Пирамида, т.1
Шрифт:
– С котомкой-то, отец, никак в путешествие собрался? – судя по скользнувшей нотке надежды, не без тайного расчета справился горбун Алеша, на что батюшка туманно, с одной стороны, якобы под давлением семейных разногласий, с другой же – будучи целиком отчислен от жизни, повинился в намеренье завершить дни в уединенье от мирской суеты. Тем легче далась ему спасительная полуправда, что еще в отрочестве, начитавшись староверческих книжек из чердачного ларя у своего опекуна и благодетеля, возымел жгучее влеченье к странничеству по святым обителям, не затихавшее вплоть до обрученья с возлюбленной Парашей, когда полученье прихода после тестя и рожденье первенца обрекли его на оседлое существованье.
– Вот в дебрь алтайскую,
И тогда последовал вовсе неожиданный поворот судьбы.
– Ну, по пути в такую даль не страшно и опоздать на денек-другой, – снова оглянувшись на часы за спиною, стеснительно сказал горбун Алеша, не рискуя напрямки обратиться к батюшке за одолженьем. – Время наше позднее и непогода на дворе, а того гляди сменщик мой вернется: жену в роддом повез... считай, пофартило тебе, отец. Службист: застукал бы нас с тобою по ночной поре, а мало ли что причудится у кого курок на взводе? Вот и охота мне забрать тебя домой от греха, благо весь нужный инструмент при себе под рукою. Выспишься в тепле, справишь свое дело, а там мы с маманей без задержки отпустим тебя по курсу назначения. Видишь ли, поспела у ней такая срочная надобность, никак отказать нельзя. Получается, зря потрошил я тебя, отец, давай уложиться подсоблю... – и окончательно спустясь со своих начальственных высот в текущую действительность, наспех и поплотней посовал Матвеевы пожитки в заплечную его суму, правда, без учета их порядковой святости.
По мнению Алеши, до прихода смены батюшке было разумней дождаться его на скамейке в скверике по соседству, в довершенье преступного самовластья сам же и вывел неизобличенного злодея наружу через безлюдную проходную. Осталось смутное ощущенье в спине, что Скуднов вполне благоприятно проводил глазами. Место выдалось подходящее хоть и для ночевки – нависавшая над скамейкой глухая стена и кустарник по бокам неплохо укрывали от поднявшегося к полночи мокрового ветра. Очень тянуло прилечь, но еще хватало разуменья, что нельзя. Ожидание затянулось на добрых полчаса, так что, пока клевал носом на чистом воздухе, успел побывать дома, где как раз, невзирая на неурочный час, происходила опись, огосударствление заарестованного лоскутовского имущества. В качестве понятых присутствовали упоминавшийся выше шорник, безумная, присмиревшая здесь Ненила, которую он видел впервые в жизни, и еще какой-то молодцеватый ферт до ломоты в висках неузнаваемый. О.Матвей подоспел к моменту, когда очень не похожий на себя Гаврилов припечатывал фамильное канапе. Интересно, что, вполне сознавая свое местоположение на скамейке в скверике, о.Матвей тем не менее отчетливо видел, как пылающий сургуч даже с характерным потрескиваньем стекает с краснодеревного изголовника на бесценную обивку. Оставалось только зажмуриться, чтоб не умереть с горя. Уже беспамятное забытье клонило прилечь в мягкую тьму перед собою, когда его принялся тормошить, возвращая к жизни из смертного оцепенения, второй, на протяжении суток, покровитель....
Расплывчато вспоминалось потом, как долго и молча тащились совсем безлюдными и настолько покатыми в обе стороны улицами, что поминутно приходилось хвататься за подвернувшиеся фонари да водостоки. Где-то в конце мирозданья истинно бесовский месяц выглянул из летящих мглистых облаков, высветил поселок, куда шли. Предпоследний в левом порядке одноэтажный флигелек поприветливей смежных – без громыхающего пса на цепи, под уютным, истинно мамврийским осокорем и приветливым, на всю местность единственным огоньком в окошке – как раз и принадлежал Алешиной матушке, взалкавшей Бога гостеприимной вдове.
