Пирамида
Шрифт:
Одетый в изодранную, пропотевшую одежду, Гил чувствовал себя, словно крестьянин перед особой королевской крови. Он ощущал в этом человеке жесткость, до которой самому ему было слишком далеко.
— Я... я принес то, о чем мы говорили.
Антиквар еле заметно кивнул:
— Тогда осталось только обсудить цену.
Медленно опустившись в кресло, Гил обнаружил, что примостился на самом краешке и не может откинуться на спинку. Неожиданно ему больше всего захотелось поскорее закончить сделку, какой бы ни оказалась цена, покинуть
— Покажи мне находку, — сказал антиквар и осторожно покачал бокалом.
Лед зазвенел, привлекая внимание Гила.
— Да, конечно.
Он проглотил сухой комок в горле, извлек из-за пазухи зубчатую чашу и положил на стол. На фоне золотой оправы ярко сверкнули изумруды и рубины. Глядя на драгоценного дракона, обвившегося вокруг чаши, Гил набрался смелости.
— И... и это еще не все, — добавил он. — С людьми и нужными инструментами к концу недели я мог бы достать в сто раз больше.
Не обращая внимания на его слова, «испанец» поставил бокал на стол, потянулся к кубку инков и принялся внимательно его разглядывать.
Гил стиснул руки от нетерпения. Пока антиквар изучал работу мастера, Гил не отрывал взгляда от вмятины на краю сосуда. Он боялся, что из-за этого дефекта цена резко упадет. Этот человек требовал, чтобы артефакты доставлялись только в хорошем состоянии.
Когда антиквар наконец опустил чашу обратно на стол, Гил решился взглянуть ему в глаза, но увидел в них только злобу.
— Эта вмятина... она... она уже была там, — пролепетал Гил.
«Испанец» молча встал и подошел к небольшому бару за спиной Гила. Было слышно, как он добавляет в бокал еще льда.
Гил не смел обернуться. Он пристально смотрел на свое сокровище.
— Если она вам не нужна, я... я не настаиваю.
Не оглядываясь, он догадался, что к нему наклонились. Волоски на его затылке зашевелились, тронутые инстинктом пещерных предков. Гил ощутил на своем ухе дыхание антиквара.
— Всего лишь обычное золото. Безделушка.
Слишком поздно почувствовав опасность, он потянулся к ножу на поясе. Но пальцы нащупали только пустые ножны.
Прежде чем он успел что-либо сделать, его голову резко рванули назад за волосы. Гил увидел в руке антиквара собственный нож и даже не успел удивиться, как это получилось. Одно движение — и кинжал распорол горло от уха до уха. Затем Гила отшвырнули вперед, и он упал на пол, заливая его кровью.
Перекатываясь на спину и захлебываясь собственной кровью, Гил увидел, что его убийца возвращается к бару за оставленным бокалом.
— П-прошу... — с бульканьем выдавил Гил, умоляюще поднимая руку, когда перед ним стал меркнуть свет.
Хозяин номера не обратил на него внимания.
С глазами, полными слез, Гил снова повернулся к
Осушив бокал, мужчина взглянул на неподвижное тело. На фоне белого пола лужа крови казалась почти черной. Он не почувствовал удовлетворения от убийства. Просто чилиец выполнил то, что от него требовалось, и стал скорее угрозой, чем помощником.
Убийца со вздохом пересек комнату, стараясь не запачкать кровью начищенные до блеска ботинки, и взял со стола сокровище инков. Подбросил его в руке, прикидывая, сколько ему дадут, после того как из чаши вытащат драгоценные камни и переплавят ее в брусок. Черноволосый и его люди надеялись найти кое-что другое, но годилось и это. Судя по рассказу Гила о подземном склепе, оставалась надежда на более крупную добычу. Отступив к кровати, «испанец» поднял кожаный мешочек и, спрятав в него чашу, осмотрел комнату. К ночи ее нужно было освободить.
С мешочком в руке мужчина вышел из номера в духоту узкого коридорчика и лестниц. Лоб быстро покрылся капельками пота, но он даже не потрудился их вытереть, так как вырос в этих влажных высокогорьях и привык к жаре.
Человек в черном был полукровкой — наполовину испанцем, наполовину местным индейцем. Несмотря на эту печать бесчестия, ему удалось пробить себе дорогу наверх и завоевать уважение других.
Миновав вестибюль отеля, мужчина вышел прямо под лучи полуденного солнца. Блестящие ступеньки ослепляли. Заслонив глаза рукой, он чуть не налетел у подножия лестницы на индианку с ребенком.
Одетая в груботканое платье и шаль женщина испугалась, и мужчина принялся извиняться. Но она упала перед ним на колени, ухватила за ногу и подняла к нему ребенка, завернутого в яркое одеяло из шерсти альпаки. Женщина о чем-то умоляла на местном языке кечуа.
Милостиво улыбнувшись и кивнув в ответ, человек положил мешочек на нижнюю ступеньку, потянулся к шее и достал из-под одежды серебряное нагрудное распятие. Оно четко выделялось на фоне черного одеяния. Мужчина поднял руку над головой ребенка, быстро благословил его, поцеловал в лобик и, забрав мешочек, по деревенской улице продолжил путь к церкви, держа курс на шпиль.
Маленькая индианка крикнула вслед:
— Gracias! Спасибо, отец Отера!
В темноте разрушенного храма время тянулось бесконечно. Мэгги казалось, что прошло несколько дней, но, если верить ее часам, еще не кончилось утро. Студенты находились в плену меньше чем полдня.
Мэгги наблюдала за своими друзьями, стоя чуть поодаль от них, в главном коридоре, со скрещенными на груди руками. Сэм с винтовкой на плече остановился возле груды камней, прижав к губам рацию. С самого рассвета техасец периодически выходил на связь с Филиппом, пытаясь помочь аспиранту в оценке разрушений.