Пир мудрецов
Шрифт:
29. И женихи [Пенелопы] у Гомера развлекались, "в шашки играя пред входом" {147} [Од.I.107]. Но не от знаменитого Диодора или Феодора, конечно, научились они искусству игры в шашки, и не от Леонта Митиленского, по происхождению афинянина, который, по свидетельству Фения [FHG.II.294], был непобедимым игроком. Апион Александрийский пишет, [f] что слышал рассказ итакийца Ктесона о том, какова в действительности была игра, развлекавшая женихов. "Женихи, - пишет он, - которых было сто восемь человек, расставляли шашки числом, равным числу женихов, в два ряда напротив друг друга. Следовательно, в каждом ряду получалось по пятьдесят четыре шашки. Между двумя этими рядами оставалось небольшое пространство; на его середине клали одну шашку, которую
{147 ...«в шашки играя пред входом». — Современные комментаторы считают, что традиционный перевод «шашки» для греческого слова не вполне точен и вводит в заблуждение (Heubeck ., West S., Hainsworth J. A Commentary on Homer’s Odyssey. Vol. 1. P. 89). Однако, судя по позднейшим описаниям, это и были примитивные шашки: камешки (они назывались , а сама игра — ) расставлялись на доске и передвигались по определенным правилам. Одной из задач было запереть противника, лишив его возможности передвигаться по полю. На амфоре Эксекия из Вульчи (серед. VI в. до н.э.) изображены Ахилл и Аякс за игральной доской. Вероятно, это был эпизод одной из недошедших до нас эпических поэм. Сами греки связывали изобретение игр типа «шашек» с именем Паламеда, но скорее всего, эти игры пришли к грекам с Ближнего Востока (ср.: Платон. «Федр». 274d). См. об этом: Murray H.J.R. A History of Boardgames other than Chesc. Oxford, 1952.}
Могучей силой обладает у Гомера и аромат благовоний - при их сотрясении в "медностенном Крониона доме" [Ил.ХIV.173]
Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.
Знает Поэт и великолепно украшенные покрывала, подобные тем, [с] что Арета велит постелить Одиссею [Од.VII.336]. Также и Нестор с гордостью говорит Телемаху, что имеет множество драгоценных покрывал [Од.III.351].
30. Однако некоторые из позднейших поэтов, изображая людей троянских времен, переносили на них испорченность и легкость нравов своего времени. Так, Эсхил где-то недостойно изображает пьяных эллинов, {148} которые даже дерутся ночными посудинами. Он говорит [TGF2.59]:
{148 ...Эсхил ... недостойно изображает пьяных эллинов... — Цитата из сатировой драмы «Собиратели костей».}
Другой потешник, ловко запустив в меня
Урыльником, неблаговонно пахнувшим,
[d] Уметил прямо в темя мне без промаха,
Горшок разбился, черепки рассыпались,
И ароматы разнеслись не сладкие.
И Софокл в "Ахейской пирушке" {149} [TGF2.162]:
{149 И Софокл в «Ахейской пирушке»... — Это тоже сатировская драма — вероятнее всего, на тот же сюжет, что и вышеупомянутые «Собиратели костей» Эсхила.}
В сердцах вонючим запустил урыльником,
Уметил прямо в темя мне без промаха,
Горшок разбился вдрызг, и пах не мирром он.
Струхнул я не на шутку от зловония.
Эвполид же следующими словами высмеивает первого, назвавшего ночной горшок амидой {150} [Kock.I.350]:
{150 Амида — слово «амида» можно перевести как «ночной горшок». Ср.: Аристофан. «Осы». 935; «Женщины на празднике Фесмофорий». 633. У Плутарха использована поговорка «бросать хлеб в амиду» — ср. «не мечите жемчуг перед свиньями» («De liberis educandis». 12f).}
Алкивиад . Спартанством сыт по горло я, купить сковороду бы!
[e] В . .................................... многих жен, считай, уж перетрахал!
Алкивиад . ............................... А с утра кто ввел у вас попойки?
В . О да! Но ввел лишь потому что здесь зады глубоки.