– Не прибьет нас с тобою, полуношников, скалкой старушка твоя? – робея на пороге, из последних сил осведомился о.Матвей.
– Хорошо бы, а то совсем на корню засохла. Лизонька у нас погибла, вот вторую неделю, очей не смыкая, все смотрит внучке вослед. Большую помощь окажешь, если беседку с мамашей в давешнем духе, потуманнее.
– Обузой бы не стать заместо подмоги, чтоб вреда не получилося... – жался перед дверью о.Матвей, чтобы не пугать хозяев покойником в доме, а самому не лишиться крова в ужасную ночь.
Имелось в виду, что теперь не хватило бы сил и панихидку отслужить, но тот не понял намека.
– Какой же нам от тебя вред! Соседи не заходят с утра, а как с работы вернусь, сам же тебя и на вокзал после обеда доставлю. Только мы с тобой и виделись...
Глава XXV
С самого начала везло о.Матвею на людей: словно за руку вели сквозь беду. Как и в домике со ставнями, сытной пригаринкой веяло от деревянных, обжитым теплом пропитавшихся стен; цветные блики лампад, нарядно распространявшиеся по оклеенному бумагой потолку, усиливали целительное сходство.
Лишь по дороге домой выяснилось, что бесценная старушка горбуна четвертые сутки с постели не поднимается, при смерти лежит.
И здесь, на исходе души из тела, старухе потребовалась маленькая уверенность, что случившиеся позади, осиротевшие ее утраты самых близких сердцу лишь временная разлука до встречи, достоверность которой могло подтвердить лишь авторитетное лицо, простой батюшка старого закала. И горбун считал долгом совести своей возместить старухе оказанную ему щедрую материнскую ласку, скрасившую убогое его детство.
Кстати, в глазах последней настолько неправдоподобно выглядел рассказ сына об отысканье живого священника желательных параметров, что имела все основанья заподозрить в лице Алешина спутника одного из тех небесных посланцев, что имеют обыкновенье именно в образе немощного странника являться к верующим среди ночи, без свидетелей. Да и самого о.Матвея, несмотря на близкое к беспамятству состоянье, крайне взволновало – откуда у бедной и с одра смерти уже не подымавшейся женщины нашлись силы самолично встретить в сенях и затем предаться деятельным хлопотам по устройству дорогого гостя. Гипотеза сведущих лиц: якобы таинственные явления проистекают всего лишь из еще не открытых нами обстоятельств, – помогает правильно истолковать и такое, в частности, чудо-творенье – как посчастливилось хозяевам утаить от неусыпных соседей недельное пребывание беглого лишенца.
Вскорости самовар шумел на столе посреди небогатого, зато щедрого у запасливых старушек угощенья, и сама она, странно помолодевшая в предвиденье близкого чего-то, почитаньем своим поминутно уличала батюшку в его потусторонней принадлежности. Тот, сокрушаясь о своем вынужденном самозванстве, тем не менее по отсутствию иного места для ночевки принимал эту простецкую дань веры и благочестия. Впрочем, жаркий сумбур в голове и ломота под лопаткой уже клонили старика на бок, когда в добавленье ко всему женщина стала стелить ему коечку сына, который во углубление своего отступничества от великой доктрины даже не пытался разъяснить матери ее заблужденье.
– Я сам, пусти, я сам... – за руки хватаясь, вполсилы отбивался о.Матвей. – Половичком прикрыли бы меня в уголку, мне и хватит!
Несколько суток затем продолжалось бредовое бегство в том же, что и наяву, направленье. Настигающие голоса гнали его по сумеречной равнине без неба и дорог, пока не проваливался в спасительную яму забытья. В передышках просветленья неизменно заставал вблизи свою милосердную самаритянку. Светясь изнутри, поила ниспосланного ей постояльца обжигающим отваром малины с какой-то райской травкой пополам. Лишь одержимость подвига да ожиданье наставленьица помогали ей держаться на ногах.