Пип-шоу
Шрифт:
Я уже много раз встречала восход солнца, но в тот день он казался особенно значительным. Это был рассвет нового дня, начало чего-то особенного. И я собиралась сделать так, чтобы этот день стал первым из многих, когда и Майлзу, и мне станет лучше, медленно, но верно продвигаясь по пути к выздоровлению.
Мне — от того, что я была в полном дерьме, а ему — от внутренних демонов, которые преследовали его все эти годы.
Я отчаянно хотела узнать больше. Я хотела узнать каждую мелочь, которая сделала его тем человеком, которого я знала, хотела узнать, что его
— Это потрясающе, не правда ли, — тихо сказал Майлз. — Все цвета мира в одной гребаной комнате.
— Это невероятно, — признала я.
— Риелтор рассказал мне об этом, — сказал он с ухмылкой. — Сказал, что я плачу за вид. Я жаловался несколько недель, пока, бл*дь, не увидел это. А теперь я бы с радостью заплатил двойную цену, чтобы видеть это каждое утро.
Я устроилась на сгибе его руки, прижимаясь ближе, пока Майлз обнимал меня.
— Вот почему квартира белая, — сказал он, и я подняла на него глаза. — Я хотел, чтобы восход солнца окрасил ее.
Это было небольшое подношение, взгляд на то, как работает его любопытный ум, и я любила его за то, что он позволил мне быть частью этого.
— Спасибо, — прошептала я, и он ухмыльнулся мне. — За то, что рассказал мне.
— Я хочу, чтобы ты знала все, — тихо сказал Майлз мне. — Все, что делает меня… мной.
— Правда? — спросила я с нетерпением, и он рассмеялся, заставив меня покраснеть. — Прости, просто… Ты, кажется, не очень-то стремился разглашать какую-то информацию о себе, а мне так хочется узнать больше…
— Я скажу тебе, — тихо сказал Майлз. — Ты единственная, кому я готов рассказать. Спрашивай, что хочешь знать, сладкая. Но, пожалуйста, не разочаровывайся моими ответами, хорошо?
Я кивнула и удобно устроилась под его рукой. Мы смотрели, как солнце окрашивает комнату в самые яркие цвета, и я влюбилась в его квартиру, которая всегда казалась мне немного безжизненной и безликой. Но теперь я понимала его — от строгих, без декора стен, до полностью белой мебели. Майлз был художником. Художником до мозга костей. И он предпочитал игру природы тому, что мог бы сделать с этим местом сам. Мне это нравилось в нем.
— Расскажи мне, — мягко попросила я. — Я хочу знать все, что можно знать о Майлзе Рейли.
— С чего мне начать? — спросил он, и теперь была моя очередь ухмыляться.
— Начни с самого начала, — просто сказала я. — Расскажи мне о своем детстве.
Сразу же я почувствовал, что сказала что-то не то. Его лицо потемнело, выражение опустилось, и стены снова поднялись.
— Или нет, — поспешила сказать я. — Ты можешь рассказать мне о чем-нибудь другом, о чем угодно. Расскажи мне о своей работе. Я бы хотела узнать о ней побольше.
— Хорошо, — сказал Майлз, казалось, оживившись от возможности поговорить о своей работе. — Ты знаешь, что я фотограф.
— Я могу сказать, что тебе это нравится, — нахально сказала я, и он пощекотал меня
Майлз рассмеялся и покачал головой на мое любопытство, и на секунду я испугалась, что его стены снова поднимутся. Но потом он заговорил, его голос был глубоким и добрым, когда он посвятил меня в детали.
— Мне нравится наблюдать за людьми, — сказал он, и я, слушая его, наблюдала за восходом солнца через полуоткрытые глаза. — Мне нравится их выражение лица, то, что я заставляю их чувствовать. Особенно женщины. Мне нравится их реакция на стимуляцию. Любую. Музыка, секс, вещи, которые заставляют их чувствовать.
— Ты их фотографируешь? — спросила я, пытаясь побороть ревность, от которой мое сердце учащенно забилось. — Женщин?
— Ты знаешь, что да, — сказал Майлз просто.
Конечно, я знала. Гуглила его, видела фотографии девушек, наложенные друг на друга. Сама эта мысль послала волну ревности по моему телу, но еще больше запутала меня, когда он облегченно рассмеялся.
— Может быть, мне следует сказать, что я это делал. До того, как появился некто определенный.
Я просияла, глядя на него, и он щелкнул по моему соску своими длинными, сильными пальцами. Я схватила его за руку и заставила его обернуть ее вокруг себя, прижавшись к нему.
— Продолжай, — прошептала я. — Я хочу знать больше. Гораздо больше. Хочу знать все.
— Все, да? — спросил Майлз, усмехаясь. — Есть что рассказать. Ты уверена, что хочешь остаться здесь?
— Да, — прошептала я, окинув его пристальным взглядом. — На самом деле, нет места, где бы я предпочла быть.
— Хорошо, — прорычал он, в его голосе чувствовалась какая-то грань, которую я не могла понять. — Ты знаешь, что такое двойная экспозиция?
Я кивнула.
— Ты наложил их фотографии на другую фотографию.
— Да, я снимаю большинство своих фотографий на пленку, а затем проявляю их. После этого я изменяю их в цифровом формате, создавая двойную экспозицию. По сути, это означает соединение двух фотографий в одну, наложение одной на другую. Я выбираю то, что, по моему мнению, подходит женщине на фотографии. У меня была невинная девушка с церковными свечами, ее отец был священником. У меня была девушка-хиппи с цветами, распускающимися в поле. И так далее, и так далее.
— А как насчет меня? — импульсивно спросила я. — С чем бы ты меня соединил?
Майлз засмеялся и взъерошил мои волосы, а я демонстративно показала ему язык.
— Думаю, тебе просто придется подождать и посмотреть, — сказал он, и я нахмурила брови, побуждая его объяснить. — У меня выставка в La Gallerie примерно через месяц. Я бы хотел, чтобы ты пришла и посмотрела фотографии.
Я уставилась на него и спросила вслух:
— Ты будешь там?
— Я надеюсь на это, — просто ответил Майлз. — Я бы очень хотел быть. Это моя первая большая выставка. Большинство моих работ продается в Интернете в виде гравюр.