Алкивиад . А кто за выпивкой сказал впервые: "Раб, амиду"?
В . Вот эта выдумка хитра, достойна Паламеда!
Однако у Гомера предводители войска пируют в шатре Агамемнона, {151} соблюдая все правила приличия. И если в "Одиссее" упоминается о ссоре Ахилла и Одиссея, {152} а Агамемнон [при этом] "веселится в душе", то [f] их соперничество было полезно [для войска], ибо они спорили о том, хитростью или битвой следует брать Трою. Даже при изображении подвыпивших женихов никогда дело не доходит до непристойностей, подобных тем, что нагородили Софокл и Эсхил, но всё ограничивается воловьей ногой, запущенной в Одиссея. {153}
{151 ...пируют в шатре Агамемнона... — Ил.П.395 сл. Возможно также, что подразумевается эпизод не из «Илиады», а из «Киприй». О «Киприях» см. примеч. 7 к кн. II.}
{152 ...упоминается о ссоре Ахилла и Одиссея... — Oд.VIII.75. Художественную тонкость этого эпизода трудно переоценить. На пиру у царя феаков Алкиноя певец Демодок, развлекая гостей, выбирает для исполнения ту часть эпической поэмы, где рассказывается о ссоре Одиссея с Ахиллом. Выбор певца непреднамерен (ведь никто из феаков не знает, что их безвестный гость — сам Одиссей), но абсолютно точен. Так Гомер (если мы правильно понимаем авторский замысел) еще раз показывает, что истинным певцом руководят сами боги. Вместе с тем, автор ведет прихотливую литературную игру с героем. С одной стороны, нам показывают одновременно двух Одиссеев — гонимого богами безвестного гостя на пиру и знаменитого героя. С другой стороны, мы должны понять, что чувствует живой человек, когда видит себя в качестве литературного персонажа, а подробности своей собственной биографии — в качестве эпического предания о славном прошлом.}
{153 ...воловьей ногой, запущенной в Одиссея. — Действительно, один из женихов по имени Ктесипп швыряет окорок в жалкого старика, еще не зная, что это сам Одиссей. Выходка Ктесиппа оскорбительна не только для гостя — она позорит хозяина дома, если он не сумеет защитить пришельца (Од.ХХ.299 сл.). Таковы были этические нормы героической эпохи, если только автор «Одиссеи» не допускает анахронизма, перенося правила более позднего времени на эпоху гомеровских героев. Об этике героической эпохи см.: Марру, с. 23 сл.}
31. На своих совместных застольях герои никогда не возлегали, но восседали. {154} Согласно Дуриду [FHG.II.474], так делалось иногда и при дворе царя Александра. Во всяком случае, когда однажды он принимал около шести тысяч офицеров, то рассадил их на серебряных стульях и ложах, (18) застеленных пурпурными плащами. Также и Гегесандр [FHG.IV.419] рассказывает, что в Македонии вообще никому не позволялось возлегать за столом, если только он не убил без сетей, одним копьем, дикого вепря. А до этого все должны были есть сидя. Поэтому и Кассандр, будучи уже тридцати пяти лет от роду, обедал за столом у отца сидя, ибо не смог совершить подобного подвига, хотя был и храбр, и охотник хороший. {155}
{154 ...герои ... не возлегали, но восседали. — Ср. выше, примеч. 85.}
{155 ...хотя был и храбр, и охотник хороший. — Аристотель. «Политика». 1324 b 17.}
Всегда обращая взоры к достойному, Гомер изображает героев, питающихся исключительно мясом, да и его приготовляющих самостоятельно. Он хочет этим сказать, что не видит ничего смешного или унизительного в том, что они стряпают и жарят. Они ведь сами о себе заботились и [b] гордились, как говорит Хрисипп, своей сноровкою. Одиссей, например, говорит, что может лучше любого другого "и мясо разделать и огонь разложить" [Од.ХV.322]. И в сцене "Посольства" {156} Патрокл с Ахиллом все приготовляют [самостоятельно]. И когда Мене лай справляет свадебный пир, {157} вино разливает сам жених Мегапент. Мы же пали так низко, что лежим и за трапезой!