Пипец Котенку!
Шрифт:
Ничего подобного в моём мире тоже не было! Память Ярика подсказывает, как звучит рояль, и мне нравится гораздо больше баяна.
Пробираюсь к инструменту, стараясь никому не мешать. Всё равно мешаю. А потом сажусь за клавиатуру и начинаю пробовать звучание. Любовь Павловна косится неодобрительно, но мне всё равно. Соображаю, где какие ноты и октавы расположены, и начинаю подыгрывать симфонии.
Музыка сразу захватывает меня, погружает в себя… Чувствую, как будто парю в невесомости, наслаждаясь переливами складных звуков.
Вливаюсь в общую
Конечно, я играю очень простую мелодию, просто добавляю акценты к общему звуку. Сыграть что-то сложное всё равно не смогу. Талант и слух при мне, но вот мелкая моторика — дерьмо, честно говоря. Предстоит много практиковаться.
Впрочем, за этим я сюда и наведался!
Преподавательница смотрит уже не так критически. В какой-то момент даже кивает, мол, продолжай. Музыканты играют свои партии и не особо обращают на меня внимание. Только баянист, у которого над губой дурацкие жидкие усики, бросает хмурые взгляды. И девочки поглядывают. Чаще всего — флейтистка.
Как её звать-то хоть? В тот раз не познакомились. Ну да ладно, после репетиции познакомимся.
Симфония заканчивается.
— Мо-лод-цы! — с чувством, нараспев произносит Любовь Павловна. — Но есть замечания. Вторая домра, немного спешишь. Контрабас-балалайка, иногда мажешь с темпом. В остальном — замечательно. Котов! — вдруг восклицает она.
— Да-да? — мечтательно спрашиваю я. Пока женщина говорила, я наигрывал простенькую мелодию.
— Прекрасно, Котов! Вы знаете, раньше я думала, что рояль совсем не подходит для оркестра русских народных. Но вы заставили меня изменить мнение!
— Правда? — не на шутку удивляюсь. — Я даже инструментом толком не владею.
— Всё равно замечательно! Вы — прирожденный музыкант, воспитанник. Так тонко сумели поймать фактуру и настроение…
— Благодарю.
— Я хочу — нет, я требую! — чтобы вы начали ходить на индивидуальные занятия, — Любовь Павловна очень воодушевилась. — И на групповые репетиции тоже! Я подумаю, как можно включить рояль в наш новогодний репертуар.
— С радостью, — моментально отвечаю.
— Значит, договорились! Останетесь ещё? Мы будем играть другое произведение, попробуйте что-нибудь сымпровизировать.
— Легко, — с видом гениального пианиста поворачиваюсь обратно к инструменту.
В общем, репетиция прошла замечательно. Я мало того, что получил искреннее удовольствие, так еще и выполнил своё намерение. А именно получил возможность развивать свои пальчики. Приятное с полезным — буду кайфовать от музыки и заодно натренирую пальцы.
После «репы» встаю, выслушивая очередную порцию восхищения от Любови Павловны, и подхожу к флейтистке.
— Привет ещё раз, — улыбаюсь.
— Привет, — несмело отвечает та. — Ты хорошо сыграл, молодец. Очень красиво было.
— Да ладно, примитив, — отмахиваюсь. — Навыка нет. Но ничего, к Новому году наловчусь. Тебя как зовут-то?
— Кристина, — почему-то смутившись, представляется флейтистка.
— Пойдём, провожу тебя до спальной. Заодно расскажешь, как тут у вас всё.
— Ой, да не надо…
— Пойдём-пойдём. Хочу поближе с тобой познакомиться.
Кристина быстро сдается, только просит чуть-чуть подождать. Выхожу в коридор и, пока девушка собирается, прикрываю глаза и медитирую. Пока я играл, потоки сами собой настроились на восстановление тела — ещё одна польза от музыки. Её звучание заставляет ману течь определённым образом. Да и вообще, ускоряет движение энергии.
— Ну ты наглец, — раздается голос за спиной.
Оборачиваюсь, вижу баяниста. На задохлика он не похож, но глаза слишком добрые, так что зря я сходу напрягся.
— Чего?
— Наглый ты, говорю. Пришел, и сразу в оркестр взяли! Я, знаешь, сколько старался, чтоб сюда попасть?
— Ну, не повезло тебе, — дерзко улыбаюсь, глядя на позорные жидкие усики. Поджечь их, что ли. — А вот я везучий. Вопросы, претензии? Может, подраться хочешь?
— Ещё и быдло, — поджимает губы баянист и уходит.
Скатертью дорожка, как говорится. Завидно, понимаю. Пришёл тут рыжий нахал и всё внимание на себя перетянул. А у баяниста ведущие партии в большинстве композиций, что мы сыграли.
Но я никогда не смущался оттого, что наступаю на горло чьей-то песне. Иногда приходится идти по головам. Сильные пожирают слабых. Или хотя бы отодвигают в сторону.
— Я пришла, — сообщает Кристина, выходя из кабинета, и мило хлопает ресничками.
Баянист оборачивается, и я понимаю, что причина его неприязни не только в музыке. Глядя парню в глаза, беру флейтистку за руку и увожу. Тёплая мягкая ладошка пытается выпорхнуть из моей, но я чуть сжимаю, не позволяя этого сделать.
— Ты что? — пищит Кристина.
— Ничего. Мы гуляем.
— Отпусти, пожалуйста! — оборачиваясь, шепчет девушка. — Все подумают, что мы встречаемся!
— Ну и что? Пускай думают.
— Да как так-то… — большие голубые глазки становятся просто огромными.
— Очень просто. Ты красивая, милая, я тоже парень ничего, — давлю наглую лыбу во все тридцать два.
— Ты же Котёнок, — смущается Кристина.
— Не-а. Котёнка больше нет. А ты, вроде, хотела называть меня Котик? — хитро прищуриваюсь.
— Да я, ну… Вырвалось тогда. Извини, — окончательно конфузится милашка.
— Можешь называть. Когда мы наедине. Только тебе разрешаю, больше никому.
Пока идём, разговариваем. Сначала об оркестре, а потом о всяком разном. Забрать ладошку девушка уже не пытается, а я наслаждаюсь мягкостью её кожи и запахом, который исходит от юной непорочной красоты.
Провожаю Кристину до спальной комнаты её отряда. На взгляды соседок не обращаю внимания. Стоим, болтаем, хотя времени до отбоя осталось всего ничего. А потом, когда остальные девушки расходятся, Кристина вдруг резко выдаёт: