Пирамида Хуфу
Шрифт:
Писец сообщил им свой план.
— Теперь же идите договаривайтесь с парасхитом* [36] . Куда вы денетесь с трупом, если он вас не примет? Я иду к Меси. В полночь зайдите ко мне, решим все окончательно.
Руабен и Чечи направились к парасхиту. Угрюмый человек неуважаемого тяжелого ремесла, он выслушал их осторожное вступление, а затем сказал:
— За большую плату могу выполнить ваш заказ, иначе какой толк рисковать? Иной раз и у нас полиция ищет кое-что.
36
парасхиты — древнеегипетские бальзамировщики
И он назвал целый ряд вещей и продуктов за свою работу.
Друзья вздохнули, переглянулись и согласились.
— Как только мы расплатимся со всеми? Все на нашей беде наживаются, — с горечью проворчал Чечи.
— Соберем кое-что у друзей и родственников, в долг возьмем, — ответил Руабен.
Парасхит обещал ждать всю ночь на месте своей невеселой работы.
Полдня друзья затратили на сбор необходимых вещей и продуктов. Брат Инара, Аму, сходил к Тети, она отдала все украшения, которые остались в доме отца. К вечеру все было собрано.
ТИЯ
Ловкие руки молодой служанки бережно скользили по стройному телу юной госпожи. После ванны Тия принимала умащение. Она сидела, рассеянно посматривая в окно, и терпеливо ждала окончания процедуры, когда в комнату торопливо вошла Ипут.
Старшая молча ответила кивком на приветствие сестры. Ипут села на мягкую, обитую кожей скамейку.
— Мы скоро кончим, подожди немного!
— Хорошо! Мне надо поговорить с тобой! — ответила Ипут, любуясь прелестной наготой сестры.
За прошедшие два года Ипут выросла и была в расцвете юности. Рослая, гибкая и сильная, она немного пополнела, оттого ее жесты приобрели пластичность. Резковатая живость подростка сменилась мягкой женственностью. Чуть вздернутый носик придавал задор ее круглому личику. Совсем недавно Ипут вышла замуж и старалась держать себя более солидно, но беззаботность детства часто пробивалась в ее поведении. Молодую госпожу очень баловали, новизна положения ей нравилась; обязанностей пока было мало, и она проводила время весело и бездумно.
Тия внимательно взглянула на сестру и заметила, что Ипут на сей раз чем-то озабочена, даже более того, встревожена. На ее лице было несвойственное ему выражение. У сестер часто бывали свои маленькие тайны, в которые они не посвящали никого. И на этот раз Тия, не желая вести разговор при служанке, промолчала.
Наконец, умащение было окончено. Тия стала одеваться. Она ходила почти всегда в белых платьях, оттого ее красота казалась строгой. Служанка застегнула на шее ожерелье. Широкое, из крупных сердоликовых и ониксовых бус, оно доходило до низкого выреза платья. На середине ожерелья нанизаны были три блестящих синих рыбки из лазурита головками вниз. Их разделяли золотые длинные капли.
— Тия! Как же ты у нас красива! — с восхищением воскликнула Ипут. — Ты самая красивая в Менфе!
Тия подняла удлиненные глаза, чуть подведенные по обычаю малахитовой краской. В их задумчивой прелести совсем не было тщеславия.
— Нет, Ипут! Может быть, я и не совсем дурна. Но я видела девушку-простолюдинку, которую можно без сомнения назвать самой красивой в столице. Ни в одном дворце я не видела знатной дамы, которая сравнилась бы с ней по красоте.
Они вошли в сад. С лица Ипут вдруг сбежала улыбка.
— Пойдем к нашей скамейке.
— Пойдем! — спокойно согласилась Тия. Они молча шли по красному песку дорожек под тенистыми деревьями. В дальнем углу стояла их любимая скамейка с удобной спинкой. Здесь они всегда вели уединенные беседы.
— Я знаю о какой девушке ты говоришь, — почему-то начала Ипут с непривычной серьезностью. — Это сестра скульптора Инара.
— Да! Я о ней говорила, — вспыхнула Тия.
— Ты все еще его не забыла? — очень серьезно спросила Ипут.
Тия не ответила, она рассматривала какую-то букашку около своих ног.
— Дорогая, ты счастлива с мужем?
Тия пожала плечами:
— Наверное, я должна быть счастлива. Он красив, статен, добр. Любит меня и сына. Богат, наконец. Ты знаешь, все мои желания выполняются. Он только огорчен, что их мало.
Тия посмотрела на сестру и совсем тихо добавила:
— Но когда я вспоминаю Инара, я понимаю, что значит счастье любить. Мне не забыть той радости, которую приносил один только его взгляд.
— Значит, ты не любишь мужа, — убежденно проговорила Ипут. — Но... но того ты должна забыть.
— Я же не нарушаю супружеской верности, — грустно улыбнулась Тия.
— Дорогая Тия! Я очень спешила к тебе сегодня. Ты слышала о побеге рабов?
— Да... слышала, — рассеянно ответила старшая.
— Видишь ли... Дело в том... в том... что там был...
— Инар? — вдруг побледнев, прошептала Тия.
— Да! Почему-то в эту историю попал и Инар, хотя там были главным образом рабы-иноземцы... Но... это еще не все... — нерешительно остановилась Ипут, обняв сестру.
— Как, не все? — с ужасом спросила Тия.
— Да, дорогая сестра! Случайно один из лучников подстрелил его. Инар погиб. — Она прижала к себе Тию. — Я хотела об этом сообщить тебе раньше других, чтобы ты не выдавала себя и не навлекла неприятностей.
Ипут гладила руки сестры, сотрясавшейся в беззвучных рыданиях.
Поздно вечером печальная Тия осталась одна в своей комнате. Она сидела в темноте и смотрела на почти черное небо. На нем ярко горели звезды. Где-то около нее витала душа Инара. Ведь он любил ее одну в своей недолгой жизни. Тия принесла светильник, сняла бутон и зажгла льняной фитиль. Язычок желтого пламени поднялся кверху. Она села на стул. В трепетном огоньке лепестки светились золотом, нежно розовели и сияли. Сквозь них свет падал на желтую сердцевину, и она радовала глаза солнечной теплотой. На темной зелени малахитовых листьев алебастровая чашечка раскрытого цветка глубоко трогала душу чистотой, свежестью и нежным сиянием. Казалось, тонкая душа ее творца светилась и жила в этом необычайном каменном творении. Тия вспомнила Инара, не чувствуя, как бежали слезы по лицу.