Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2
Шрифт:
Что делать? Где выход?
Решение пришло не сразу. Нужно решительно изменить обстановку… Оторвать от Изольды… Дать занятие, которое бы поглотило целиком, заняло без остатка время, ее мысли и действия… с утра до вечера… каждый день… недели… месяцы… если нужно — годы…
Я долго стоял над пропастью, мысленно с ужасом вглядываясь в бездонную пучину. Потом обхватил Иоланту обеими руками, стиснул зубы и прыгнул.
Мы оба полетели вниз головой…
— Спуск в подполье — вот что я предлагаю вам, Иола, — сказал я и остановился. Вкратце изложил дело и теперь перевел дух в ожидании… чего же? — протеста, сомнений, радости? Спокойное
Ну, ну, еще один шаг, последний.
Иоланта спокойно подняла глаза.
— Да или нет — отвечайте, Иола.
Она улыбнулась.
— Путешествие на тот свет с остановками во всех частях этого… Когда мы укладываемся, милый?
— Вы не понимаете серьезности того, что я вам сказал. Ваша легкость.
— Вы ожидали заламывания рук?
— Но опасности…
— В опасные моменты будем пристально наблюдать друг за другом. Берегитесь! Я окажусь сильным соперником и не буду той стороной, которая дрогнет: посмотрим, кто из нас смелее.
— Но соблазны, Иола! Вы должны… — я заранее решил особо ее предостеречь, но, взглянув в ясные глаза жены, мне стало совестно. Я волновался, не находил слов, Иоланта спокойно ожидала, без любопытства, без волнения. Я бы сказал, с любезным вниманием.
Прошли минуты. Ну, надо кончать.
— Иола, связь между подпольем и обычным миром не дозволяется: спускаясь вниз, мы обрываем за собой все. Понимаете: все. — Иоланта, улыбаясь, кивнула головой.
— Тогда дайте руку. Пусть это будет клятвой. Мы оба сжигаем прошлое.
— Клянусь!
Я сжал узкую, нежную руку. Она не дрожала, не была вялой.
Спокойное рукопожатие, доверчивая улыбка…
Ну, ну, еще один шаг, последний.
— Иола, мы выйдем на Карлов мост, и вы бросите проклятый портсигар в реку.
Иоланта тихо засмеялась и хлопнула в ладоши.
— Что же вы молчите?! Значит, вы не…
— Какой вы ребенок, милый. Я сделаю гораздо больше — подарю «проклятый портсигар» вам. Если он — символ, то пусть символичной будет и передача его вам. Ай-ай, как будут завидовать ваши друзья: ведь не каждый муженек получает от своей женушки такую надпись!
Она взяла со столика портсигар и протянула его мне.
— Я вас люблю, и это — главное. Только это. Не будьте мещанином и не подменивайте чувства вещами и обрядами: пустяки могут заслонить главное, выхолостить душу. Я вас люблю и рада, что работа в подполье даст мне возможность доказать это. Вы увидите: с вами выступил в поход товарищ, Друг, однополчанин! В бою вы почувствуете это! — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Вопрос о моем решении и не стоял серьезно. Я прекрасно понимаю, что мне нужно сделать героическое усилие и переделать себя. Но…
Иоланта запнулась. Я рванулся к ней, взял ее руки в свои.
— Но?! Говорите же, говорите!
— Милый, милый… Вы потом узнаете меня лучше. Но выдержите ли вы эту линию товарищеской помощи? Именно вы? °ьі? Выдержите ли?
Я не понял ее тогда. Мне показались эти слова странными, бессмысленными. Что я должен был выдержать? Опасность? Так я не трус! Линию товарищеской помощи? Но ведь я люблю ее! Чепуха… В чем она сомневается? Ах, чепуха… Какая чепуха!!
Я горячо поцеловал ее, сильно, преданно, верно, — как человек, не ведающий, что скоро, да, очень скоро он окажется предателем.
— Милый… Милый… — шептала Иоланта. — Будь что будет! Я бросаюсь головой вниз, сжимая вас в объятиях…
«Она читает мои мысли… как всегда…» — повторял я себе, и почему-то уверенности и радости становилось меньше… Шло время. В комнате стало почти темно, а мы стояли молча, дрожа, крепко-накрепко обнявшись у самого порога Неизвестного.
Катастрофа наступила быстро — через четыре бурных месяца, пролетевших, как одна грозовая ночь. Вот два человека бегут во тьме, оглушенные раскатами грома, ослепленные вспышками молнии. Косой дождь хлещет в лица… Они на миг закрывают глаза… Один делает неверный шаг и… Дальше в черной мгле, под рев ветра, в струях холодного дождя бежит уже один человек… Спотыкаясь, падая и упорно поднимаясь, один человек бежит дальше, все дальше… еще дальше… пока не исчезает в черной мгле… пока не добежит. Куда?
О, если бы он знал это тогда…
Купе-люкс международного экспресса. Закутавшись в дорогие меха, Иоланта делает вид, что дремлет. Последняя венгерская станция. Еще две-три минуты — и страшная опасность останется позади: «демократическая» Австрия кажется детским садом по сравнению с хортистской Венгрией. Жандармы вскочили в вагон с подъехавшего к маленькой станции автомобиля и впопыхах, с шумом, стали тащить знатную даму, несмотря на то что она небрежно показала свой английский паспорт и даже высокомерно подчеркнула ноготком свою громкую аристократическую фамилию. Венгерская ругань и английские протесты привлекли внимание английских и американских туристов: видя, что венгерские свиньи обижают леди, мужчины сбросили пиджаки и вступили в рукопашный бой с жандармами в узком коридоре вагона. Иоланта успела запереться в купе. Пока длилась свалка, вызывали проводника и ломали дверь, поезд тронулся и вышел за государственную границу Венгрии. Никто из жандармов не сообразил своевременно повернуть ручку тормоза. Иоланту арестовали уже австрийцы: в ее багаже нашлось немало предосудительного с точки зрения австрийских властей. Позднее появились еще кое-какие веские подробности, и судьба арестованной была решена быстро: военный суд приговорил ее к пятилетнему заключению в военной тюрьме.
Во время процесса я, конечно, не приезжал в Вену, а следил за ним по газетам, но когда Иоланту перевезли в крепость и ее имя исчезло со страниц прессы, все успокоилось. Настал, наконец, момент, когда надо было добиться свидания.
Однако в это время я с головой ушел в выполнение ответственных заданий и колесил по Европе между Стамбулом и Осло, Варшавой и Лиссабоном. Я гордился собой и своими успехами, которые подбивали меня к новым и новым обязательствам, и дни летели с головокружительной быстротой. Конечно, я всегда помнил об Иоланте. Среди самых неотложных вопросов работы, успел договориться с начальством, подставные лица нашли необходимого юриста и через него обеспечили передачу заключенной всего необходимого. Я сделал решительно все, чтобы материально ей помочь…
Но не приехал сразу. Да, не приехал сразу.
Прошла неделя… Еще одна… Совесть, вначале шепотом говорившая мне, что я поступаю неверно, забывая про душу и заботясь лишь о теле, наконец, завопила о подлости. «Ведь я жертвую всем только для дела, — успокаивал я себя. — Работа — вот лучшая дань любви к Иоланте…» «Вы ведете себя, как герой!» — сказал мне однажды начальник. Тогда я вспомнил ее слова на мосту ночью, побежал на вокзал и вскочил на венский поезд.