодный вечерний ветер пролетел между всадниками, Мунэёри, погоняя коня, коротко бросил через плечо:
— Мой словоохотливый управляющий до сего дня ни разу не докладывал мне о тех землях.
За разговорами охотники уже миновали окрестности горной реки. Трупы слуг, брошенные накануне в прибрежных зарослях, были обглоданы за ночь собаками и теперь являли печальное
В тот вечер в замке устроили пир в честь удачной охоты. Поздно ночью, когда веселье приближалось к концу и у пирующих заплетались ноги, Мунэёри тайком выскользнул из зала, взял лук и стал пробираться к пруду. Ему почудилось, будто кто-то проник в опочивальню жены, но он не увидел ни единой человеческой тени. Только в ушах у него стояли последние слова слуги, которого он вчера вечером пинком сбросил в пруд: «Ты сделал это не по своей воле, но…» Сейчас на тропинке никого не было. Из покоев Уцуро-химэ лился яркий свет светильника. Он подошел поближе и решительно поднялся в дом. Прислужницы спали как убитые, а из глубины покоев, кажется из опочивальни госпожи, в ночной тиши раздавался необычный шум. Это оттуда лился яркий свет.
Мунэёри прошел в глубь покоев. Вот и опочивальня. Но даже не откидывая полога, он с отвращением догадался, что происходит за ним. Томные стоны мужчины и женщины. Звуки буйного совокупления. Луком он отшвырнул полог. Перед ним была мощная голая мужская спина. Мужчина оглянулся, и в грубой перекошенной физиономии Мунэёри узнал слугу, самого неотесанного среди челяди. Его и по имени никто не звал.
В тот же миг стрела сама собой рванулась из лука и вонзилась в спину слуги. Предсмертный вопль, и человек стал трупом. Из-под мертвеца с резвостью оленя выпрыгнуло голое женское тело, отливавшее медью. Мунэёри впервые за этот год увидел в свете пылающего светильника голое тело Уцуро-химэ, все, с головы до пят.
Да она ли это? И впрямь она. Все в ней было как прежде — отвратительное похотливое лицо медного оттенка, но все эти триста шестьдесят пять ночей она пожирала силы мужчин, почти всех, кто был во дворце, и, насытившись, раздобрела, расцвела, отшлифовалась, засияла, и теперь Мунэёри с удивлением видел перед собой прекрасное тело. Стрела пронзила спину мужчины, но не коснулась груди Уцуро-химэ. Кровь жертвы окрасила соски ее высокой груди. Пышнотелая женщина, стоя перед Мунэёри, сверкала белыми зубами и хохотала так, будто звонила в колокол любовных утех. Теперь в ней не узнать прежней придурковатой неряхи. Каждая клетка этого обнаженного тела была исполнена всемогуществом женщины, которая унаследовала знатную кровь многих поколений и взросла в роскоши сиятельного рода.
Пошатываясь, Мунэёри бессознательно отступил. Нет, не ноги потянули его назад. «Нельзя знаться с людьми другой крови», — словно раздался откуда-то голос. Колыхаясь, на Мунэёри надвигалась скалистая гора, которую он видел на фоне вечернего неба. Скалистая гора высилась перед ним в облике Уцуро-химэ. Мунэёри уперся луком в пол и устоял.
У подножия скалистой горы Мунэёри остановил коня и посмотрел на уходящую в небо вершину. Отражая ослепительные солнечные лучи, гора сияла прохладным серебром. Было утро третьего дня после того происшествия в опочивальне Уцуро-химэ. Буря, два дня бушевавшая, утихла, небо прояснилось, роса похолодела, горы и равнины манили людей. Истомленный бездельем, Мунэёри отправился наконец на охоту. Юмимаро ехать был не расположен. Фудзиути тоже не поехал, потому что буря и наводнение доставили ему немало хлопот. Едва началась охота, Мунэёри повернул коня и тайком от всех поскакал к подножию горы. Он не понимал, почему его так туда тянуло.
Скалистая гора, за которой там, вдали, таились неведомые земли, сурово высилась перед ним. Он подъехал совсем близко и повернуть назад уже не мог. Стоило отвернуться, и гора всей своей тяжестью наваливалась ему на спину. Она тянула его к себе. Как Мунэёри ни противился, голова опять поворачивалась в сторону горы, и он вынужден был стоять с ней лицом к лицу.
Тогда перед ним было тело Уцуро-химэ, преисполненное могущества в своей наготе; он только отвел от нее глаза — и все разом исчезло, как и не было. Мгновенное видение. Пошел третий день с той ночи, как Мунэёри покинул спальню Уцуро-химэ, не получив стрелы в спину и не услышав голоса, который звал бы его назад. До сего дня он и не вспоминал о существовании Уцуро-химэ. Его душой завладела гора, от которой он не в силах был отъехать. Мунэёри снова тронул коня.
Дороги в гору видно не было. Верхом уж точно не забраться. Мунэёри соскочил с коня и привязал его к дереву. Отыскав тропинку, он начал подниматься. Вдруг у его ног скользнуло что-то черное. Собака.
— Куромару!
Мунэёри не видел, что за ним увязался его пес. Выросший в этих краях, привычный к горам, Куромару походил на волка. Он побежал впереди, и Мунэёри пошел следом. Тропинка была крутой и скользкой. Перевалило за полдень, а до вершины было все еще далеко. Солнце уже заходило, когда он с трудом добрался до вершины. Глянув с высоты на далекую землю, Мунэёри забыл о боли в ногах и невольно издал крик восхищения. Какая там пустошь, — под пылающим на закате солнцем раскинулись привольные земли, чистые воды, зеленые леса, поля, изобилующие богатыми дарами осени. Дветы, плоды, табуны лошадей, стада коров. Дома, крытые соломой, под сенью деревьев придавали пейзажу деревенский вид. Высоко в небо поднимался теплый дымок готовящегося ужина. Казалось, совсем рядом кудахчут куры и лают собаки. Во всех его владениях не сыскать столь благодатного уголка.
Мунэёри еще долго задумчиво смотрел на эту картину, и вдруг сзади послышалось:
— Ты кто?
Оглянувшись, Мунэёри увидел высокого, крепко сбитого человека с всклокоченной бородой. Одет просто, на вид вроде в летах, а голос молодой, — похоже, он одних лет с Мунэёри. Увидев, что он безоружен, Мунэёри спокойно ответил:
— Наместник.
— Наместник? Из дворца? Мы ведь уже выплатили подать.
— А я не за податью.
— Сюда просто так не приходят. Ты по какому делу?
— Я пришел посмотреть земли, которых еще не видел.
Мужчина, не спуская глаз с Мунэёри, сказал уже поспокойнее:
— Это невозможно.
— Что значит невозможно?
— Сюда приходят только за податью. Вершина — это граница, отсюда к подножию спускаться запрещено.
— Кто же установил такой закон?
— Это закон деревни. Тем более ночью.
— Стало быть, там есть что-то дурное?
Мужчина громко рассмеялся.
— А что, в деревне должно быть только хорошее? После работы на рисовых полях по вечерам пьют сакэ, поют, танцуют, развлекаются. Кто мешает развлечениям, тот позорит землю.