Пирамида Хуфу
Шрифт:
ЕЩЕ ОДНА НОЧЬ НА РЕКЕ
Ночь была непроницаемо темной. Время от времени речная стража патрулировала вверх и вниз по течению. Вот она в последний раз прошла почти по середине реки. Судовые факелы выхватывали из темноты небольшие неровные пятна, а за ними мрак казался еще гуще. Два десятка усталых гребцов с тоской думали о бесполезном поиске в ночной тиши.
Но всего в сотне локтей от освещаемой полосы беззвучно притаилась лодка, и три легкие тени, казалось, вросли в нее. Вот шумно плещущее судно прошло, стало тихо. Красные факелы его направились к восточному берегу. Три тени в лодке облегченно вздохнули, осторожно задвигались и направились туда же, только южнее. Вода тихо журчала под осторожными взмахами весел.
— Тише! Барка пристала. По воде шум разносится далеко, — тихо шепчет Чечи.
— Надо спешить, у нас мало времени остается, — так же тихо возражает Руабен.
— Как можно в темноте пристать в нужном месте?
— Чечи, правь к берегу! Поплывем вдоль берега, — тихо приказывает Руабен.
Еле слышно шуршат тростниковые заросли в пугающей черноте ночи. Троим в лодке чудятся опасности на каждом шагу. В головах неотвязные мысли о засаде полиции, которая вот-вот схватит и предаст страшному наказанию. Кругом природу населяют боги в воде, в травах, в небе. Угодна ли им жертва троих отважных и их деяние? Каждый из них беззвучно шевелит губами. Руабен умоляет о помощи Исиду. Брат Инара, Аму, взывает к богу реки Хапи. А Чечи убеждает Птаха, что он должен помочь Инару. Ведь Птах — покровитель ремесленников. А Инар был так искусен. И разве он не работал, как никто, для храма Птаха?
Лодка медленно петляла, следуя за извилистой линией речных зарослей. Каждый мучительно думал о времени, теряемом в слепом поиске условленного прохода. Руабен напрягал зрение, но ночью все мелкие заливчики воды казались одинаковыми.
— Хотя бы они передали сигнал с берега, — проговорил с беспокойством Чечи. — Разве здесь найдешь?
— Скоро светать начнет, — с тоской шепчет Аму.
Прошли еще несколько сотен локтей.
— Слышите? — вдруг радостно произносит Чечи.
С берега явственно доносится через четыре промежутка стрекотание цикады. Чечи отвечает так искусно, что Руабену кажется, будто настоящая стрекотунья забралась в их лодку.
— А вдруг засада? — шепчет Аму. — У Руабена от этой мысли выступает холодный пот на лбу.
— Чечи? — тихо раздается с берега.
— Там тоже не меньше нас волнуются, — шепчет Чечи и уверенно направляет лодку в узкий заливчик.
В темноте выделились две тени, и лодка уткнулась в илистый берег.
— Все в порядке?
— Да, а у вас?
— Все сделано. Забирайте поскорее и, не теряя времени, плывите. Сколько страха натерпелись! Только кончили, пришли с проверкой. Да еще кто! Псару. А ты знаешь, какой он придира? Но, вместо него, положили умершего раба.
Маленьким затененным светильником Руабен посмотрел на лицо трупа, отодвинув предварительно циновки, в которые он был завернут. Только длинные узкие брови были удивительно знакомы. И от того, что увидел Руабен, он долго потом содрогался: жара и хищники разрушили яркую красоту юноши.
Они быстро перенесли останки Инара в лодку и бесшумно отчалили.
Прошло двое суток, и во многих местах бродили патрули, встреча с которыми не сулила ничего хорошего.
На востоке появилась желтая полоска, постепенно разливающаяся по горизонту, когда трое вышли со своей ношей на берег и направились к парасхиту.
Все шло хорошо, и они уже успокоились, когда вдруг Руабен, идущий впереди, увидел свет факелов, и сейчас же до них донеслись голоса людей. Навстречу шла ночная стража. Все замерли, не зная, что делать. Переулок был узким, и свернуть было некуда.
Чечи внезапно повернулся и тихо скомандовал:
— Здесь невысокая стена, я полезу наверх, а вы подайте мне. Скроемся в саду.
Руабен подставил ему спину, а потом вдвоем с Аму подали тяжелую ношу. Стража неумолимо приближалась. Аму поднялся наверх, а Руабен, которому некому было помочь, никак не мог этого сделать. Чечи, наблюдавший сверху за его попытками, спрыгнул и молча помог ему подняться. Удивленный Руабен, затаившись на стене, наблюдал.
Через минуту стража подошла. Чечи смело шел навстречу.
— Кто ты такой? Куда идешь? — грубо обратился к нему начальник стражи.
— Резчик по камню. Иду домой.
— Где был? Почему так поздно? Что ты, не знаешь приказа?
— Где был? А ты не знаешь, откуда поздно возвращаются мужчины? Сам был молодым. Хочешь, тебя проведу туда.
Стражники рассмеялись.
— Проходи, проходи! В следующий раз не ходи так поздно.
Чечи быстро зашагал вперед, а стражники, посмеиваясь, пошли дальше. Через пять минут Чечи вернулся. Он долго и осторожно оглядывался. Спустившись со стены, все снова продолжали путь. Уже редел сумрак ночи. На востоке краснело и загоралось небо. Руабен шел и думал с благодарностью о Чечи, о его мужестве.
Теперь хмурый, устало ссутулившийся под горькой ношей, Чечи ничем не напоминал бойкого и развязного парня, который только что ловко провел подозрительную стражу. Изнемогая от тяжести, взволнованные непрестанной опасностью и приближающимся рассветом, они молча шли, с трудом переводя дыхание. Но вот, наконец, и цель. Парасхит открыл им калитку на стук и повел внутрь двора. Они не стали развертывать труп, а положили его под камышовый навес, около кучи самородной соды или натроновой соли, как еще ее называли. Здесь же лежало много трупов рядами, видимо, с разными сроками. После извлечения внутренностей, полость живота вымывали пальмовым вином, и трупы натирали содой, предохраняющей от гниения. Руабен и его спутники мельком окинули двор парасхита и поспешили к выходу.
— Через семьдесят дней придете за мумией, — сказал парасхит.
Чечи шел со слезами на глазах. Перед ним все еще стоял живой Инар, красивый, с веселыми глазами. То, что они положили, невозможно было вообразить Инаром.
Шатаясь от усталости и пережитых волнений, добрели они до двора Анупу и свалились на циновки.
Руабен теперь почувствовал облегчение. Он понял, как важно было для всей его будущей жизни исполнить долг перед погибшим другом.
— Благодарю вас от отца, от сестры и всей моей семьи за вашу преданность и доброту. Ведь вы рисковали жизнью, — с волнением говорил Аму.
— Инар был для меня другом и братом, — ответил Руабен.
— Мне он спас жизнь, когда я тонул на реке, — тихо отозвался Чечи.
Прошло семьдесят дней. То, что было Инаром, превратилось в сухую сморщенную мумию. В нее заложили благоухающие смолы и запеленали в тонкие льняные ткани. Под ними у самого сердца положили тонкий девичий перстень с красным камнем и амулет в виде жука-скарабея. На лицо надели прекрасно изготовленную гипсовую маску. Блестящие стеклянные глаза сделал Аму, алебастровый саркофаг — Чечи и Руабен. Любящие руки хорошо снарядили его в далекий путь — на поля Иалу, где он прежде всего встретится с матерью, а потом, когда придет время, и со всеми остальными близкими людьми.